Культурологический комментарий для изучающих текст героического эпоса «Қобланды батыр» в рамках проекта «Кобланды» — наизусть»

Зира Наурзбаева

 

Ролик пилотного проекта «Кобланды — наизусть» см. на Youtube

Полный вариант комментариев см. на специальном  сайте проекта «Кобыланды — наизусть» Kieli7su.kz В данный момент сайт находится в стадии разработки
Предисловие

О сакральности искусства вообще и эпоса в частности в традиционной культуре казахов. Об адресате эпоса.

Высокий статус искусства и его носителей в казахской культуре – общеизвестный факт. В качестве причины можно назвать несколько факторов:

1.    Мифологическое представление о возникновении мира из звука.

2.    Наше традиционное искусство по большей части создавалось и сохранялось сказителями-жырау и сал-сери – членами элитарных воинских союзов.

3.    Искусство (точнее то, что мы сейчас воспринимаем как искусство – музыкальное, словесное, прикладное и т.д.) являлось медиатором, посредником между мирами – обычным, земным, человеческим миром и миром иным – загробным миром, миром предков и даже Всевышним, Творцом.
Мир был создан из звука – наши предки утверждали это, как и большинство восточных культур. Л.Халтаева в своей кандидатской диссертации по искусствоведению “Генезис и эволюция тюркско-монгольской музыки в связи с космогоническими представлениями” (библиотека АГК им. Курмангазы) показала развитие всего богатства музыкальных форм тюркско-монгольских народов из одного изначального звука.

Индийские мудрецы учат, что основой всего является звук, и потому высшее бытие они называют “сабда-брахма”, “Бог есть звук”. Этот звук невозможно услышать обычным слухом. Но “то, что Мухаммед слышал в пещере Гар-е Хира, когда он глубоко погрузился в свой божественный идеал, был именно Саут-е Сармад, звук абстрактного плана. Коран упоминает этот звук в словах “Будь! И все стало”. Моисей слышал этот самый звук на горе Синай, когда общался с Богом; и то же слово было слышно Христу в пустыне, когда он был принят в лоно своего Небесного Отца. Шива слышал Анахад Нада во время своего самадхи в пещере в Гималаях. Флейта Кришны символизирует тот же звук. Этот звук есть источник всего откровения для Мастеров, которым он открывается изнутри; именно поэтому они знают и учат одной и той же истине”. Этот звук, как пишет индийский суфий-музыкант Инайат Хан, наиболее приближенно на физическом плане можно передать как придыхание “Ху”, в исламском мистицизме являющееся символом  Духа. Казахи кюй называли “Тәңiрдiң күбiрi”– «шепот Тенгри» (Т.Асемкулов) и поклонялись музыкантам, способным слышать Тенгри. Свое переживание абсолютного бытия – звука  традиционные музыканты выразили во всем богатстве форм, мелодий, ритмов, тонов и их модификаций. Кажущиеся нам теперь экзотическими техническими ухищрениями приемы, выработаннные в ходе многотысячелетнего развития тюркско-монгольской музыки  — будь-то бурдон, горловое пение, фальцет и пр. – призваны дать хоть какое-то представление слушателю о невоспринимаемом физическим слухом абсолютном звуке, приобщить его к переживанию высшего бытия. А.Маргулан писал, что слово “күй” является фонетической трансформацией слова “көк” – небо. Слова “күй”, “күбiр” передают звук-придыхание ”Ху”, о котором пишет Инайят Хан.

Коркут  — абсолютный  звук, божественная музыка. Он является архетипом, учителем и покровителем казахских традиционных музыкантов. В фольклоре это представление сохранилось в легендах о создании Коркутом кобыза, о его божественной музыке, останавливающей время, завораживающей людей и животных, и саму Смерть.
Искусство воинов. Сал-сери. В казахском языке сейчас «серілік» употребляется  как синоним «жігітшілік», т.е. любовных похождений. Русскоязычные культурологи часто ставят знак равенства между сал-сери и артистической богемой. Однако корни этого явления уходят в глубь тысячелетий. В науке они исследовались выдающимся фольклористом Едиге Турсуновым, который возводит это явление к  ритуальным мужским союзам первобытного общества (напомню, что его исследование относится к 70-ым годам прошлого века и было признано даже советской академической наукой). В художественной литературе это явление было описано в романе М. Магауина «Кокбалак». Одна из основных тем моего исследования «Миф казахской культуры» – реконструкция инициатических ритуалов сал-сери.

Итак, сал-сери – воины по своей природе и по происхождению, т.е. военная аристократия. Воинский путь имеет два главных архетипа – Любовь и Смерть (Эрос и Танатос, по Фрейду). Поскольку сал-сери были «смертниками», первыми вступали в битву, то в мирное время народ их баловал.

