Зира НАУРЗБАЕВА
Давным-давно одна далекая страна была захвачена пришельцами. Захватчики вначале
казнили всех, кто мог оказать им сопротивление, а потом попытались уничтожить все остальное население покоренной страны. Им это почти удалось, но вдруг оказалось, что покоренные могут послужить пушечным мясом и тягловым скотом. Более того, обнаружилось, что аборигены сообразительны, легко схватывают язык завоевателей, перенимают их обычаи и нравы. Тогда было решено не уничтожать аборигенов до конца, собрать их детей и воспитать в духе преданности пришлым сахибам.
Для достижения максимального эффекта, этим детям с пеленок внушали, что прошлое их народа темно и дико. Завоеватели достигли своего, вот уже несколько поколений аборигенов было воспитано в новой системе. Они забыли свой язык, песни и молитвы. Но вдруг обнаружилось, что в далеких селеньях есть туземцы, внешне вполне лояльные, но научившиеся у какого-то случайно выжившего старика древним письменам. Они собирают старинные книги и переписывают их, обмениваются, читают их у себя дома.
Захватчики было встревожились, но потом поняли: странное хобби горстки мирных чудаков не представляет никакой опасности для их власти. Переписчики старинных книг стареют, один за другим уходят из жизни, а их дети и внуки не особо обращают внимания на старческие причуды, живут новой жизнью, очарованы новой культурой и языком, теми перспективами, которые открывает их знание. И даже пророчество последнего хранителя о том, что скоро настанут другие времена, все изменится, не произвело впечатления ни на кого. А между тем старик был прав, ему было суждено увидеть крах империи…
Перелистывая книгу Журсинбека Сеилова «Тағылым тамшылары» – «Капли истины» (Астана, «Фолиант», 2012), испытываешь странное чувство, возникают странные ассоциации. Что-то связанное с «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери. Помните: все книги сожжены, горстка людей, выучивших наизусть по одному шедевру литературы, встречаются иногда у лесного костра. Каждый из них – одна великая книга.
Не знаю, откуда у американского фантаста возник замысел, но о чем-то подобном писал и основатель европейского традиционализма Рене Генон в работе «Популярность как маска». Когда традиции угрожает катаклизм, ее хранители облачают традиционные знания в форму фольклорных произведений, и доверяют их народной памяти в надежде, что через века придут те, кто сумеют распаковать древнее знание, зашифрованное в сказке, эпосе или легенде.
В жизненном пути аксакала Журсинбека (1915-89) нет абсолютного сходства ни с книгой Р.Брэдбери, ни с описанной Р.Геноном ситуацией. И все-таки… Он родился в 1915 году, детство пришлось на годы гражданской войны, подростком он видел все ужасы голодомора, в военные годы работал под землей на шахте, после войны выучился на бухгалтера и сорок лет работал на этой сугубо прагматической работе, растил детей.
Но главным в его жизни были книги… Старинные рукописи и книги , изданные до 1917 года на арабском, персидском, чагатайском языках. В течение более сорока лет, начиная с 1947 года, он собирал их среди народа, читал, переписывал, переводил на современный казахский язык, передавал немногим своим товарищам – соученикам муллы Балмагамбета Балкыбайулы (1981-1967), известного в степи как Сармолда.
Так случилось, что у меня на столе сейчас две книги на казахском языке. Одна из них – «Тағылым тамшылары» – переведенные на кириллицу рукописи из архива Ж.Сеилова, вторая – «Әлдіден эпосқа дейін. Отбасы хрестоматиясы» («От колыбельной до эпоса. Семейная хрестоматия». Алматы, Орхон. 2013). И в обеих книгах с почтением упоминается имя Сармолды, который как оказывается был первым учителем и академика Каныша Сатпаева. Поэт получил религиозное образование в медресе Туркестана и Карнака, и религиозные назидания облекал в стихи, легенды, исторические поэмы и даже в колыбельные. Как поэт он стал известен в Степи уже в 17 лет, но впервые его произведения были двухтомником изданы в 2005 году. Сармолда, по всей видимости, даже под гнетом советской идеологии сумел создать особенную ауру, островок традиционной духовности, вовлек своих учеников в труд по сохранению и распространению старинных книг. Таким образом цепочка преемственности религиозно-нравственной литературы в Казахстане усилиями подвижников сохранялась в Казастане до обретения независимости.
