Зира НАУРЗБАЕВА
У нас в Казахстане присутствуют – помимо различных национальных валют – следующие виды оборотных средств: рубашки, коробки конфет, чапаны, коробки чая (о блоках сигарет и алкогольных напитках умалчиваем, т.к. это международное явление). Как нам казалось, предпочтительный вид валюты времен нашего детства – отрезы тканей – уходит в прошлое, но как показывают результаты соц.опроса, это не совсем так.
Знакомая с детства для алматинцев первого-второго поколения картинка: семья собирается в отпуск к родственникам в аул. Собственные пожитки занимают скромную сумку, а вот пара-тройка объемистых чемоданов набивается отрезами тканей на платья, мужскими рубашками, упаковками индийского (на крайний случай 36-ого) чая и сигарет Казахстанские, накопленными в течение года планомерными стояниями в очередях всей семьей. Мама с бабушкой каждый день совещаются, решая, кому следует вручить тот или иной отрез. Проблема осложняется еще и тем, что следует точно припомнить, какие из отрезов поступили в семью от родственников по линии отца, а какие – по линии мамы. Мангистауские отрезы следует направить в Уральск, а уральские – в Актау (то бишь Шевченко). Ошибки в этом вопросе чреваты осложнением родственных отношений.
Внутри города, когда речь идет об обычных посиделках, чаще всего ротировались коробки конфет: принесенные гостями конфеты обычно отправлялись в следующий дом, а на стол ставились весовые в фантиках. Это явление актуально, по крайней мере, среди казахов до сих пор. Среди этой оборотной валюты бывают свои чемпионы, нам как-то принесли огромную коробку конфет, срок годности которых прошел три года назад (впрочем, это был подарок поэта, имевшего три коммерческих киоска, так что, вполне возможно, нам достался экземпляр из витрины).
В более важных случаях в дело вступают пресловутые чапаны. Один из поэтов сказал несколько лет назад: в Алматы обращаются около двухсот чапанов. Сам он прервал природный оборот половины этих чапанов, сдав в магазин по сходной цене сотню из них после своего юбилея. Чапаны бывают разные, иногда на обложке глянцевого журнала с огорчением видишь, что президенту дружественной страны группа наших деятелей культуры и литературы вручила самый, что ни на есть завалящий чапан, да еще и не постеснялась сняться рядом с новым обладателем на память.
Обмен подарками во время сватовства, свадьбы и других приятных церемоний, также как и раздача вещей покойного во время поминок – предмет специальных этнографических исследований. В этой сфере старые обычаи претерпевают изменения, а новые появляются буквально каждый год, так что наши этнографы (культурные антропологи) без работы не останутся. Например, могу предложить такой интереснейший объект для исследования, как тойбастар – подарки, которые устроители свадьбы раздают (ставят на столики) гостям в конце церемонии, как бы передавая им эстафету радости. Пару лет назад с удивлением обнаружила, что в стандартный набор народного тойбастара помимо умопостигаемых алкоголя, конфет, тюбетеек входят колода игральных карт, веер и т.п. предметы с непонятной в данном контексте символикой. А если исследование будет проведено с дифференциацией по регионам, социальному статусу, материальному уровню, то получится поистине бестселлер.
Казахские ханы после избрания «проглатывали свой народ»?
Если серьезно, то пресловутые чапаны и отрезы, рубашки и конфеты – это рудименты так называемой экономики дара или дарения. Этот феномен традиционных обществ и формы его функционирования в современных обществах исследуются антропологами с 19 века.
Этнографические исследования хозяйства архаических обществ, своеобразный итог которых содержится в знаменитом «Очерке о даре» М. Мосса, показали, что архаическая экономика принципиально отличается от современной. Ее суть состоит не в стремлении к эквивалентному обмену, бережливости и накоплению богатств, а, наоборот, в стремлении к расточительству, щедрости. Особенно подробно французский исследователь рассмотрел обычай потлача – устроения праздника с раздачей подарков приглашенным гостям – у северо-западных индейцев и подобные обычаи других народов.
По мнению Мосса, в основании этого обычая лежит экономика дара, обусловленная обязанностями давать, получать и возмещать, и ставящая своей целью не накопление, а жертвование и расточение ради завязывания межклановых и межплеменных связей. «Масштаб, распространенность, важность этих явлений позволяют нам полностью представить себе порядок, который типичен, вероятно, для очень значительной части человечества в течение весьма длительной переходной фазы, который сохраняется еще и у других народов, помимо тех, что мы сейчас описали. Они позволяют нам понять, что этот принцип обмена-дара, вероятно, присущ обществам, которые вышли из стадии «совокупной, тотальной поставки» (от клана к клану и от семьи к семье), но еще не пришли к чисто индивидуальному договору, к рынку, где обращаются деньги, к продаже в собственном смысле и особенно — к понятию цены, определяемой во взвешиваемой и пробируемой монете» (М.Мосс).
В своей крайней форме обычай потлача представляет своего рода соперничество, войну между родами и кланами за авторитет, место в иерархии, но не с помощью оружия, а с помощью имущества племени. Когда какой-нибудь видный представитель племени выстраивал «длинный дом» или проводил церемонию, связанную со свадьбой, похоронами или другим столь же важным событием, он приглашал всех родственников и друзей, а также недругов, конкурентов и недоброжелателей, чтобы поразить их своим гостеприимством и продемонстрировать свои возможности. Это «тотальные поставки агонистического типа», суть которых заключается в обмене между племенами и кланами, сопровождающемся ожесточенным соперничеством в расточительстве и потому — уничтожением богатств.
Взаимные дары осуществляются добровольно, хотя на самом деле они строго обязательны, уклонение от них грозит войной. Отбрасывая нюансы, получивший приглашение на праздник обязан принять приглашение и принять подарки под угрозой потери лица, чести (следовательно, имени, души), а затем через какое-то время устроить свой потлач и раздавать свое имущество, превзойти соперника в щедрости.