Особенность казахских сал-сери, возможно, связанная с нашей музыкальностью, в том, что профессиональные воины сами были поэтами и музыкантами. Т.е., например, в Европе трубадур лишь воспевал подвиги рыцарей и красоту их дам (кстати, институт трубадуров сформировался под влиянием мусульманской цивилизации, это факт, признанный европейской наукой), то у нас это было единое явление. Не только жырау – носители эпоса, такие как Казтуган (15 век), Доспамбет (16 век), Актамберды (17-18 века), – но и песенники-лирики, инструменталисты были великолепными воинами.

Наше искусство, как объясняет Т. Асемкулов – это по преимуществу искусство воинской касты. Оно возникает не из ритмизирующих возгласов трудового коллектива (да и труд скотовода индивидуален), как считается в нашей науке. Оно возникает из экзистенциальных переживаний воинов, увидевших Смерть в лицо и потому знающих цену Жизни, Любви, Красоты. Существует, конечно, обрядовый фольклор, музыка, выражающая космогонические мотивы. Но этот фольклор развивается, живет собственной жизнью.
Искусство как посредник между мирами. Происхождение эпоса. Кюй, как было сказано выше, – это шепот Тенгри. А что такое героическое сказание, эпос? Историк Арнольд Тойнби высказал мысль, что эпос – это рассказ о своих приключениях вернувшихся из похода воинов. Он сравнил его с рассказами путешественников о своих странствиях, моряков о плавании.  Возможно, он прав относительно природы эпоса в европейской культуре (кстати, Г.Н. Потанин считал жанр и основное содержание европейских эпосов результатом заимствования у тюрко-монгол), однако происхождение эпоса у тюрков совершенно другое.

Как показал Е. Турсунов:

1.    развитие эпоса связано с возникновением и сложением культа аруахов (антропоморфных духов предков).

2.    эпос развивается из хвалебных од-мактау, обращенных к духам погибших славных воинов или военных предводителей. Эти оды-мактау обычно исполнялись на тризне по умершему, чтобы умилостивить его дух, и перед битвой, чтобы аруах воина оказал покровительство во время сражения тем, кто помянул его, чтобы он сражался на их стороне.

3.    создателями первых эпосов были военные прорицатели, сочетавшие в своей практике обрядность культа аруахов (ритуалы военной магии) и элементы шаманской обрядности. Традиционно эти военные прорицатели высказали свои прорицания в стихотворной форме, поэтому и эпос изначально имел стихотворную форму.
Разумеется, эпос проходит сложный путь развития. «Механизм устной поэтической импровизации предполагает использование готовых формальных моделей из уже существующей поэтической традиции» (Е. Турсунов). Поэтому в эпосе в той или иной форме присутствуют:

1.     древняя мифология, в т.ч. мифы о происхождении космоса (космогония), человека (антропогония).

2.     архаические сказки.

3.     шаманские повествования о приключениях шамана в верхнем и нижнем мирах с целью посвящения в шаманы,  спасения похищенной души больного человека, прорицания будущего, о битвах шамана во главе войска дружественных духов с враждебными духами и пр.

4.     напластования исторических событий разных эпох. По мере отдаления в хронологическом отношении исторического периода, описываемого в эпосе, создаются условия для широкой героико-эпической идеализации.

Несмотря на  такую идеализацию, происхождение эпоса и его направленность «потустороннему адресату» обусловливают:

1.     отношение к эпосу как священному тексту со всеми вытекающими последствиями (требования физической, ритуальной и нравственной чистоты исполнителя).

2.     требование придерживаться истины (текста, полученного по цепи ученической преемственности). Вплоть до 20 в. считалось, что дух воина, чьи деяния описываются в эпосе, приходит послушать его исполнение, может наказать за искажение истины  или плохое исполнение. «Истина» подразумевала упоминание об ошибках и промахах героя, требование не преувеличивать его подвиги, а также

3.     безусловное уважение к врагу, в т.ч. побежденному. Тюркский эпос уникален в описании – почти восхвалении – достоинств и подвигов врага. Возможно, это требование воинской этики. Победа над достойным противником возвышает героя.

