«Скрытую тучами луну открывший,
Покрытое мглою солнце открывший,
Пройдя между мусульманами и немусульманами,
Религию открывший…»
Казтуган

Исследователь Б.Акбердиева назвала С.Кондыбая Феноменом, данным свыше в ответ на нашу настоятельную потребность знания,  нашу духовную жажду,  нашу «тоску по гению  Эта Призванность проявилась, по ее мнению, и в том, как разворачивается, затягивая читателя, замкнутая система сакральнейших понятий первого тома «Мифологии предказахов»: Свет – Нур, Божественное Могущество, непроявленность, проявленность,  знак абак, знак шогым и т.д.

Но есть область знаний, о которой говорит Б.Акбердиева и о которой наверное никто из казахстанских ученых, в силу атеистического нашего образования,  компетентного мнения высказать не может. Имею в виду метафизические проблемы, рассмотренные С.Кондыбаем в первом разделе первого тома «Мифологии предказахов», – Абсолют, Нур – Свет, Божественное Могущество, непроявленность, проявленность, духовные центры и т.д. Этот дискурс настолько необычен для казахской гуманитарной мысли, что Серикболу было необходимо заново создать почти все термины. Думаю, что и для него самого это было достаточно неожиданным шагом.  Вполне может быть, что раздел этот был написан за сверхкороткий срок буквально перед отправкой рукописи в печать. Конечно, предпосылки к написанию такого текста, разворачивающего систему метафизических категорий, присутствовали и раньше.

Зерно этой системы присутствует в книгах «Гиперборея: родословие эпохи сновидений» и «Казахская мифология: Краткий словарь», где Серикбол рассматривает знак, представляющий окружность, описанный вокруг точки центра. Сама идея такого знака и вариантов его озвучивания дана в книге О.Сулейменова «Язык письма», и Серикбол ссылается на нее. Но при этом остается открытым вопрос, нашел ли он в этой книге старшего коллеги совершенно новую для себя идею или подтверждение своих размышлений. Мне кажется, второй вариант более правильным, если учесть, с какой тщательностью, если не сказать, с радостным восторгом  одинокого путника, обретшего товарища, С.Кондыбай отмечал заслуги и достижения своих предшественников. Как бы то ни было, отталкиваясь от этого знака, Серикбол выстраивает свою систему, в корне отличающуюся от системы «Языка письма».

Серикбол назвал знак, представляющий окружность с точкой в центре, – «абак». Этот термин рассматривается им уже в самом первом его мифологическом исследовании – книге «Введение в казахскую мифологию» в главе «Великий закон кочевого мира». Реконструируя первоначальное значение этого понятия, современному казаху  известного по производному слову «абақты» – тюрьма, Серикбол показывает, что для пратюрков оно означало некое сакральное закрытое пространство, из которого возник мир, протокосмос, разные части этого мира, разные элементы мифологической модели мира – верхний (небесный)  мир,  средний (земной) мир и нижний (подземный, подводный) мир, а также порождающее начало мира, прародительницу, а также и человека, других существ, населяющих этот мир. Уже в этой книге С.Кондыбай выдвигает предположение о том, что многие мифологические наименования разных народов возникли из этого пратюркского понятия[2]. Таким образом, в это свое название знака исследователь заложил смыслы, раскрывшиеся позднее, в «Мифологии предказахов».

Если О.Сулейменов в знаке абак усмотрел символ луны и отталкивался от этой своей гипотезы, то для С.Кондыбая такое значение – лишь один из эпизодов творческой истории знака. Знак абак состоит из двух элементов – центральной точки и описанной вокруг центра окружности, но С.Кондыбай указывает на системное значение знака, возникающее из взаимоотношения, связи двух элементов.  Именно оно позволяет знаку абак стать символом любых бинарных оппозиций, порождать не только слова, но и мифологемы, целые мифологические сюжеты. «Мы заметили, что возможности этого знака еще шире, чем показал Олжас, то есть этот знак породил множество слов еще до того, как он превратился в букву алфавита. В этом своем труде мы рассмотрим не буквы-знаки, а лишь один знак, наряду со способностью этого знака порождать слова, покажем его способность творить миф»[3].