Обязанность приглашать совершенно очевидна, когда она выполняется кланами по отношению к кланам или племенами по отношению к племенам. Но кроме того надо приглашать всех, кто может и очень хочет прийти или приходит на праздник, на потлач. Забвение этого имеет пагубные последствия. Один важный миф цимшиан показывает, в каком состоянии духа зародилась существенная тема европейского фольклора: тема злой феи, которую забыли пригласить на крестины и на свадьбу. Отсюда постоянно повторяющийся рассказ (свойственный также и нашему европейскому и азиатскому фольклору) об опасности, коренящейся в неприглашении сироты, обездоленного, случайно появившегося бедняка (у казахов нежданный гость называется «Божьим гостем»).
Кроме этого состязания чести в потлаче выраженно присутствует элемент жертвоприношения, т.к. часть имущества просто уничтожается, сжигается или выбрасывается в море и это уничтожаемое имущество посвящается предкам. Это называется «убивать имущество» (Подобные представления существовали и в античности, например, в латыни слову hostis (чужеземец; враг) соответствует hospes (чужеземец, гость); при этом «жертвенное животное, жертва» в латыни — hostia; Ср. гостия в христианском богослужении).
Необходимо отметить, предметом дарообмена являются не только материальные богатства и вещи. Прежде всего это знаки внимания, пиры, ритуалы, военные услуги, женщины, дети и благопожелания (тексты и ритуал их произнесения).
В нашей стране первым тему экономики дара (дарения и получения в дар) затронул философ-постмодернист Бекет Нуржанов в работе «Город и степь», до того Н. Масанов в докторской диссертации рассматривал социально-сегментирующую функцию у кочевников-скотоводов (ошибочно, на наш взгляд, объясняя ее чисто производственной необходимостью, невозможностью концентрации скота, см. об этом мой развернутый комментарий «О чем вещает голова профессора…» к его интервью).
Сравнительно недавно этнограф З. Сураганова защитила в Томске кандидатскую диссертацию по истории, в которой рассматриваются обычаи обмена подарками в казахском традиционном обществе и связанную с ними лексику. Мы не согласны с ее стремлением возвести всю тюркскую лексику к индоевропейским корням, однако ее этнографические выводы заслуживают внимания: «Индивид, однажды получив богатство, в соответствии с традиционными представлениями, обретал благосклонность Высших сил. И только его щедрость может способствовать новым Ниспосланиям свыше. Такое «притягивание» было связано с понятием құт. Раздача пищи на пирах, предметов, вещей на бесплатной основе приобретала характер жертвы, у казахов она называлась шүлен тарату, шүлен; а индивид, производящий раздачу, – шүленгір… У казахов существовали особые, юридические отношения, сущность которых сводилась к обязанности давать и праву получать подарки… Каждый торжественный повод сопровождался обязательными дарами. Обычное право закрепляло обменные отношения как данность. Дарообмен осуществлялся, в основном, между взрослыми мужчинами, имевшими свой надел… Как обладатель определенного состояния, он (взрослый мужчина – З.Н.) становится непосредственным участником социальных контактов. Часть собственности, за исключением необходимого минимума, добровольно отчуждается и становится объектом непрерывного обмена».
З. Сураганова подробно останавливается на тотемизме, лежащем в основе обычаев дарообмена. Впрочем, эту тему ритуального жертвоприношения и коллективного поедания тотемного животного в казахской культуре мы подробно рассматривали еще в 1995 г., опираясь на концепцию О. Фрейденберг («Мифоритуальные основания казахской культуры», Гл. 1).
Существует представление о том, что индивид делается «тяжелым» устроенными потлачами. О вожде говорится, что он «проглотил племена», которым он раздал свои богатства; его «тошнит от собственности» и т. д. У казахов после избрания хана весь его скот до последнего ягненка разбирался народом. Этот обычай «хан сарқыты» имеет множество аспектов, в том числе и причащение всего народа к небесной благодати, которую олицетворяет хан. Возможно также имело место и представление, подобное индейскому.
«Расточить избыточную энергию солнца»
Если вначале антропологами экономика дара рассматривалась как характерная для архаических обществ, то позднее многие их выводы были распространены на современное общество.
Например, философ Ж. Батай развил тему накопления и расточительства применительно к западному обществу и человечеству вообще. Изначальным источником нашей энергии (нашего богатства) служит излучение Солнца. Солнце, создающее жизнь на Земле, представляет собой в то же время серьезнейшую проблему для этой жизни, поскольку энергия, изливаемая им на живую материю, чрезмерна, избыточна. Настоящей экономической проблемой, заключает Батай, следует считать не нищету и недостаток, но богатство и избыток. Решение этой проблемы — демонстративное потребление, тотальные поставки агонистического типа, жертвоприношения, любые виды роскоши и излишества. Вся избыточная энергия, неспособная воплотиться в рост организма или группы, если не будет растрачена, приведет к «ожирению» или к взрыву, к застою или к гибели. Когда система не способна превратить избыток в рост, прибыль теряется, но если она не способна также и растратить избыток, наступает катастрофа, крах системы.
