Нуртоле и зимнее солнцестояние

 

 

глава из Книги второй «Мифологии предказахов» С. Кондыбая

в переводе З. Наурзбаевой

Нуртоле, также как Коркут и Камбар, – один из немногих связанных по своей природе с музыкой персонажей древних казахских легенд. Считаю своим долгом  рассмотреть хотя бы один аспект мифологической природы этой ранее неизвестной мне легендарной личности[1]. Некоторые исследователи (Е. Кокеев) считают Нуртоле восточноказахстанским вариантом общетюркского образа Коркута. Соглашаясь с этим выводом, не могу не отметить сложную природу этого образа.


Нуртоле – легендарный (мифический) музыкант-кюйши. Легенду о нем Таласбек Асемкулов записал из уст аксакалов Чубартауского р-на Семипалатинской области. Легенда о Нуртоле (Нұртөле, Нұртөлі) гласит:


«Когда-то, очень давно змеиный народ напал на людей. Их напор был страшен, особенно ужасен был царь змей с парой золотых рогов, который охватывал кольцом одну юрту за другой и никого не выпускал из них.  От раскаленного дыхания царя змей тела людей буквально плавились, в мгновение ока превращаясь в скелет. Оказавшиеся на грани уничтожения люди воззвали о помощи к Тенгри. И тогда с неба на землю опустился луч света, по которому спустился мальчик Нуртоле, сидевший задом наперед на двугорбом верблюде. С затянутого тучами неба к нему протянулась рука, в которой была домбра (кобыз). Направившись на верблюде к Великому Северному Синему (Черному) морю, Нуртоле начал исполнять кюй. Околдованные его музыкой змеи во главе со своим царем двинулись вслед за ним. Продолжая играть, Нуртоле увел змей  на дно моря, где они превратились в морских животных.


Нуртоле и сейчас, на дне моря  продолжает играть на своей домбре (кобызе), поэтому море беспрерывно волнуется и шумит. Кюй Нуртоле не должен умолкать ни на мгновенье».


Легенда о Нуртоле хранит отголоски древнего инициатического ритуала. В соответствии с записанным Т. Асемкуловым от чубартауских (семипалатинских) хранителей древней традиции представлением: а) в прежние времена закончившего музыкальное образование молодого домбриста (кобызиста) посвящали в музыканты (это – один из видов инициации) именем легендарного (мифического) Нуртоле, б) ритуал инициациатического посвящения в воины у предказахов («жылан қайыс» – «змеиная кожа»)[i] также связывался с этим именем и проводился в определенное время зимой. В легенде наряду с инициатическим смыслом сохранились отголоски: а) небесно-календарного мифа, б) обряда поминовения предков. Мы хотим высказать свои суждения по поводу легенды, характера и времени проведения связанного с легендой ритуала, идеи ритуала, а также по поводу имени Нуртоле. Коротко изложим их здесь…


Время проведения ритуала – 21-22 декабря. День поминовения усопших. Как мы уже говорили выше, в момент зимнего солнцестояния (ночь 21-22 декабря) открывается «небесная» (точнее, связывающая два мира – этот и иной) дверь (врата, дыра), духи (аруахи, аруахи воинов-предков) по образовавшемуся мосту приходят из потустороннего мира («мира мертвых» или «мира предков») в этот  мир, чтобы навестить своих живых родичей. В эти дни главная обязанность, долг живых – достойно встретить «духов умерших предков» и проводить их обратно. Такова же и идея поминовения покойных (культ предков). Связанные с этим обрядовые действия включают, в частности:


жертвоприношение (убой скота, проведение поминального пира).

проведение соревнований (стрельба из лука, скачки, джигитовка («теңге алу» – поднимание на полном скаку монеты, лежащей в специально вырытой ямке глубиной по локоть. – Пер.), борьба, музыкальные и ораторские поединки).