Построив всю свою мифо-лингвистическую систему и систему реконструкции предыстории человечества на вариантах озвучивания одного-единственного знака, С.Кондыбай не мог не поразиться, когда летом 2003 года он получил возможность ознакомиться с традиционной интерпретацией этого знака в переведенной на русский язык и изданной в Москве в 2002 году книге Р.Генона «Символы священной науки» в главе «Идея Центра в древних традициях». Оказывается, с древнейших времен традиционные учения толковали знак абак (разумеется, по-другому называемый) как символ центра, неделимого Единого начала, исходной точки всех вещей, точки первопричины и порождаемого этим Единым всего остального мира, а также их взаимоотношений. Таким образом, научная интуиция С.Кондыбая получила подтверждение в многотысячелетней истории человеческой мысли. Если учесть, что Серикбол считал себя мусульманином и через творчество жырау с детства получил представление о традиционных взглядах на сотворение мира из единой точки, неудивительно, что в изложении метафизических представлений он увидел новые перспективы, новую парадигму для своих исследований традиционного мировоззрения наших предков.

В первом разделе первой книги он говорит о двух взаимоисключающих направлениях исследования истории вообще и мифа в частности. Первое направление – материалистическое или позитивистское, второе – метафизическое.  Каждое из них имеет свои слабые и сильные стороны, поэтому в изложении проблем ученый постарался сохранить равновесие, по возможности рассматривать любую тему с обеих позиций. В то же время С.Кондыбай не скрывает, что «хотя и получил образование, сформировался как исследователь в рамках материалистически-позитивистского (коммунистического, атеистического) направления, ему ближе метафизическая (идеалистическая, религиозная) парадигма познания. Думается, что предказахи, как и другие народы, создали свою, независимую, ничем не уступающую другим, традицию, берущую начало от общей для всего человечества Изначальной, Примордиальной Традиции»[4].

Тяготение к традиционализму исследователя, реконструирующего казахскую традицию, понятно. И все-таки остается вопрос: что побудило С.Кондыбая в своем мифологическом исследовании  заняться рассмотрением метафизических проблем – проблем совершенно другого уровня? Ведь метафизика, как ее понимает традиционализм, – это «знание универсальных принципов, из которых выводится все остальное, включая среди всего прочего и то, с чем имеют дело разные науки»[5]. Она находится вне (точнее, над) становления, изменяющегося бытия (которое греки называли природой – физикой), она абсолютна неизменна, независима от любых случайностей, в том числе и исторических. Конечно, дискурс, в котором реконструируемая система мифологии разворачивается в метафизической перспективе, немало от этого выиграл. Тем не менее, в общем-то исследователь мог построить эту систему, разворачивающуюся от наиболее общего, абстрактного символа абак к конкретным мифологическим образам и сюжетам[6] без метафизического введения, по существу представляющего, как указывает сам автор,  конспект некоторых глав книги Р.Генона.

Если учесть, что исследователь, как он сам пишет, во-первых, колебался между позитивистской и метафизической парадигмами, во-вторых, своей главной целью считал «инвентаризацию» образов, идей, тем, фактов, имеющих отношение к казахской мифологии, а также, в соответствии со своим образованием и наклонностями, их историко-географическую  привязку, оставляя интерпретацию на долю будущих мифологов, потребность специально остановиться на метафизических вопросах о планах (уровнях) бытия, природе символа и т.д. кажется еще более непонятной.

Объяснение этому, видимо,  может быть только одно. Если говорить языком традиционализма, это метафизическая реализация, произошедшая спонтанно инициация[7] С.Кондыбая в метафизические знания.

Суть традиционной теории знания состоит в том, что познающий (инициируемый, вступивший на путь инициации) в своем высшем «Я», являющемся частичкой породившего мир Божественного начала, Божественного «Я» (Атман индуизма), имеет все знание. Смысл  инициации в том, чтобы осознать и реализовать, из потенциального состояния перевести в реальное,  единство своего «Я» с Божественным «Я», актуализировать знание, присутствующее в этом «Я». «Интеллектуальная интуиция представляет собой в одно и то же время и средство познания, и само знание, в котором субъект и объект познания тождественны друг другу»[8]. Реализовавшийся человек обладает прямым, непосредственным видением, позволяющим познавать все вещи, все планы бытия (в зависимости, от уровня реализации вплоть до метафизических универсальных принципов). Эта способность и называется интеллектуальной интуицией.