«Богатство предстает как приобретение в качестве власти, приобретенной человеком, но оно целиком предназначено для потери в том смысле, что эта власть характеризуется как власть терять. И только благодаря потере с богатством связана честь и слава» (Ж. Батай). Здесь Батай обращается к «Теории праздного класса» Т. Веблена. Первоначально, согласно Веблену, доблесть определялась как физическая храбрость, которая проявлялась на охоте или войне и которая позволяла принести добычу, захватить у врага трофеи, пленников и пленниц. С переходом к оседлости и собственности доблесть все больше соотносится с приобретением благ, и экономический успех начинает цениться сам по себе: на смену древним подвигам на охоте и войне приходят финансовые достижения, и тем не менее «жажда свершений и неприятие полезности остаются лежащим в основе экономическим мотивом». Чрезмерное расточительство празднества служит как бы доказательством доблести, которая должна находится у истоков богатства. «…Когда ресурсы израсходованы, остается приобретенный расточителем престиж. Для этой цели мотовство расточает напоказ, ради превосходства, которое оно таким образом обретает над другими» (Ж. Батай). Обретенное право на высокое положение в итоге основывает иерархию, или, точнее, сакральный порядок. Доблесть, богатство, расточительство — вот непременные составляющие дворянского статуса в Европе вплоть до победы буржуазии в XIX веке.
Эти темы расточительства избыточной энергии солнца (в наше время – нефти) с целью соперничества, обретения высокого положения слишком знакомы нам из жизни. Об их истоках в воинском этосе кочевников и о превращенных формах соперничества в нашем обществе мы уже говорили в работе «Культура кочевников и современный менталитет казахов». Мотив жертвоприношения также четко присутствует в современном казахском потлаче, т.к. очень часто наши тои – хотя бы на уровне повода – являются поминальными асами.
Итак, дарообмен имеет магико-мистический аспект, связанный с жертвоприношением предкам, он непосредственно влияет не только на честь, но и на «имя», «лицо», а значит душу участвующего в ритуале. «Обмен лодками между двумя духами приводит к тому, что с этих пор у них «только одно сердце»; «это было так, как если бы они обменялись именами» (М.Мосс).
Затем дарообмен является основой установления социальных связей, социума вообще. Не следует переоценивать роль антагонизма в потлаче, ведь в архаическом обществе любые отношения принимают форму агона – состязания двух сторон. Та же традиционная казахская свадьба представляет соперничество двух родов, выражающаяся через различные ритуалы, состязания борцов, музыкантов, акынов, при этом множественные разветвленные отношения сватовства құдалық гарантируют единство этноса.
«Словосочетание сый беру в казахском языке переводится как «давать подарок», «одаривать подарком». Казахский термин сый как нельзя лучше проясняет социальную природу дарения у казахов. Примечательно, что глагол сыю в переводе с казахского означает «влезть», «вместиться», «внедриться». Сый означает оказание особенного почтения, уважения, почестей, чествований, а также преподнесение в различных ситуациях и обстоятельствах подарков, предназначенной кому-либо доли…» (З. Сураганова).
В экономическом плане дары представляет форму обмена имущества, предшествующую рыночным отношениям. Более того, М.Мосс считает, что понятие «кредит» в потлаче столь же значимо, как и понятие «честь». У индейцев нет даже слов «продажа», «обмен», однако заменив термины «долг», «оплата», «погашение», «заем» терминами «сделанные подарки» и «ответные подарки», мы получаем достаточно точное представление о функционировании в потлаче понятия «кредит». Во всех своих предприятиях индеец полагается на помощь своих друзей. Он обещает заплатить им за эту помощь впоследствии. Если оказанная помощь заключается в ценных вещах, измеряемых индейцами в одеялах, он обещает вернуть стоимость займа с процентами. Индеец не располагает системой письменности, и поэтому, чтобы обеспечить гарантии соглашению, оно совершается публично. Получение в долг, с одной стороны, оплата долга, с другой — это потлач…
Индеец, приглашающий всех своих друзей и соседей на большой потлач, где на первый взгляд растрачиваются результаты труда многих лет, преследует две цели, которые мы не можем не признать разумными и достойными похвалы. Первая цель — оплатить свои долги. Это совершается публично, с большими церемониями и в манере нотариального акта. Другая цель состоит в таком размещении плодов своего труда, чтобы извлечь наибольшую выгоду как для себя, так и для своих детей. Те, кто получает подарки на этом празднике, получают их как займы, которые они используют в своих теперешних предприятиях, но по прошествии нескольких лет они должны вернуть их с выгодой для дарителя или его наследника. Стало быть, потлач в конечном счете рассматривается индейцами как способ обеспечить благосостояние своих детей в случае, если они оставят их сиротами в юном возрасте (М. Мосс). У казахов на этот счет есть пословица «Жақсы әкенің аты балаға қырық жыл азық» – букв. «Доброе имя отца кормит сына на сорок лет».
Развивая мысль, антрополог утверждает: «Именно из системы подарков, даваемых и получаемых через какой-то срок, выросли непосредственный обмен (через упрощение, сближение ранее разделенных сроков), покупка и продажа в рассрочку и за наличные, а также заем». Правда, он вносит небольшую поправку в свою концепцию возникновения денежного обращения и кредита: «Если угодно, можно назвать эти перемещения обменом или даже коммерцией, продажей, но это коммерция благородная, проникнутая этикетом и великодушием. Во всяком случае, когда она осуществляется в другом духе, с целью непосредственного получения прибыли, она становится объектом подчеркнутого презрения».
Завершая этот реферат по этнографии традиционных обществ, мы хотели бы перейти к двум насущным проблемам современного общества, которые, как кажется на первый взгляд, никак не связаны друг с другом. Но эксперт по финансам Б. Лиетар (докт. диссертация в Кембридже о нелинейном программировании в глобальном управлении валютными средствами ТНК в 1969 г., консультант Никсона при переходе от золотого стандарта к плавающему курсу, консультант правительства Перу по максимизации валютных доходов от горнодобывающей промышленности, разработка и внедрение ЭКЮ, соучредитель и президент одного из первых крупных оффшорных валютных торговых фондов Gaia II) увязал их вместе в своих книгах «Душа денег» и «Будущее денег».
Одиночество – необходимое следствие прогресса?
Первая из рассматриваемых проблем очевидна. Несмотря на все утешительные прогнозы и декларации относительно достигнутого дна кризиса, положительных тенденций и пр., по единодушному мнению представителей малого бизнеса в Казахстане 2010 год – гораздо труднее 2009, и света в конце туннеля они не видят.