«Сценарий» включает и другие элементы, пока же мы ограничимся этими двумя. Вернемся к описанию обряда «поминовения умерших» в день зимнего солнцестояния у центральноамериканских инков: «В последний день угощения предков… вновь произведенные в воины разговлялись для того, чтобы попировать с предками. Мумифицированные останки инкских царей и «все уаки» приносились из разных святынь на главную площадь. Эти уаки были родословными уаками всех племен империи. Это должно было напоминать, что они представляли тотемов-первопредков, созданных Виракочей, и поэтому считалось, что на церемонии присутствуют родословные всех жителей Анд. Затем жрецы предлагали возлияние и блюда этим мумиям и уакам предков. Согласно Кобо, «смысл выставления тел усопших был в том, чтобы их потомки могли выпить с ними, как будто они были живыми, и особенно в этом случае, так как шло посвящение в воины, они желали просить предков сделать их такими же храбрыми и предприимчивыми, какими были они сами»[2]. Как видите, в указанном американском обряде присутствуют: а) идея совместного пиршества живых с «усопшими предками», б) ритуал посвящения в воины. Первое, пусть и в несколько другом виде, можно обнаружить в казахских обрядах, второе же – ритуал посвящения в воины – присутствует в описанном Т. Асемкуловым обряде «жылан қайыс». Таким образом, у индейцев Анд, как и у предказахов эти  два действия совершаются в рамках одного обрядового комплекса.


Разумеется, в тексте легенды о Нуртоле нет конкретного указания на проведение поминок и состязаний, мы имеем в виду лишь имеющий отношение к этим ритуальным действиям общий контекст. Взамен в названной легенде ясно выражена идея музыкального «угощения» (каз. «садақа беру» – дать милостыню, пожертвовать, а также устройство пиршества, угощение гостей с духовно-религиозной целью, смысл которого в пожертвовании, поминовении. – Пер.), точнее говоря, исполнения музыки  для аруахов с целью благорасположить, умилостивить их.


В соответствии с простой логикой, необходимо  воспеть (исполнять посвященные деяниям усопших предков сказания, сказки, инструментальные пьесы «кюи» и др.) и угощать духов предков, на краткое время пришедших в этот мир повидаться с потомками. Ведь аруах – это амбивалентное существо, которое может творить и добро, и зло. Если живые потомки не угостят духов умерших предков, не устроят в их честь пиршество со славословием, то умершие (духи, аруахи) могут причинить вред живым. Это касается не только духов умерших предков, но и единственного творца – Великого духа – Великого предка (праматери) в образе дракона (змеи или птицы): а) в указанное время (21 декабря, ночьзимнего солнцестояния) Великий предок (праматерь) также приходит в этот мир, б) его (ее) приход подтверждают метеорологические изменения, в) его (ее) также необходимо умилостивить, не то он (она) может жестоко отомстить живым.


Итак, в приведенной легенде о Нуртоле:


«Страна людей» – это «Мир живых».


«Страна (народ) змей» – «Мир мертвых, мир духов».


Если напавшие на людей змеи в тексте легенды – это духи умерших предков, то царь змей – это Великий дух. Нашествие змей представляет приход в мир живых «духов умерших предков» и духа-творца – Великого Предка (Праматери) через врата, открывшиеся в момент декабрьского солнцестояния. Легенда, представляющая отголосок древнего мифа,  лишь изображает  гнев змей (духов мертвых) и царя змей (Великого Предка (Праматери)) в случае, если их условие окажется невыполненным. Выражение «тела людей плавятся, остаются лишь скелеты»[3] означает превращение в мертвых, в духов. Условие, о котором мы говорим, – это долг потомков почитать усопших предков, возносить им хвалу (сказание, сказка, кюй), ублажать их (вспомните казахскую пословицу «өлі риза болмай, тірі байымас» – «не ублажив мертвого – не разбогатеть живому»). Когда это условие не выполняется, мир переворачивается, равновесие (гармония) нарушается, умершие поколения начинают вредить живым.  Иначе говоря, наступает конец света или, в терминах германской мифологии – Рагнарок – «сумерки богов». Появление исполняющего кюй Нуртоле – это выполнение условия мертвых, восстановление вселенской гармонии, возвращение змей (духов) и царя змей (Духа-творца – Урана) в их мир, в дыру, из которой они появились (как говорят казахи, «жылы-жылы сөйлесең, жылан інінен шығады» – «говори от сердца, и змея выйдет из норы»).  Привязка инициатических ритуалов к моменту солнцестояния определяется именно такими представлениями (воинские понятия «Ант», «Ұран», «призывание Урана» также связаны с потусторонним миром, Духом-творцом, духами умерших предков).