В традиционной культуре война – это не просто борьба за прагматические интересы, «продолжение политики другими средствами», а ритуальное действо (игра, по Й. Хейзинге) или Путь, цель которого – духовный рост. В героическом этосе казахов существовал императив: «Вырасти себя достойного врага, чтобы он убил тебя на взлете» (Т. Асемкулов). Предполагалось, что эта неиспользованная энергия взлета поможет подняться еще выше в следующей жизни. Историк и этнограф Н. Базылхан упоминает, что на казахском доспехе, прикрывающем грудь, в области сердца специально делалось углубление, доспех здесь был очень тонок, т.к. «Не останется неисполненных желаний (арманы жок) у воина, встретившего врага, способного убить ударом прямо в сердце» (О воинской этике у казахов см. «Книгу воинского духа» С. Кондыбая и статьи К. Ахметжана). При изучении эпоса «Кобланды» мы встретим примеры, когда у воина нарочно в наиболее уязвимой точке ослаблены доспехи (не достает колец в кольчуге и т.д.).
Эпос «Кобланды», который мы изучаем, прошел долгий  – быть может, многотысячелетний – путь развития. Он «является наиболее распространенным в народе, многовариантным и одним из самых крупных (сохранились образцы, насчитывающие более десяти тысяч строк)»  – писала О. Нурмагамбетова, изучившая и сопоставившая более сорока вариантов эпоса, зафиксированных в 19-первой половине 20 вв. Исследователи выделяют  древнетюркский, ногайско-кипчакский (8-9 вв.), золотоордынский пласты и др. Дискуссии на эту тему вряд ли будут завершены, поэтому мы сосредоточимся на культурологической интерпретации эпоса.

Следует иметь в виду, что изучаемый нами вариант – один из наиболее поздних (компилированный вариант). Наряду с его высокими литературными качествами  бросается в глаза его – уникальная для эпоса – обращенность к психологическим коллизиям. Мифологические и ритуальные аспекты присутствуют в этом варианте лишь на рудиментарном уровне, поэтому мы будем восстанавливать некоторые из них, обращаясь к другим вариантам эпоса.

Поскольку  этот комментарий не является академическим научным текстом, мы не придерживаемся строгих правил цитирования. На нас наибольшее влияние оказали исследования  фольклориста Едиге Турсунова, мифолога Серикбола Кондыбая (1968-2004), а также писателя и музыканта Таласбека Асемкулова.  Желающие расширить свой кругозор могут также обратиться к книгам Ж. Каракузовой и М. Хасанова «Космос казахской культуры», Н. Шахановой «Мир традиционной культуры казахов», «Органон орнамента» Алибека Кажгалиулы и др.
Урок 1. Рождение Кобланды (строки 1-45).
Имя Қобланды (варианты: Қаблан, Қоблан) происходит от слова  «қабылан» – леопард. В тексте он также постоянно называется  «арыстан» (42) – лев, что однозначно указывает на его солнечное (солярное) происхождение. Он – солярный герой, пестрота леопардовой шкуры – это пегость (пятнистость) Солнца в мифологии.
Леопард является тотемом-предком Кобланды, так же как волк (бөрі) – тотемом Алпамыса. В казахских эпосах такое происхождение героя выражается в мотиве «жерік болу». «Жерік» – это пищевые пристрастия беременной женщины, «перебирающей» разные виды еды, интуитивно ищущей то, что может удовлетворить потребность ребенка во чреве.  Обязанностью мужа беременной является удовлетворить это пристрастие, даже если речь идет о запретной в обычной жизни еде – например, мясе дракона (змеи) или дикого вепря. Мать будущего батыра обычно хочет сердце льва или леопарда, печень волка и т.д. как бы в соответствии с индийской пословицей «Ты есть то, что ты ешь». Идея о тотемном происхождении батыра более четко выражается в вариантах эпоса «Алпамыс», где не только самого батыра называют «бөрі» (древний вариант слова «волк»); но и его отца зовут Байбөрі (Главный, старший, древний волк), сына Жадигера называют волчонком (бөлтірік), постоянно упоминается «волчья природа-происхождение» батыра (бөрі зат) и «волчий образ его действий» (бөрілік қылу). Идея причащения к тотему через его поедание в  архаических культурах выражается в ритуале жертвоприношения и коллективного поедания тотемного животного, и сохраняется на метафорическом уровне позднее (в христианстве во время причастия христиане пьют красное вино, символизирующее кровь Христа, и едят хлеб – «плоть Христа»).

Имя отца Кобланды – Тоқтарбай (3) – также значимо. Имена со словами «Тоқтар» (остановится, в смысле «будет жить»), «Тұрсын» (пусть живет), «Тұрар» (будет жить-стоять) восходят к представлению о магии имен, они обычно давались новрожденным в семьях, где дети часто умирали. Таким образом, не только Кобланды – единственный поздний сын, но и его отец, скорее всего, единственный продолжатель рода.
Аналық (37, букв. «материнство) – наиболее распространенное имя матери главного героя в эпосах. Скорее всего, оно замещает табуированное имя Великой Матери. В тюркской истории  была должность «аталық» – учитель, наставник наследника трона или регент.