Вторая проблема – распад социальных связей, разрыв родственных связей, происходящий во всем мире. Лидером в этом процессе, разумеется, являются развитые страны, но и остальные народы, причащающиеся к прогрессу, оказываются вовлечены в него. Нет смысла говорить, что и Казахстан, казахов эта участь не обошла стороной. Многие авторы либерального толка считают эту тенденцию распада родственных коллективов, фундаментального изменения семейной жизни не просто объективным, неизбежным, необратимым, но и позитивным явлением. Авторитетный психолог (Шабельников?) сравнивал его с таянием айсберга: кристаллическая решетка – иерархическая структура кровно-родственного коллектива – тает, высвобождая молекулы-индивиды для самостоятельного движения и развития.
Знакомая американка – политолог, специалист по СНГ – была поражена картинкой из нашей действительности: три-четыре старушки, сидя вплотную друг к другу на скамейке в парке, негромко разговаривали друг с другом. Во-первых, американку удивило такое отсутствие физической дистанции, во-вторых, сам факт заинтересованного общения. В Америке все большее количество людей своими проблемами делится только с личным психологом. Погружение в виртуальный мир для все большего количества людей заменяет недостаток человеческого общения. В связи с этим, согласно прогнозам, одной из наиболее востребованных профессий в этом веке будет профессия психолога, т.к. люди все больше утрачивают навык человеческих контактов. Получается так, что улучшение материального благосостояния всегда сопровождается ухудшением качества жизни, и этот процесс действительно неизбежен?
Упрощенно говоря, по мере развития современного общества место племени занимает расширенная семья, место расширенной семьи – двухпоколенная семья, вслед за этим – неполная семья, а далее на очереди – общество подавленных одиночек с тенденцией к депрессии и суициду. Например, по данным начала 90-х годов 50% американских детей живут в неполных семьях, за 30 лет в пять раз выросло количество детей, рожденных вне брака. За этот же период число подростков, живущих самостоятельно, утроилось, и это одна из главных причин подростковой смертности. На каждое удавшееся самоубийство приходится от 50 до 100 неудачных попыток (часть смертей в автокатастрофах, от передозировок лекарств и др. несчастных случаев представляют завуалированные формы самоубийства, т.к. в обществе сохраняется неприятие этого явления). С каждым годом растет количество детей и подростков, вынужденных принимать антидепрессанты.
Человек по своей природе – существо коллективное, он нуждается в многообразии социальных отношений. Казахские пословицы утверждают: «Адамның күні – адаммен» – «Жизнь человека возможна лишь рядом с другим человеком», «Жалғыздық Тәңірге ғана жарасады » – «Одиночество приличествует лишь Всевышнему».
Возникает вопрос: что в действительности является основой социума. Антропология утверждает, что сообщества возникают отнюдь не из-за близости проживания людей (жилые высотки в городах редко бывают примером дружного сообщества). Общий язык, религия, культура, даже кровь автоматически не способствуют созданию коллектива. Все эти факторы играют вторичную роль в процессе, но главным остается то, что сообщество основано на взаимном обмене подарками. В традиционных обществах такие ритуалы дарения относятся к важнейшим общественным делам. На островах Полинезии на одной свадьбе предусмотрено не меньше 24 различных видов обмена ритуальными дарами, занимающих несколько дней. Обычаю обмена бусами из яичной скорлупы между охотниками-собирателями в Кении, как установили археологи, не меньше 40 тыс. лет. Этот обмен помогал установить дружественные отношения, способствовавшие выживанию в непредсказуемой и опасной природной среде (казахское гостепримство также во многом обусловлено необходимостью выживания в огромном и суровом пространстве, а работала эта система настолько эффективно, что путешественники в 19 в. удивлялись возможности путешествовать по казахской степи на тысячи километров без денег и припасов).
Но обмен подарками характерен не только для архаических, но и для самых продвинутых современных сообществ. Бесплатный обмен информацией – принцип деятельности не только Интернета, но и научного мира. Бесплатно публикуя результаты своих исследований, ученый способствует развитию науки и увеличивает свой авторитет (его «имя тяжелеет»). Авторы учебников – торговцы знаниями, использующие общую собственность для своей личной выгоды, – не слишком-то приветствуются в этом мире. Коммерциализация исследований ДНК привела к тому, что ученые больше не хотят делиться своими результатами, в результате научное сообщество в этой сфере начало распадаться.
Эксперт в области финансов Бернар Лиетар считает, что общества создаются на основе экономики дарения и распадаются всякий раз, когда неравноценный денежный обмен подменяет обмен подарками. Развитие товарно-денежных отношений, рыночной экономики всегда подрывает противоположную ей по принципу экономику дара. Деньги – это средство обмена и накопления, количество которого всегда ограничено, они неизбежно ведут к развитию конкуренции между людьми, разрушая человеческие отношения.
Антропологи давно заметили: соприкасаясь с деньгами, архаические общины начинают быстро распадаться. Племена, заменившие обмен подарками внутри своего сообщества денежным обменом, исчезли всего лишь через одно поколение. Как говорят в Америке: «Если вы хотите, чтобы мама приготовила вам завтрак, идите в Макдональдс – там она его вам и подаст». В обществе, где приходится платить своему ребенку, чтобы он подстриг газон перед домом, распад атомарной семьи идет полным ходом.
В Японии эта закономерность осознается, и культура дарения подарков культивируется как общественная ценность. Обмен подарками как основной ритуал сопровождает почти все проявления японской культуры. Подарками постоянно обмениваются не только внутри семьи, но и с сотрудниками, уважаемыми людьми, старшими по возрасту, статусу и т.д. Моя подруга имела как-то неосторожность обработать разбитую коленку друга своего сына – японского мальчика, родители которого арендовали соседнюю квартиру. В результате она была вовлечена в бурный обмен поклонами и подарками, через день пекла баурсаки в ответ на бесконечные подношения произведений японской домашней кухни.