Магия слова и музыки. Эффективность ритуального действия в легенде основана на магии слова и звука. Существуют этнографические материалы об этой разновидности магии. Приводя их, можно показать, что все этнографические обряды, имеющие отдельное значение, восходят к единому архетипическому обряду и обрядовой идее «ублажения, умиротворения духа-творца».


Если мы, например, обратимся к мифологическим представлениям тюрков Саяно-Алтая, то перед выходом на охоту охотники рассказывали сказку или брали с собой на охоту сказочника (в роли которого выступал шаман или сказитель). Обязанность сказочника – рассказывать сказки, магией слова побуждая зверей приблизиться. Мифологический Хозяин зверей (у сибирских тюрков – Хозяин тайги, гор) наряду со сказками любит послушать звуки кобыза. Во время сказывания сказки или игры на кобызе он приходит в облике человека (чаще всего девушки, молодой женщины). Главный лейтмотив этого магического действия  таков: «когда Хозяин зверей увлечен волшебством искусства, его звери остаются без присмотра и становятся легкой добычей для охотников».


Несмотря на то, что в мифологическом представлении отдельно рассматривается попадание под власть звука самих зверей или их Хозяина, фактически речь идет о привлечении внимания, ублажении, умиротворении древних духов природы, духов предков, а также духа-творца. «…Сакральный характер призванного пробудить человека к восприятию духовной реальности традиционного искусства вообще и творчества жырау, в частности. С точки зрения современной психологии исполнение эпического произведения вводит человека в измененное состояние сознания (ИСС), близкое к экстазу, а также усиливает и модифицирует энергетические потоки. Эпическое сказительство, как показывает Е.Турсунов, представляло элемент военной магии. Его цель – привлечь и умилостивить духов предков» (З. Наурзбаева [ii]). Таким же характером обладает сакральное слово и сакральный звук, нацеленные на  привлечение Хозяина зверей.


Дух-творец, о котором мы говорили, в контексте предказахского мифа предстает змеем / драконом (Праматерь-змея, Предок-змей), т.е. и  за мифологическим образом Хозяина зверей скрывается этот первоначальный мифологический образ. Например, тувинские тюрки сказывание сказки, исполнение музыки адресуют прежде всего мировому змея Орану-Телегею. Оран-телегей любит слушать сказки, но не любит, когда их не заканчивают (М. Дюйсенов). В сформировавшихся позднее представлениях  тувинцев (завершенная мифология) Оран-Телегей является «хозяином зверей, тайги», однако первоначально этот персонаж был связан с образом мирового змея. Он представляет типологическую параллель оурубороса – мирового змея, кольцом охватившего мира и кусающего себя за хвост, а также саха-якутского Юрюнг-айы-тойона, индоиранского Варуны.


В этом контексте неслучайно в качестве животных, зачарованных музыкой Нуртоле, показаны змеи, в первую очередь, «охватывающий кольцом дом» царь змей. Этот царь змей, несмотря на негативный характер в легенде о Нуртоле, является самим Ораном-Телегеем (Юрюнг / Үрүң). «От раскаленного дыхания царя змей тела людей буквально плавились, в мгновение ока превращаясь в скелет». Это событие  следует интерпретировать не столько как сказочно-демонологическое, устрашающее, сколько как инициацию, древнее мифологическое представление о «путешествии в страну предков, предстоянии перед Духом-творцом (в облике аруаха, белеющего скелета) для получения неких сакральных качеств».