В архиве аксакала, бережно сохраненном его вдовой Алтын, – 48 рукописных тетрадей. Здесь религиозные размышления и проповеди в стихах, исторические поэмы, притчи, легенды и мифы, повествования, традиционная для казахов футурология в стихах, собственные поэтические произведения и воспоминания Журсинбека-аксакала, а также образцы устного народного творчества – бата-благословения, пословицы на разные темы и т.д. Следует отдать должное сыновьям аксакала Серикбаю и Шахмарану Сеиловым, которые не просто перевели на кириллицу и достойно издали книгу отца. Они привлекли к составительской работе профессионального историка-архивиста О.Туякбая, так что книга была издана с научным сопровождением.
Составители не стали включать в издание те тексты из архивов, что были широко изданы в стране за годы независимости. Они опубликовали лишь ранее не издававшиеся или редкие и малоизвестные тексты, а также отличающиеся от уже изданных варианты известных авторов, записанные Ж.Сеилов из чьих-то уст. Среди авторов, произведения которых вошли в книгу, – Шакарим (Восточный Казахстан), Машхур Жусуп Копеев (Павлодарская область), Ахмет Байтурсынов и даже Абубакир Кердери (Западный Казахстан). Таким образом, мы можем убедиться в том, как эффективно распространялось и сохранялось устное слово в казахской степи: информапционно-духовное поле нации было едино в своем дыхании.
Ж.Сеилов собирал тексты не только религиозного направления. Например, в книгу включен дастан «Песня Карги», опубликованный отдельной книжечкой в 1938 году. Так указывается в комментариях. Это произведение, как и например эпосы в изложении народного акына Нурпеиса Байганина, красноречиво доказывает, что казахская устная литература продолжала развиваться даже в Советский период. Влияние письменной казахской и переводной литературы, возможно даже кино, ускорило вызревание в недрах устной литературы нового жанра: авантюрный сюжет, реалии кочевой жизни, сюжетные повороты из сказок, психологические коллизии, унаследованные от мифо-эпической традиции образы и средства художественной выразительности сплетаются в поэме.
Не знаю, можно ли этот новый жанр назвать «авантюрным дастаном», но психологизация казахского эпоса шла довольно давно, уже в классическом варианте «Кобланды» психологии больше, чем мифологии. Н.Байганин исполнял архаический, западный вариант эпоса «Кобланды», но при этом его герои иногда ведут себя как в лихо закрученном вестерне. Пленные товарищи Кобланды из своих рубашек вьют аркан и по нему сбегают из крепости и т.д. Являясь самым пространным – более 9 тысяч строк – вариант Н.Байганина причудливым образом сочетает авторскую фантазию, художественные находки сказителя, неологизмы с древними мотивами, так что иногда даже трудно сказать – что перед нами – позднейшая вставка или рудимент архаического текста.
«Песня Карги» главным персонажем делает барымтача, причем барымтача-одиночку, который не желая стать подручным бая, в своих приключениях изъездил казахскую степь от края до края. По сути, это готовый увлекательный киносценарий из жизни барымтача, при этом некоторые мифологические архетипы высвечиваются в фабуле выразительнее, чем в более традиционных произведениях. Если подумать, то действительно в колониальный период, в 19 веке именно барымтачи сменили батыров. К сожалению, время не сохранило имя автора, в безупречно логичной фабуле синтезировавшем традиционные сюжетные ходы и авторскую выдумку. При этом поэма свободна от неологизмов (у Н.Байганина, например, упоминаются русские слова «штраф», «срок» и т.п.), перед нами картина чисто казахской кочевой жизни.
Поэтому возникают вопросы: когда была создана поэма, почему имя ее автора не стало широко известным, при каких обстоятельствах и кто издал столь «идеологически невыдержанную» литературу в 30-х годах? Быть может, ее создал кто-то из прославленных казахских поэтов, постеснявшихся признать авторство новаторского произведения? (Такое часто случалось у казахов, например, Абай долгое время сочинял от имени другого человека.)
Задаваясь подобными вопросами, мы не можем не чувствовать благодарности к тем скромным аульным старикам, благодаря подвижнической деятельности которых новейшая история нашей духовной и культурной жизни предстает совсем в другой перспективе. ..