Можно сколько угодно говорить об особенностях японской культуры, но схема работает везде. Например, другая моя подруга была как-то поражена внезапным визитом соседки по лестничной площадке – одинокой нелюдимой двухметровой школьной учительницы физкультуры. Та, смущаясь и пытаясь растянуть губы в непривычной улыбке, объяснила, что принесла в подарок бабушке чайный сервиз. Оказалось, что мама подруги – девяностолетняя, чисто традиционная апашка – время от времени стучалась в дверь к соседке и вручала ей, как и другим соседям, кулек с горячими баурсаками, при этом она недостаточно владела русским языком и потому в особые объяснения не вдавалась. Первые ее подношения были приняты с большим подозрением, но где-то на седьмом соседка сломалась и явилась с ответным визитом.
Для меня эти два примера интересны, к сожалению, именно потому, что не они характеризуют общую тенденцию. Все мы являемся свидетелями процесса распада социальных связей. Те же родственные отношения, худо-бедно функционировавшие при социализме, распадаются с невиданной скоростью. Имущественное расслоение, культ денег, обнищание аула катализируют этот процесс. Аульчане чаще всего видят в городских родственниках богатеев, которых тем или иным способом следует раскулачить или хотя бы немного ощипать. У горожан включается естественная защитная реакция.
По турецкой пословице «Ақымақ елдің байрамы көп» («У глупого народа много праздников»), потлачей у казахов сейчас много как никогда, даже безработная семья в ауле считает своим долгом с размахом отметить двадцатилетний «юбилей» опять же безработного отпрыска. Но более всего наши тои напоминают «войну собственностей», при этом о необходимости пригласить самых обездоленных чаще всего забывают, да и благопожелания в качестве подарков больше не в чести. Появилось множество невозможных ранее явлений: столы на больших праздниках различаются по уровню угощения в зависимости от важности гостей, на детских «тусау кесу» гости кидают под ноги ребенку деньги, причем они выстраиваются в очередь, исходя из размера подарка (на не самом крутом празднике в провинции «цена» первого номера в такой очереди может дойти до 100 тыс. долларов). Понятно, что такие дары действительно «укрепляют связи между кланами» и «гарантируют безопасность в сообществе», но, скорее всего, первоначальный ритуал гостеприимства у казахов имел несколько другую направленность.
Деньги, провоцирующие конкуренцию, и деньги, стимулирующие сотрудничество
Бернар Лиетар задается вопросом: если деньги разрушают общество, то можно ли противостоять этому процессу, не впадая в луддизм? Анализируя природу денег в исторической перспективе, он показывает, что деньги, как мы их знаем, появились лишь во времена Возрождения и к началу 18 века обрели четыре ключевые особенности, которые теперь кажутся нам само собою разумеющимися. Эти особенности таковы:
1. наши деньги в массе своей привязаны к национальному государству;
2. наши деньги «пустые», т.е. созданы из ничего и не имеют никакого обеспечения реальными ценностями, например, драгоценными металлами;
3. наши деньги характеризуют долг банку (банки получили от государства право создавать деньги в качестве законного платежного средства взамен обязательства всегда предоставлять любые средства, которые могут потребоваться правительству);
4. наши деньги характеризуются выплатой процентов.
Если более подробно остановиться на одной из этих ключевых особенностей, то люди склонны полагать, что получение процентов изначально связано с операцией предоставления займов и кредитов. Однако на самом деле ростовщический процент большую часть истории запрещался религиями. Например, католическая церковь воевала против этого греха вплоть до 19 в., а затем этот вопрос стал замалчиваться, вероятно потому, что сама церковь стала крупнейшим кредитором. Лишь ислам продолжает неуклонно придерживаться догмата о недопустимости взимания процента на деньги.
Проценты на деньги оказывают на общество мощное влияние:
1. они косвенно стимулируют постоянную конкуренцию среди участников системы (необходимо вернуть свой долг с процентами, а общая денежная масса ограничена, следовательно, кто-то должен обанкротиться, чтобы другой расплатился за свой кредит);
2. они непрерывно подогревают потребность в бесконечном экономическом росте, даже когда фактический уровень жизни остается застойным;
3. они концентрируют богатство, заставляя огромное большинство платить в пользу меньшинства.
Б. Лиетар подробно анализирует эти тенденции, мы же лишь приводим его краткие выводы. «Фокус в том, что для функционирования системы банковского долга следует создавать деньги с дефицитом, а людей вовлекать в конкуренцию за новые деньги – которые никогда не были созданы! – и штрафовать их банкротством, если они не преуспеют». Так современная денежная система провоцирует участников экономики рыть ямы друг для друга, влияя на личную мораль участников и даже на общественную нравственность и культуру, разрушая прежние позитивные отношения былых родственников, друзей и соседей (в социалистическом детстве мы читали книги Бальзака и Диккенса, удивляясь жестокости взаимоотношений между людьми, но теперь и сами стали очевидцами ситуаций, которые как будто бы взяты из этих старинных романов).
При этом Б. Лиетар определенно заявляет, что не является сторонником конспирологических теорий и не считает возникновение данной системы результатом заговора. Более того, он указывает на позитивные следствия этой системы концентрации денежных средств, без которой невозможна была индустриализация.
Попутно Б. Лиетар рассматривает вопрос о том, что является естественным – конкуренция или сотрудничество. Не вовлекаясь в бесконечный спор об истинности теории Дарвина и о ее связи с социально-экономической обстановкой Англии 19 в., автор приводит мнения биологов о роли соразвития, симбиоза и гармоничного сосуществования в природе. Например, он приводит мнение биолога-эволюциониста Э. Сатурис о том, что преобладание конкурентной формы поведения характерно только для молодых систем, впервые явившихся в мир. Напротив, в зрелых системах, подобных старому лесу, соревнование за свет, например, сбалансировано интенсивным сотрудничеством среди видов. Виды, которые не учатся сотрудничать с другими, связанными с ними видами, неизменно исчезают.