Қарлығаш (44, от «қара ала кұш» – черно-пегая птица, т.е.е ласточка) – наиболее часто встречающееся в эпосах имя младшей сестры (қарындас 45) главного героя.  В казахской мифологии  сохранились лишь отголоски древнего культа ласточки (сказка о ласточке, спасшей людей от дракона, о ласточке, принесшей на крыльях каплю воды для умирающего от жажды человека (отсюда выражение «қарлығаш қанатымен су сепкендей» – «как ласточка, кропящая воду крыльями» о стремлении бескорыстно внести свой, пусть малый, вклад в важное дело). Казахи говорят, «қыз – тілекші», т.е. «девочка, девушка желает добра, молится за своих родных, в т.ч. старшего брата». «Қарындас» – букв. «единоутробный (-ая)» во многих тюркских языках означает кровного родственника вообще. Вероятно, в древней мифологии роль младшей сестры была более значительна. Бездетные супруги в эпосе молятся о единственном ребенке, в ответ же им дается сразу сын и дочь. На уровне метафизики здесь речь идет о возникновении двух противоположных, дуальных сил из единого начала (материнской утробы). Их противоположность выражена через оппозицию – старшее и младшее, мужское и женское.
Көздікөл (8) – «озеро, круглое как глаз» или, вероятнее, «озеро с бьющим со дна ключом».  Одновременное значение «глаз» и «родник, ключ» присуще многим языкам (ср. арабское «айн»). Родник и водоем – непременный атрибут Мирового древа в центре мира во многих традициях. Это – индикатор горизонтальной модели мира с акцентирование его центра. Все традиционные народы имели представление о том, что они живут в центре, в сердце мира. Например, в древнетюркских памятниках письменности соседние с тюрками народы называются «народами, живущими по четырем углам света», центр же занимают сами тюрки.
Қарааспан (14) – реальный ороним в Южном Казахстане. «Қара» – в казахском языке означает не только черный цвет, но и «старший, главный, большой, первоначальный». Египтяне свою страну в древности называли Кеми – Черная земля, Шумеры, египтяне, китайцы и др. народы, как и казахи, называли себя «имеющими черные глаза», «черными головами» («қара көздер», «қара бас»), что выражает не только реальный факт, но и идею древности, старшинства. В эзотерических традициях существует представление о «изначальном свете» , «свете до света», «непроявленном свете», который называют «черным», в отличие от обычного «белого света» (сияния, излучения). Зима и ночь в традиционном мировоззрении – это время существования в свернутом состоянии, непроявленности, период, когда Солнце совершает свое странствие в подземном мире с запада на восток. Казахские слова «қыс» – зима (ср. «қысу» – сдавливать) и «жаз» – лето,  «жайлау» – летовка, летнее пастбище («жазу» – писать, а также расправлять, расстилать, «жайылу» – пастись, распространяться, расстилаться). Невысокие горы и предгорья – это удобное место для зимовок в реальном кочевом быту, однако, памятуя о скрытом присутствии в эпосе космогонических мотивов, два топонима могут быть интерпретированы в метафизическом аспекте: зимовка Қараспан – непроявленное существование (до начала времен), летовка Көздікол – проявленное существование, традиционная горизонтальная модель мира с водоемом у корней Мирового дерева.
Әліп таңба (19) – знак, тамга кипчаков в виде  первой буквы арабского алфавита Алип в форме вертикальной черты. Тамга кипчаков – две черты  – два шеста – два ножа (отсюда вариант этимологии «екі пышақ» (два ножа) – «кіпшақ») – два дерева. Мировое древо по сути представляет пару деревьев – мужское и женское. Оно также является Древом жизни, подательницей жизни.У многих народов, в частности, у сибирскию тюрков, есть миф о рождении от дерева. Этот миф имеет варианты, например, дерево поит материнским молоком будущего героя. В кипчакской генеалогической легенде мальчик – будущий прародитель кипчаков – рождается в дупле дерева или между двух сросшихся верхушками деревьев. Это – Древо жизни также связывается в мифологии с Млечным путем. Дупло в дереве – это развилка Млечного пути, остров посреди небесной реки.

Полный вариант комментариев см. на специальном  сайте проекта «Кобыланды — наизусть» Kieli7su.kz В данный момент сайт находится в стадии разработки

Читайте также статью Зиры Наурзбаевой «Мифологические мотивы в Байганинском варианте эпоса «Кобланды».

Статья Т. Асемкулова «Казахский эпос: человеческий дух в поисках изначально смысла» интерпретирует три главных казахских эпоса в архетипическом, психологическом плане

Статья С. Кондыбая «Три жизни Кобланды» на казахском языке выдвигает новую версию формирования эпоса.

2009