Буря, вихрь и другое. Обратимся к цитированной статье З. Наурзбаевой: «Считалось, что настоящее исполнение эпоса вызывает духов  воинов, чьи деяния в нем воспеваются. В ХХ в. ученые-фольклористы и кинодокументалисты неоднократно сталкивались с фактами, когда например при исполнении казахского эпоса “Едиге” или киргизского “Манаса” погода резко менялась, поднималась буря, раскачивавшая и приподнимавшая большую тяжелую юрту со всем ее убранством. Напомним, что во всех традициях понятие “дух” этимологически связано с понятиями “воздух”, “дыхание”, “ветер”(«үр», «үрлеу», «үру» – «дуть», «үрік», «үрей» («Үрей» – в совр. каз. языке «панический ужас, страх». Автор в главе «Второе слово – Урей» Книги третьей реконструирует первоначальные значения слова: 1. одна из душ живого человека. 2. дух умершего предка в облике змеи, дракона. – Пер.), а также понятие «тын» («Тын» – одна из душ человека,  однокоренные слова имеют значение «дыхание, отдых, покой». См., например, главу «Тын и суне: одна основная душа и восемь ее проявлений»  в Книге первой. – Пер.) – С.К.)». По сведениям Т. Асемкулова, у казахов было принято проводить ритуалы инициации – посвящения в воины (“Жылан қайыс”) и в домбристы (благословение именем Нуртоле) в буранный день (ночь). О шторме, буране упоминается и в тексте легенды. Посвящение в домбристы именем Нуртоле проводилось зимой, в морозную и буранную ночь, потому что, согласно традиционным представлениям, шторм, буран поднимается, когда змеи пытаются освободиться от магической власти музыки, и Нуртоле играет еще сильнее.


Таким образом,  аруахи (духи воинов) прибывают, чтобы послушать рассказ (в форме эпоса, сказки, кюя или… танца) о своих прижизненных подвигах, что вызывает смерч, буран, снег, дождь. Эти погодные явления подтверждают прибытие субъекта (духа), которому посвящено славословие. «Любовь к сказке» Орана-Телегея объясняется таким же образом. Нуртоле также исполняет кюй не для изгнания змей, наоборот, он призывает Духа-творца в образе змея, посвящает ему кюй (Кюй этот называется «Жылан ерткен» – «Уводящий, ведущий  за собой змей». – Пер.), умиротворяет  и очаровывает его.


Хочется напомнить о существовании у предказахов  следующих устойчивых представлений. Во-первых, дух (аруах) показывается человеку в облике змея (или дракона), отголоском этого представления являются современные примеры появления змеи (двух змей) перед паломниками, ночующими на могилах святых. Во-вторых, приход духа (аруаха) из потустороннего мира в этот всегда сопровождается изменением погоды, точнее, непогодой. Не обращаясь к многочисленным сказочным примерам, мы ограничимся несколькими фрагментами из эпосов и авторских произведений прошлого века.


Оғыланды – Бекет шалдың аруағы

Үстінде бұлыт болып құрыстаған.

(Қалнияз Шопықұлы. «Елге сәлем»)

Огыланды – над которым дух старца Бекета

Обложил небо тучами.

(Калнияз Шопыкулы. «Приветствие народу»


Жауатын бұлттай түнеріп

Жылдан жылға келеді

Әруағы өрмелеп

(Қалнияз Шопықұлы. «Балуаннияз»)

Нависая как готовая пролиться туча,

Из года в год поднимается,

Ползет его аруах.

(Калнияз Шопыкулы. «Балуаннияз»)


… Адай деген ел едік

Аруағы бұлттай торлаған

(Закария Сағындықұлы)

Были мы народом адай,

Аруахи которого подобны тучам, закрывшим небо…

(Закария Сагындыкулы)


Из этих поэтических строк следует, что и поэты 19 века представляли аруахов в виде туч, «нависающих над землей», «готовых пролиться дождем», «закрывающих небо».