Три побочных эффекта процентной системы – конкуренция, потребность в бесконечном росте и концентрация богатства – являются скрытыми двигателями индустриализации. Но сейчас индустриальный век умирает, информационная эпоха предполагает игру по новым правилам в соответствии с особенностями основного ресурса – информации. К тому же наряду с антропологическим кризисом индустриализация породила и экологический кризис.
По мнению Б. Лиетара, новые условия предлагают реальные возможности для постепенного исправления недостатков и несоответствий существующей системы без революций и насилия. Деньги – это эволюционная информационная система, образно говоря, они представляют социальную ДНК, определяющую развитие общества. Незаметные изменения в ДНК ведут к коренным изменениям в развитии организма и вида, так же и незначительные, на первый взгляд, изменения в денежной системе имеют потенциал, способный плавно, но глубоко изменить ценности и приоритеты современного постиндустриального общества.
Финансовый эксперт имеет в виду новые дополнительные валюты, работающие вместе с доминирующей национальной денежной системой, и смягчающие ее конкурентную направленность, поощряющие сотрудничество в обществе, развитие индивидуальных способностей, решение экологических и социальных проблем без дополнительного налогообложения и регулирования.
В чем особенность этих валют? Количество этих денег достаточно (но не излишне), и они поощряют не накопление, а быстрый оборот, т.к. вместо процента на них начисляется демеридж – плата за простой. Все вроде бы просто, но эффект, производимый такой валютой, превосходит все ожидания. Б. Лиетар приводит исторические примеры: один из периодов древнего Египта, раннее средневековье в Европе, когда в обращении ходили такие валюты, способствовавшие экономическому процветанию, изобилию в обществе (большинство великих храмов в Европе было построено именно в этот период). Он показывает, как такие валюты в самой разной форме стихийно возникают в капиталистических странах в эпоху кризисов.
Например, в догитлеровской Германии после гиперинфляции марки 20-х годов банковский и экономический кризис обесценил национальные валюты, тем не менее из страха перед будущим те, кто имел деньги, старались накопить их, ухудшая обвальную ситуацию. Если определенное количество ваших клиентов – безработные и банкроты, ваш бизнес терпит неудачу, еще больше увеличивая количество безработных. Эта снежная лавина в конце 20-х годов захлестнула весь мир. И тогда стихийно в разных регионах стали возникать местные дополнительные валюты, целью которых было обеспечить людей средством обмена, а значит дать им работу. Эти дополнительные валюты компенсировали дефицит национальной валюты и создавали стимул для исключения валютных накоплений, стимулировали обращение.
Один из примеров таков: д-р Хебекер – владелец шахты в маленьком немецком городке – объявил своим рабочим, что шахта на грани закрытия и есть два варианта: он выплачивает зарплату своими последними деньгами и банкротится, или же шахтеры принимают зарплату углем, который сами добыли. После активного обмена мнениям шахтеры пошли к пекарю и мяснику, которым были должны, и предложили им угольные квитанции в качестве оплаты за хлеб и сосиски. Мясник и пекарь пошли к своим поставщикам… Так родились Wara – «товарные деньги» – листки бумаги, полностью обеспеченные товарным углем и имевшие маленькую ежемесячную «плату за простой» в виде наклеиваемой марки. Эта плата гарантировала, что деньги не будут копить, и они будут циркулировать в пределах сообщества.
Эти «самодеятельные» деньги спасли не только шахту и городок, но и стали основой движения «Свободная экономика», более 2000 корпораций в Германии стали использовать их. По определению эти деньги не могли стать инфляционными, т.к. их стоимость была привязана к стоимости угля, но Центральному банку не понравился слишком успешный эксперимент, не нуждавшийся в его посреднической и регулирующей роли. Специальным декретом правительства Wara были объявлены незаконными, и люди вернулись к безработице. Лишенные возможности решить насущные проблемы, они радикализировались в своих настроениях. Не в последнюю очередь это позволило прийти к власти пламенному оратору – австрийскому иммигранту по имени Адольф Гитлер.
Местные валюты стихийно возникали в сотнях регионов по всему западному миру, и их деятельность жестко пресекалась центральными банками и правительствами, т.к. в них видели угрозу национальной валюте и центральной власти. Несмотря на это, такие системы возникали в разных регионах время от времени. По данным Б. Лиетара, более двухсот таких валют в настоящее время функционирует в Англии. Они также распространены в США и Франции, решая самые разные проблемы, например, безработицу и экономическую депрессию в определенной местности из-за ее удаленности (или чрезмерной близости) к крупным центрам. Они также возникают в продвинутых ТНК (например, полетные мили), при этом финансист проводит строгое различие между дополнительными валютами, помогающими осуществлять опосредованный обмен, и клирингом и бартером, масштабы которого в современном мире также растут огромными темпами. Баллы, начисляемые на Интернет-сайтах тем, кто предоставляет свои файлы для скачивания, и отнимаемые у тех, кто скачивает, – это также по существу дополнительная валюта.
Автор также подробно останавливается на проблеме изменения структуры безработицы в связи с новыми технологиями, компьютеризацией и роботизацией, когда потенциально ненужной может оказаться любая профессия, в т.ч. и самая высококвалифицированная (например, хирург). Однако эта тема для нас не столь актуальна, еще с советских времен мы «умеем» компьютеризировать любые процессы, при этом еще и раздувая штат.