Р.Генон, описывая возможности человека, который посредством Знания стал «освобожденным при жизни» (дживан-мукта) и реализовал «Высшее тождество»,  цитирует Шанкарачарью: «Йог, интеллект которого совершенен, всегда созерцает вещи как присутствующие в нем самом (в его собственном высшем «Я», без какого-либо различения внешнего и внутреннего), и таким образом, посредством ока Знания (Jnana-chakshus, выражение, достаточно точно переводимое как «интеллектуальная интуиция»), он осознает (или, скорее, познает, не рационально или дискурсивно, но путем прямого постижения и непосредственного «приятия»), что всякая вещь есть Атман»[9].

У казахов есть выражение «көзі ашық адам» – «человек с открытым глазом». Речь здесь не об обычных глазах, ведь они открыты у всех нас, по крайней мере, когда мы бодрствуем. «Кокіректің көзі» – буквально «глаз груди», более точно, «глаз сердца», так некогда казахи называли орган интеллектуальной интуиции. «Знанием сердца» нужно владеть хоть в какой-то степени, чтобы понять о чем идет речь. К сожалению, современным миром оно почти забыто, поэтому разговор о нем  кажется таким же фантастическим, как если бы в обществе, где абсолютное большинство людей слепо, кто-то стал бы говорить о способности видеть глазами.

Метафизическое знание является частью интуитивного.  «Достаточно поразмыслить одно мгновенье, чтобы понять, что принцип, в подлинном смысле этого слова, уже в силу того, что он не может быть выведен или извлечен из чего-либо другого, схватывается лишь непосредственно, стало быть, интуитивно, и не может быть предметом дискурсивного познания – т.е. познания способом, присущим рассудку»[10].  Или по выражению Аристотеля: «Итак, принципы не нуждаются в доказательствах, а поскольку всякая наука сопровождается рассуждением, то познание принципов – не есть наука (но есть тип познания высший, нежели научное или рациональное знание, способ, который и составляет, собственно метафизическое знание). Впрочем, один лишь разум является более истинным, чем наука…»[11]

Дискурсивное рассудочное знание является опосредованным, потому его символом является луна, сияющая отраженным светом.  Знание, полученное благодаря интеллектуальной интуиции, является непосредственным, а потому неизбежно безупречным, его символом является солнце, излучающее собственный свет. Конечно, безошибочность интуитивного знания не распространяется на его передачу (изложение), которое вследствие ограниченности человеческого существования, представляет опять же дискурс. Акт прямого умозрения может осуществиться иногда, даже если у человека не развито дискурсивное мышление, но передать другим увиденное «глазом сердца» может лишь тот, кто развил способность выражать знание через системный дискурс, поэзию, музыку и пр. Результат трансляции интуитивного знания сильно зависит от уровня мышления и от выразительных форм, которыми привык владеть человек. Нюансы универсального метафизического знания в разных традициях определены лишь разными способами выражения.

Понятно, что метафизические состояния настолько высоки, настолько удалены от нашего земного, человеческого, что для недостаточно подготовленного человека случайное созерцание Истины может закончиться умопомешательством (феномен русских юродивых). С.Кондыбай анализирует эпизоды казахских сказок, когда в нарушении запрета увидевший тело своей жены – пери герой теряет сознание и лишается жены, именно в этом духе. И даже для избранных Пророков созерцание Бога представляет тяжелое испытание, а потому Яхве говорит с Моисеем из охваченного огнем куста – неопалимой купины.