Почему обрядовые действия, подобные посвящению в домбристы или в воины, проводились в буранный день (ночь)?  Или, если поставить вопрос шире, почему сказывание сказок, эпосов, исполнение музыки происходило в зимний сезон? По имеющимся в нашем распоряжении сведениям, южносибирские тюркские народы рассказывали сказки лишь зимой, вечером и ночью (если рассказывать сказку днем, можно лишиться зрения, лето – время  появления детенышей у зверей, в этот период Хозяин зверей должен присматривать за животными, его нельзя отвлекать сказками). Более того,  для сказывания сказки надо было устраивать специально пир (этот «пир» правильнее воспринимать как  обрядовое действие). Посвящение в домбристы или в воины (ритуал инициации) проводилось в буранную ночь, т.е. в определенную ночь зимнего сезона.


Имя Нуртоле. Какая информация содержится в самом имени Нуртоле (Нұртөлі, Нұртөле)? Ерик Кокеев объясняет это имя как «дитя Света, Солнца» («нұр» – «свет, тепло» или «Солнце», «төл» – «дитя, потомство»). Эта этимология представляется небезосновательной и вполне приемлемой. Однако эта этимология передает лишь последнее значение, сформировавшееся во времена не столь отдаленные, в то время как миф и имя Нуртоле являются очень сложными и древними. Поэтому значение «дитя Солнца» можно рассматривать как самый последний, поверхностный уровень древнего мифа. Для того, чтобы понять древнейшую природу этого мифологического образа, нам предстоит по отдельности рассмотреть имя Нуртоле, мотив околдовывания змеи музыкой,  связь музыки и змеи со стихией воды, проблему бурана и др.


Имя Нуртоле необходимо попытаться рассмотреть как связанное с водой понятие,  т.к. в общемировой, в частности, в тюркской мифологической традиции персонаж, связанный с музыкой, персонифицирующий музыку, обязательно сопричастен стихие воды (например, считающиеся «покровителями» музыки финно-карельский Вяйнемяйнен, русский Садко, осетино-нартский Сырдон (Шыртан), туркменские и казахские Коркут и Камбар, Ашык Айдын)[iii]. Возвращаясь к тексту легенды, Нуртоле на дне моря продолжает играть на домбре (кобызе), и от его музыки на море начинается сильное волнение, шторм.


Первоначальный корень имени «Нұртөле» – «нұр». Словообразовательный компонент «төле» не является единым, «-т» здесь – древний универсальный формант (суффикс, предложное окончание, окончание множественного числа и др.), значение компонента «өле» можно объяснить по-разному, устоявшейся точки зрения по этому вопросу не существует.


Предположительно, праформа (гиперборейский вариант) корня «нұр» – «Н(г)ур», «Н(к)ур» или «Н(һ)ур». В процессе развития языка звук «г» (к, һ) выпадает, слово начинает произноситься в форме «нур», а также вследствие замещения «нг» > «й» в форме «йур», «гур», «джур». Вообще говоря, существует множество вариантов изменения этого корня, образовавшихся от него слов, подробное рассмотрение их займет слишком много места. Поэтому мы предпочли изложить коротко лишь некоторые, необходимые аспекты.


От этого слова произошло множество слов, понятий, таких как общетюркское «үңгір» (пещера), «үйрек» (утка), «жүрек» (сердце), «жер» (земля), шумерское «энгурра» (одно из названий подземного океана пресных вод), монг. «нор» или «нур» («озеро», «море», например, Убсу-нор, Сайрам-нор, Кукунор и др.), рус. «нора», «нырять», «нырок», греч. «Нерей» (имя бога моря), в результате присоединения форманта «-т» – общетюркское «йурт» (юрт, жұрт), герман. «норд» (север), «Нертус» (имя матери-земли),  «Йорд» (мать-земля, англ. «Earth» – «Земля»), германо-исланд. мифолог. «Ньорд» (имя бога моря) и др. Разнообразными оказались и значения слов, восходящих к одному корню.