Что дает дополнительная валюта для определенной местности? В первую очередь, это решение проблемы безработицы. Работы в мире хватит на всех, совсем другое дело – рабочие места. Проблема с работой всегда в том, чтобы найти кого-то, кто заплатит вам за нее, т.е. сделает оплачиваемой. Дефицит рабочих мест – это всего лишь дефицит денег. «Зачем нам нужен мир, в котором недостает денег? Почему бы не создать достаточное количество собственных денег в дополнение к недостающей национальной валюте, чтобы оплачивать больше рабочих мест?». Б. Лиетар на многочисленных примерах показывает, что такой простой способ работает в различных частях мира и при этом не создает инфляцию.
Отличие от государственных программ занятости, когда безработных привлекают к общественным работам, здесь кардинальное, т.к. это не разовые выплаты. Местная валюта остается в активном обращении в местном сообществе, мультиплицируя эффект, давая стимул к развитию мелкого и среднего бизнеса, ориентированного на местное сырье (дополнительной валютой трудно расплатиться за сырье, доставленное издалека) и местного потребителя.
Б. Лиетар подробно рассматривает разные варианты функционирования дополнительных валют в современном мире, достоинства и недостатки тех или иных реальных систем, возможности параллельного функционирования централизованной национальной и дополнительной валют, когда услугу или товар можно оплатить частично той или другой валютой. Не пытаясь пересказать всю книгу, остановлюсь на одном примере, как кажется актуальном и для нас.
Бразильский город Куритиба стал символом быстрого и устойчивого социального и экономического развития при сохранении экологии, эти факторы наряду с прекрасной архитектурой позволили ему стать туристическим центром. ООН признал город экологически образцовым, это единственный город в Бразилии, где уровень загрязнения сейчас ниже, чем в 50-ые годы. Здесь уровень преступности ниже, а уровень образования выше, чем в других городах страны. Количество зеленых насаждений на человека превышает идеальную норму ООН, четверть населения, имеющего авто, предпочитают для передвижения по городу оптимально организованный общественный транспорт. Здесь самая развитая в Бразилии система социальной поддержки, образовательная и просветительская программа.
Но начиналось все в 1971 году, когда архитектор Жайме Лернер стал мэром города, население которого за тридцать лет до того выросло почти в 10 раз и перевалило за миллион, при этом большинство населения, стекавшегося из депрессивной сельской местности, проживало в фавелас – убогих кварталах, где дома выстроены из картона и гнутого железа. Проходы между домами вряд ли можно было назвать улицами. По ним не могли проезжать мусоровозы, в результате скопления мусора в фавелас плодились грызуны и распространялись всевозможные заболевания. Денег, чтобы расчистить территорию и проложить улицы, не было. Команда нового мэра предложила иной выход: по границам фавелас были расставлены огромные мусорные контейнера, отдельно для стекла, биоотходов, пластика, бумаги и пр. Для не умеющих читать их еще и раскрасили в разные цвета. Тот, кто приносил мешок отсортированного мусора, получал талон на автобус, за пищевые отходы давали карточку на получение продуктов. Десятки тысяч детей вскоре вычистили всю округу, а их родители смогли добираться на работу в деловую часть города благодаря заработанным детьми автобусным билетам.
Бернар Лиетар рассматривает эти автобусные талоны и карточки на питание как дополнительную валюту, позволившую решить не только проблемы здравоохранения и вывоза мусора, но и транспорта и безработицы. Сегодня в этом проекте участвует 70% домов Куритибы. Это лишь один из примеров творческого комплексного подхода команды Жайме Лернера к решению проблем. В город продолжают стекаться мигранты из неблагополучных районов страны, но быстрое развитие города компенсирует возникающие проблемы, так что и теперь средний заработок жителя Куритибы в 3-5 раз превышает минимальный доход в стране. За жизнь одного поколения город третьего мира достиг уровня жизни высокоразвитых стран.
Это пример инициативы на муниципальном уровне, но Б. Лиетар приводит множество примеров, когда инициаторами введения новых средств обращения становится частное лицо, фирма, некоммерческие организации и пр. Как уже говорилось, для местного бизнеса, кроме оздоровления общей обстановки в местности, дополнительная валюта дает лояльную и платежеспособную клиентуру, имидж социально ответственного бизнеса, доступ к беспроцентному или низкопроцентному кредиту и др. льготам, обычно доступным лишь крупному бизнесу.
«Деньги построения общества»
Для сообщества же такие инициативы оборачиваются улучшением социальной и психологической атмосферы, усилением социального оптимизма. Безработные и бедные повышают свои шансы найти заработок, начать карьеру в новой сфере, повышается их самооценка. Рядовые участники получают возможность «занятие для души» превратить в оплачиваемую работу, повысить свой уровень жизни и статус: системный администратор, любящая работать с детьми, участвует в общественной программе повышения компьютерной грамотности детей из беднейших районов и получает за это оплату в дополнительной валюте, которой может частично оплатить товары и услуги в местных магазинах и ресторанах, участвующих в программе, а может передать тому, кто, как ей кажется, нуждается в этих деньгах. В Японии, где население стремительно стареет, введена «валюта здравоохранения»: волонтерам, ухаживающим в свободное время за стариками и больными, начисляются баллы по определенной системе, которыми может воспользоваться сам волонтер или тот, кому он передаст начисленные баллы, например, его престарелые родители в другом регионе.
Феномен популярности дополнительных валют при всех неудобствах параллельного использования с национальной валютой сами участники таких систем объясняют прежде всего тем, что такие валюты позволяют возродить общество, решать сообща проблемы местной общины, да и просто заинтересованно общаться с соседями, чувствуя, что помощь, которую ты оказываешь ближнему, замечена и оценена. В 1995 году социологический опрос, исследовавший изменение ценностей в США, показал, что 86% населения больше всего хотят «перестроить общество и отношения с соседями».