Осуществление интеллектуальной интуиции требует ряда предварительных условий, необходимых для того, чтобы человек мог начать движение к высшим состояниям бытия – традиции или института регулярной инициации, включающего учителя, разработанные ритуалы и символические знаки. Казахи все это утратили в ХХ веке. Поэтому в случае С.Кондыбая возникает вопрос, насколько вероятно достижение состояния метафизической реализации при отсутствии этих условий. И все-таки, как показывает Р.Генон, эти условия являются вторичными, а не абсолютно необходимыми, индуизм сравнивает их с ролью лошади, с помощью которой человек быстрее и легче добирается до цели своего путешествия, но без которой он все равно бы достиг ее.

Совершенно необходимы лишь два предуготовления – теоретическое знание и концентрация (сосредоточение). «Можно было бы пренебречь ритуалами, разнообразными процедурами, указаннными для достижения метафизической реализации, и, тем не менее, посредством одной лишь постоянной фиксации духа и всех способностей существа на цели такой реализации(подчеркнуто мною – З.Н.), в конце концов достичь этой высшей цели»[12].

У Серикбола отсутствовали предварительные условия, даже теоретические знания ему необходимо было реконструировать. Но недаром не мозг, а Сердце является символом и органом интеллектуальной интуиции. У казахского ученого было Сердце, большое Сердце (Т.Асемкулов) и оно было наполнено Любовью к родному народу. Эта Любовь стала могущественной силой (К.Салгараулы), заменившей ему разрабатываемые и передаваемые тысячелетиями от учителя к ученику ритуалы и духовные практики[13], с помощью которых человек подготавливается к непосредственному созерцанию непроявленного, того, что скрыто от взоров неподготовленных, созерцанию Света, Божественного Могущества или Лика Божьего.

Эта Любовь обострила до предела его интеллектуальные способности, обеспечила постоянную концентрацию духа, в течение девяти лет сосредоточенного лишь на одной цели – реконструкции казахской духовной традиции,  позволила Серикболу наполнить жизнью символы, давно уже казалось утратившие изначальное содержание, выродившиеся в пустые знаки, превратить их в то теоретическое метафизическое знание, которое взять было неоткуда. А форма, в которой выразил он добытое знание, представляет синтез традиционной терминологии Р.Генона и казахской традиционной терминологии, частично почерпнутой из казахской устной литературы, частично реконструированной самим С.Кондыбаем. Наиболее блестящими примерами такой реконструкции являются термины, связанные с инициацией – «жетпек» и с традиционной казахской этикой – «абырой».

«Закон чести» – так называется статья С. Кондыбая, написанная им специально для второго номера альманаха «Рух-Мирас» (2004), посвященного теме «традиционный герой и герой нашего времени – образ, норматив и идеал». Состояние Серикбола резко ухудшилось, он планировал на лето прервать свои научные изыскания и пройти сложный курс лечения. Однако, верный обещанию, сделал усилие написать статью, которая, как оказалось, была последней. В сопроводительном письме он говорил, что обострение болезни не позволило ему доработать статью, получившуюся шероховатой, и просил не публиковать ее, если уровень статьи не удовлетворит редакцию. Когда номер со статьей и  и сообщением о выходе в свет четырехтомника «Мифология предказахов» находился в типографии, пришла весть о смерти ученого. Таким образом, статья эта оказалась научным и гражданским завещанием С.Кондыбая.

В тюркской этнографии разными исследователями (в Казахстане это Н.Шаханова и А.Галиев) неоднократно описывались и анализировались ритуалы движения по некоторой идеальной окружности во время самых разных пограничных обрядов, обрядов переходного цикла (оформляющих переход человека из одного статуса в другой)  – лечение, избрание хана, похороны, проводы невесты, шаманское посвящение и пр. Смысл этого ритуала кругового обхода объяснялся как завершение пограничного состояния, собирание, реактуализация космоса, космической гармонии.

Соглашаясь с этим мнением исследователей, С.Кондыбай, тем не менее, отмечает, что ученые в анализе ритуала  обращают внимание на движение по окружности и завершение циклического движения, т.е. на некую пограничную точку окружности, отмечающую начало и конец движения. При этом забытой оказывается еще одна, не менее важная (еще более важная с традиционной точки зрения) идеальная точка – центр окружности, центр кругового движения, его ось. По мнению С.Кондыбая схематическим изображением ритуалов обхода является не просто окружность, но окружность с точкой центра, т.е. знак абак, а акцент при анализе смысла ритуала надо делать на взаимоотношение двух точек – центральной и пограничной.