Ортодоксальные исследователи «индоевропейской» мифологии, исходя из многочисленности понятий с корнем *Ner- / *Nor- в мифологическом словаре так называемых «индоевропейских» языков, объявили этот корень «индоевропейской праформой» и не стали углубляться дальше. Мы же в процессе более глубокого анализа корня установили, что его значение может быть объяснено только в соответствии с закономерностями тюркского  языка. Иначе говоря, это слово является прототюркским. Поэтому, имя и образ Нуртоле, несмотря на сходство с некоторыми «индоевропейскими» понятиями, по своему происхождению  является предказахским.


Нурт – универсальная субстанция, одновременно она представляет первоначальное состояние, зародыш мира вообще, воды, земли, жизни, света и тепла, звука и слова. Несмотря на некоторое отличие современного значения персидского слова «нұр», оно восходит к рассматриваемой праформе. В соответствии с современной научной терминологией, оно может быть названо геномом. В этом контексте сошествие Нуртоле с небес и спасение им человечества представляет активизацию и выполнение в соответствии с кодом программы защиты, имунной реакции, программы на самоочищение тела и души мирового организма, изначально заложенной творящей субстанцией.


В соответствии с ортодоксальной мифологией, Нуртоле,  исполняющий музыку на дне морском, поднимающий волнение на море, представляет прямую параллель с богом моря Ньордом  исландской (германо-скандинавской) мифологии. Стоит отметить, что слово «норд» со значением «север» в германских языках происходит от тюркского «үңгір» (точнее, «үңгірде» («в пещере») < «нгурд»). Пещера (дверь, ворота, дыра) соответствует моменту зимнего солнцестояния, в свою очередь, соответствующему северному направлению. Не случайно, море, в которое Нуртоле увлек змей, называется в легенде «Северным Синим (Черным) морем». В контексте этого уточнения можно с уверенностью утверждать, что Ньорд и Нуртоле представляют – и в плане имени, и в плане природы – схожие, единые по происхождению образы. Древние германцы из прототюркского мифа сохранили лишь производное значение, связанное с северным направлением, а остальное забыли.


Астральное олицетворение. В типологическом плане легенда о Нуртоле сопоставима с западноевропейской легендой о Крысолове-флейтисте. «Полчища крыс заполнили город,  создав угрозу для самой жизни горожан. На помощь горожанам, которые перепробовали все возможные способы избавиться от грызунов, пришел флейтист. Он сказал, что избавит город от крыс за определенное вознаграждение. Когда он заиграл на своей флейте, крысы, завороженные звуками музыки, двинулись вслед за музыкантом. Он же, не переставая играть, вышел на берег, сел в лодку  и отчалил от берега. Подчиняясь зову музыки, крысы бросились в воду и утонули. Так город был спасен благодаря волшебной флейте». Эта легенда стала основой для многих сказок, в том числе она использована Сельмой Лагерлеф в сказочной эпопее о Нильсе. Квазиисторический вариант легенды привязывается к одному из средневековых германских городов (Хамельн. – Пер.): не получив от горожан обещанного вознаграждения, Крысолов с помощью музыки увел из города всех детей[4].


Итак, действия Флейтиста в этой европейской легенде аналогичны действиям Нуртоле, а крысы соответствуют змеям. Флейтиста называют Крысоловом, в таком случае домбриста Нуртоле можно было бы назвать Змееловом.


На звездной карте северного неба есть созвездие Змееносца. Это созвездие, расположенное между созвездиями Стрельца и Скорпиона, входило в древности в зодиакальный круг, однако со временем зодиак из 13 созвездий был замещен зодиаком из 12 созвездий, а созвездие Змееносца было включено в созвездие Скорпиона[5]. В «небесной топографии»  это созвездие расположено на северном «побережье» и в «акватории» Млечного пути – Небесной реки. Слева от него расположено еще одно созвездие, вклинивающееся в Небесную реку, – созвездие Змеи[iv].


