Зира Наурзбаева
Кстати, у меня есть незаконченное высшее юридическое образование. Учебу начала классе в третьем. По инициативе Ильмиры.
Ильмира – наша кудаша, сестренка жены моего троюродного брата. На самом деле там все, конечно, сложнее. Эта ветка родового дерева идет от приемного сына нашего двоюродного деда. Да к тому же брат быстро развелся. Но на наших отношениях с Ильмирой это никак не отразилось. Приезжая из городка Темир в Западном Казахстане сдавать сессию в универе, она останавливалась у нас по-прежнему. Правда, в отличие от родственников-казахов, она у нас проводила первые день-два, отмечая свой приезд, а потом уходила жить на съемную квартиру. Мама несколько раз говорила ей, что она никак нас не стесняет, но Ильмира стояла на своем.
В этом была деликатность, а может еще и желание попробовать студенческой вольной жизни. Нет, ни в какие загулы Ильмира не уходила. Жила очень скромно, обычно снимала с однокурсницами комнату в квартире и день-деньской зубрила всякие кодексы. Я это знала хорошо, потому что Ильмира почему-то тяготилась заниматься одна и забирала меня к себе на квартиру, где вручала мне очередной уголовно-процессуальный кодекс. Лежа на койках (соседок почему-то днем никогда дома не была), мы читали каждый свое. Иногда она отдавала мне свой томик и просила «погонять» по нему. Потом мы опять погружались в молчаливое чтение. Обедали по-студенчески: вместо скатерти газетка, кильки в томате , черный чай, хлеб. Ильмира учила меня вскрывать консервы простым ножом, учила разжевывать, а не выплевывать рыбьи косточки. Видимо, в этом для нее была какая-то поэзия. Потом мы опять «ложились читать», а к вечеру Ильмира отводила меня домой.
Задним числом понимаю, что мое день-деньское пребывание у Ильмиры было знаком высокого доверия моей мамы к кудаша. У нас всегда было много родственниц-студенток, все они тянулись к нашей семье, обязательно приходили к нам по воскресеньям, помогали по дому. Ильмира почему-то всегда бралась за генуборку подъезда. Выносила ведро с горячей водой и крепко драила стены подъезда тряпкой. Из ведра валил пар, руки были красными, мама звала Ильмиру за стол, но та не сдавалась, пока не проходила весь этаж.
Так вот, все студентки-родственницы с симпатией относились к нам-детям, тем более, что в их абитуриентские времена мы с ними «занимались»: чаще всего готовили к вступительным диктантам по русскому языку (математикой с ними занимался отец). Для выпускниц казахских школ это было нелегко. Одна учившаяся заочно в политехе сестра по специальным предметам успевала нормально, но философия, история КПСС и пр. для нее были камнем преткновения. Она их просто не понимала. По ее просьбе я читала ей учебники и потом пересказывала своими словами главу за главой. При всем этом никогда я не бывала в общежитиях у родственниц. Теперь понимаю, это был молчаливый запрет мамы, считавшей, что девочка не должна шататься без дела.
А с Ильмирой меня всегда отпускали. А может мама считала, что какие-то юридические знания мне не помешают? Не знаю, догадывалась ли мама о том, в каких домах я бываю? Насмотрелась я на хозяев, сдававших тогда студенткам комнаты с подселением. Квартир таких было мало, бездомных казахов много, милиция всегда была на стороне владельцев квартир, и хозяева творили произвол до тех пор, пока в 90-х не появились казахские рэкетиры. Об алматинском «сиротском угле» на казахском языке есть проза и даже песни, а вот на русском – вряд ли. Хозяйка – одинокая старуха со скверным характером и замашками клептомана – это легкий случай. Чаще попадались алкоголики или семьи с ненормальным взрослым сыном.
Ильмира легко относилась к таким ситуациям. Она была рослой, крепкой, громогласной хохотушкой. Тогда она мне казалась очень взрослой, теперь думаю, что было ей 23-28 в те годы. Иногда за чаем с карамельками она доставала привезенные из дома 2-3 фотографии. Занесенный снегом домик в Темире, младший братишка со своей собакой или рядом с поленницей дров. «Сейчас он в армии, я сама дрова рублю», – комментировала она. Ильмира работала бухгалтером, но у ней было обветренное смуглое лицо, широкие руки с мозолями. Кроме младшего брата и мамы были 2-3 старшие сестры, все замужние, жившие отдельно с выводками детей.
Ильмира закончила учебу и уже не приезжала так часто. Присылала поздравительные открытки к праздникам, письма, какие-то подарочки. Моей младшей сестре подарила вырезанную из дерева настольную скульптурную композицию по русской сказке. По новой специальности работы она не нашла. Одна из старших сестер после очередных родов не смогла оправиться от депрессии, муж сбежал к себе на Кавказ, Ильмира оформила опекунство над маленькими племянниками. Прочитав эту новость, мама вздохнула: «Годы-то уходят, с четырьмя детьми кто замуж возьмет».
«Снегопад, снегопад, не мети мне на косы… Снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето ее торопить не спеши…» Эту песню Ильмира часто напевала.
Я уже сама заканчивала университет, когда Ильмира появилась в Алматы. Она приехала готовиться к свадьбе! Белое платье и фату ей шили в Актюбинске. Но белых кружевных перчаток она там не нашла. Мы с ней прочесали весь город в поисках перчаток. От центровских магазинов «Сауле» и «Салтанат» до микровского «Айдоса». Нигде не было перчаток на ее руки, привычные к топору и лопате…