Анализируя ритуалы обхода в казахской культуре, Серикбол реконструировал изначальную идею этих ритуалов, заключающуюся в получении от сакрального центра (истока, начала) неких позволяющих повысить ( духовный, социальный и пр.) статус качеств. Исследователь также предлагает новую, связанную с идеей ритуала обхода тюркскую этимологию понятия «абырой» (честь), лежащего в основе казахского традиционного эталона поведения человека.  Таким образом, выраженный в знаке абак метафизический принцип, связывающий непроявленное начало и мир проявлений, Творца и творение  (в другой терминологии) был развернут в сфере традиционной этики, т.е. казахская этика была поднята на уровень сакральной науки. Кстати, движение по окружности, занимающее столь значимое место в традиционной казахской культуре и в воплотившееся в образе кочевья,  представляет собой духовный символ воинской касты. Оно является суммой центробежного импульса– результата присущих воинам страстей и энергий этого мира и центростремительного импульса, обращенного к Центру мира.

Не ограничиваясь областью науки, пусть и сакральной, Серикбол в статье поднимает проблему модернизации традиционного закона чести, создания на его основе кодексов поведения для разных социальных групп нашего общества.  Ключевые для традиционной воинской этики понятия Честь («абырой», «ар», «намыс») и Мужество («ерлік») профанизируются в современном, погрязшем в бесчестии Казахстане во всех сферах жизни, начиная с государственной идеологии. Эти некогда священные для наших предков понятия стали разменной монетой, расхожим словоупотреблением юбилейных речей и графоманских текстов. «Любовь к всевозможным званиям и премиям, пышные юбилеи, подковерные игры конкурентов, болезненная зависть, болезненное отношение к критике в свой адрес или адрес своих предков – все это идет из неизжитого, но принявшего уродливые формы, рыцарского этоса наших предков»[14].

Задача казахской науки, как совсем по-другому поводу заметил один ученый, состоит не в том, чтобы исправлять эти «отклонения», а в том, чтобы отрефлектировать, проблематизировать их. Это своего рода экзистенциальный акт, в принципе повторяемый вновь и вновь: делать себя из «вещи в себе» «вещью для себя», сознательно принимать свою судьбу и свою (историческую, культурную, национальную) индивидуальность, учиться рассматривать свою ментальную установку как некоторую продуктивную фикцию, плодотворную иллюзию (имея в виду, что культура вообще – это миф, иллюзия). Статьей «Закон чести» С.Кондыбай делает важный шаг на этом пути, показывая, в какие метафизические высоты укоренена наша, казалось бы,  часто бессмысленная любовь к высоким словам и каким источником потенциальной духовной мощи мы обладаем, сами о том не подозревая.

Далее, С.Кондыбай в третьем томе «Мифологии предказахов» разворачивает основную, как он показал, тему мифологии пратюрков – тему Великой Матери, Матери Змеи, символизирующей проявленный мир и скрывающей от глаз неподготовленного непроявленное начало. Можно сравнивать эту реконструкцию с самыми разными мифологическими традициями, в первую очередь, наверное, индийской. Но, несомненно и то, что здесь можно увидеть  параллель с собственной жизнью ученого, в которой мать его Тарбие сыграла столь огромную роль.  Сказанное не является попыткой психоанализа, желанием доказать, что логика реконструкции пратюркской мифологии была определена жизненным опытом исследователя. Речь о том, как явно проявилось в его судьбе метафизическое тождество бытия и познания.