Предположительно, что Змееносец и Нуртоле (а также Коркут) некогда представляли олицетворение зодиакального созвездия.



[1] Я выражаю свою благодарность алматинским исследователям Т. Асемкулову и З. Наурзбаевой, познакомившим меня с краткой легендой о Нуртоле. (В культурологическом альманахе «Рух-Мирас» (№ 1 (4), 2005) была опубликована подборка материалов «Четыре интерпретации одного мифа», где эту легенду независимо  друг от друга интерпретируют Е.Кокеев, С. Кондыбай, А. Кажгалиулы Малаев и З. Наурзбаева (см. www. nlrk.kz)).


[2] Салливан У. Тайны инков. С. 74.


[3] С другой стороны, очистившиеся от плоти скелеты можно сопоставить с мумифицированными останками умерших царей в инкском обряде.


[4] К этому же ряду можно отнести Коркута, кобызовый кюй которого заворожил сорок девушек и заставил их отправиться туда, откуда слышалась музыка (Коркут находился на реке). В этой легенде девушки заняли место змей и крыс.


[5] Солнце ежегодно перемещается по эклиптике, пересекая 13 созвездий. Но исходя из практических нужд, астрономы сочли целосообразным разделить путь Солнца не на 13, а на 12 частей, объединяя созвездия Скорпиона и Змеелова в единое под общим названием Скорпион (Цыбульский В.В. Календари и хронология стран мира. М.: Просвещение. 1982. С. 27.



[i] На русском языке статья Т. Асемкулова «Мифологическое описание ритуала «змеиная кожа» была опубликована в «Вестнике КазАТиСо» (№ 1, 2002). Анализу этого ритуала также посвящена статья З. Наурзбаевой «Воинский инициатический ритуал кочевников «жылан қайыс» («Рух-Мирас», № 3(3), 2004). С. Кондыбай ознакомился с рукописным вариантом статьи на казахском языке. Говоря о связи этого ритуала с именем Нуртоле автор, вероятно, имеет в виду то, что посвящение в воины осуществляет царь змей Бапы-хан, одаряющий посвященного доспехами и оружием.


[ii] Автор цитирует статью «Реальность духа. Казахская традиция в романе М. Магауина «Я» («Рух-Мирас», № 1 (1), 2004).


[iii] Исследователи древнегреческой, древнеиндийской и кельтской традиций говорят о комплексе мифов о “божественном ребенке” – рожденном изначальными стихиями воды (океана) и камня, о его волшебной музыке, “музыке из-под волн”.


[iv] Созвездие Змеи «… занимает два отдельных участка неба. Можно даже подумать, что на небе близко друг от друга есть два созвездия змеи. На самом деле это одно созвездие, разделенное созвездием Змееносца. На древних звездных картах изображен человек, держащий в руках змею. На современных картах это древнее созвездие разделено на два – Змееносца и Змею… Эти весьма древние созвездия, по-видимому, не связаны с каким-либо мифом и изображают лишь то, о чем говорят их названия (Зигель Ф. Сокровища звездного неба: Путеводитель по созвездиям и Луне. М.: Наука. 1987. С. 8, 150). А. Кажгалиулы Малаев  интерпретирует один из петроглифов хребта Каратау как изображение сюжета легенды о Нуртоле: верблюд со спутанными передними ногами, сидящий между двух его горбов маленький человечек с воздетыми к небу руками, множество змей, людей с поднятыми руками и зигзагообразная полоса, довлеющая над верблюдом, повторяющая линию его горбов и истолкованная исследователем двояко: 1: волны великих вод, море; 2. тело гигантского змея – царя змеиного войска (См.: Кажгалиулы А. Органон орнамента. Алматы, 2003. С. 346).