Например, система кредита услуг Time Dollars, где единицей обмена (валюты) является один час, потраченный на оказание услуг, первоначально была разработан в 1986 г. для дома престарелых: у Джо плохое зрение, он не может самостоятельно передвигаться по городу, а ему нужно приобрести какие-то особенные тапочки на другом конце города. Джулия соглашается потратить час своего времени на это, и на доске возле офиса управляющего проставляет себе один час по кредиту (она заработала доход), а Джо – один час по дебету (у него расход). Джулия потратила свой доход на печенье, испеченное соседкой, а Джо расплатился, вскопав огород перед общежитием. Time Dollars облегчают обмен, т.к. это не бартер, а опосредованная система. Всякий раз, как кто-то получает кредит, другой автоматически начисляет себе дебет. Расходы на учет близки к нулю, но Джо получил тапочки, Джулия – печенье, сообщество – вскопанный огород, при этом не было потрачено ни доллара.
Простое средство фиксации заботы друг о друге изменило многое. Люди знают, что их внимание к окружающим не останется без ответа, чувствуют, что их ценят, устанавливаются личные взаимоотношения, пенсионеры извлекают на свет божий свои давно ненужные профессиональные навыки и хобби. Так вместо отдельных депрессивных индивидов возникает дружное сообщество, члены которого рады придти на помощь друг другу уже и без всяких мыслей о дебете, они устраивают вскладчину вечеринки, проводят дни рождения.
Дальше система распространяется на общественную школу по соседству, где обучаются в основном дети из неблагополучных семей. У стариков есть знания и квалификации, которыми они с удовольствием делятся, между школой и домом престарелых налаживаются взаимополезные и дружественные отношения. Некоторые страховые компании решили принимать четверть платежей по программам страхования пожилых людей в Time Dollars: для них это маркетинговая политика, в основе которой рациональный расчет: участвующие в системе Time Dollars пожилые люди, ощущая свою востребованность, становятся здоровее и реже болеют, а значит и выплаты страховой компании снижаются.
Сейчас эта система распространилась в 30 штатах, некоторые из них ввели официальную должность координатора по Time Dollars. Налоговая служба США, учитывая социальный эффект системы, приняла решение не обкладывать налогом доход в Time Dollars. Камбоджийские иммигранты в Калифорнии, вовлеченные в эту систему, называют Time Dollars «деньгами построения общества» и хотят ввести подобную практику у себя на родине, «ибо там она может пригодиться еще больше». Приблизительно также оцениваются и другие подобные системы: «Высшее предназначение денег – создавать сообщество и восстанавливать окружающую среду».
МВФ уполномочен запретить…?
Очевидно, что в Казахстане дополнительные валюты могли бы решать многие проблемы депрессивных местностей, безработицы, малого бизнеса, налаживать отношения в соседских общинах, как в новостройках, так и в самостроях. И еще многое другое.
Например, недавно бурно обсуждавшееся и пресеченное Правительством предложение депутата парламента Бахыт Сыздыковой ввести зарплаты и накопительные пенсии домохозяйкам, воспитывающим детей. На самом деле это важная проблема не только в экономическом, но и в социально-психологическом смысле. В традиционном обществе женщина, воспитывающая детей, не только имела самый высокий статус, но и могла полноценно общаться в рамках большой семьи, родового коллектива или соседской общины. Советская власть вовлекла женщин в общественное производство, большие родственные коллективы распались, статус домохозяйки стал очень низок, круг общения резко уменьшился, и эта тенденция сохранилась в нашем обществе. Не каждая женщина может позволить себе досуг в «дамском клубе» и не каждая готова зависать в интернет-форумах. Недостаток коммуникации, чувство социальной и материальной незащищенности, низкий статус матерей не может не сказываться на детях. Возникающие женские общественные организации часто испытывают недостаток финансовых средств и волонтеров для реализации своих программ, дополнительные валюты могли бы помочь в этом.
Или. например, развитие внутреннего туризма, экологического туризма, школьные обмены между селом и городом (в Японии каждый школьник по программе некоторое время живет в деревне, участвуя в традиционных сельскохозяйственных работах, например, в уходе за рисом, чтобы ощущать свои корни, близость к земле).
Конечно, все это лирика, самое актуальное для нас сейчас – безработица и недостаток финансов для малого и среднего бизнеса. В свое время, еще до начала нынешнего кризиса, книги Б. Лиетара заинтересовали меня как культуролога темами экономики дара, распада и возрождения взаимоотношений в обществе. Когда разразился кризис (кстати, предсказанный финансовым экспертом за 10 лет до того), потенциальная полезность дополнительных валют стала более насущной. Я подняла эту тему в частной беседе с одним из продвинутых крупных чиновников Министерства экономики. Вначале он воспринял все это как разговоры дилетанта о клиринге, бартере и пр. Потом, несколько подумав, вспомнил, что зачатки систем дополнительных валют стихийно возникали в первой половине 90-х, но каждый раз все крушилось из-за недобросовестности ответственных лиц.
Действительно, деньги, как подчеркивает Б. Лиетар, – это просто соглашение внутри общества, своего рода общественный договор, в основе которого лежит на самом деле неосязаемое и неизмеримое чувство доверия членов общества друг другу (национальная валюта, разумеется, поддерживается еще и авторитетом государства). В 90-ые годы, когда любимым занятием всех предприимчивых людей стал поиск «лохов», которых можно кинуть, о доверии трудно было даже говорить. Но неужели за 15 лет ничего не изменилось в нашем обществе (в лучшую сторону)?
И еще, знакомый чиновник сказал такую важную вещь: МВФ категорически против дополнительных валют, а вся финансовая верхушка в правительстве – воспитанники МВФ. На фоне описания сотен разновидностей дополнительных валют, функционирующих и поддерживаемых государством на Западе, так и просится на язык: «что позволено Юпитеру, то не позволено…»?
2010