О сакральном значение числа девять в казахской культуре писали и до Серикбола, и он сам, в частности, в связи со знаком шогым – восьмиконечной звездой. Кстати, у сибирских тюрков «тоғыз» (девятка)  символизирует «толық қісі» («полного человека») – цельного человека, завершающего земной путь. Роль этого сакрального числа очень четко прояляется в жизни ученого. В завершении первых  земных девяти лет ему дана была некая сакральная информация: ученик начальной школы исписывал непонятными письменами горы бумаги, рисовал собственные карты мира с независимым Казахстаном в центре Евразии (напомним, это был 1977 год). Конец второго его девятилетнего цикла отмечен участием в декабрьских событиях 1986 года и десятидневным заключением в тюрьме. Это заключение можно трактовать как инициатическую смерть в середине жизненного пути или, в алхимической терминологии, «нигредо» – работу в черном». Третий девятилетний цикл в жизни С.Кондыбая завершается катастрофой, лишившей его возможности полноценного физического существования, но ставшей импульсом к духовному взлету. Это еще одна инициатическая смерть и возрождение в духе. Четвертый девятилетний цикл – это максимально концентрированная духовная работа, завершившаяся метафизической реализацией. Общая длительность жизненного пути Серикбола – тридцать шесть лет – это не только три тенгрианских мушеля, но и число, имеющее глубочайший символизм в других традициях.

Окружность может вращаться только вокруг неподвижной точки центра, так же как и сфера вращается вокруг  неподвижной оси. Вращение окружности (сферы) символизирует постоянное изменение проявленного мира и цикличность этих изменений. Неподвижность центра являет абсолютную незыблемость Принципа, это образ вечности,  «неподвижный двигатель» Аристотеля. «Незыблемый Принцип есть, стало быть, в то же самое время и именно вследствие того, что все сущее, все изменяющееся и движущееся не имеет реальности, кроме как через него, и зависит только от него, то, что дает движению его первоначальный импульс, а также управляет им и направляет его, то, что дает ему закон, ибо сохранение порядка Мироздания есть, в некотором роде, продолжение творческого акта»[16].

В метафизическом знании реализуется не только тождество субъекта и объекта познания, одновременно оно представляет фундаментальное тождество бытия и познания. Это означает, что реализовавшийся, отождествившийся с Центром мира человек сам становится этим Центром. Такой человек «… является «представителем» Неба, через которого оно осуществляет свои воздействия или, лучше сказать, свои влияния, поскольку он действительно занимает в области человеческого существования «центральное» положение… и воплощает «небесные влияния» в человеческом мире. Эти влияния, обладающие характером «недеяния», не предполагают никакого внешне выраженного действия: располагаясь в центре, «Универсальный Человек» реализует функцию «неподвижного двигателя» и управляет всеми вещами, не вмешиваясь в их естественный ход…»[17]

Роль «неподвижного двигателя» Серикбол Кондыбай воплотил не только в своем духе и в своем творчестве, но и в своем физическом облике. Быть может, эта метафора покажется слишком жестокой, но это не наша, человеческая  жестокость, а жестокость из разряда тех, о которых казахи говорят: «Аллах не щадит любимого раба».

2] Қондыбаев С. Қазақ мифологиясына кіріспе (Введение в казахскую мифологию). А., 1999. С. 53-58.

[3] Қондыбай С. Гиперборея: түс көрген заман шежіресі (Гиперборея: родословие эпохи сновидений). А., 2003. С. 27.

[4] Қондыбай С. Арғықазақ мифологиясы (Мифология предказахов). 1 к. А., 2004. С. 34.

[5] Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. С.-Пб., 2000. С. 112.

[8] Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. С. 129.

[10] Генон Р. Символы священной науки. М., 2002. С. 452.

[11] Там же. С. 454.

[13] Путь аскезы – не единственный путь. Поэтому,  оплакивая Абылай-хана, Бухар-жырау  говорит: «Бір Алланың дидарын сен көрмесең, кім көрер!» («Если ты не увидишь лик Аллаха Единого, то кто же (удостоится этой чести – З.Н.)!» Конечно, здесь речь идет о посмертном созерцании Истины.

[14]  Наурзбаева З.  Культура кочевников и современный менталитет казахов // «Рух-Мирас», № 3 (3), 2004. С. 86.

[15] Кондыбай С. Абырой заңы (Закон чести) // «Рух-Мирас», № 2 (2), 2004. С.33.

[16] Генон Р. Символы священной науки. С. 93.Презентация 12-томника С. Кондыбая на его родном географическом факультете КазГУ