Смерть Кёкбалака (Смерть ханского коня)

Т.Асемкулов

Эпизод 1.

Кокчетавская степь. Предгорья Кокшетау. Полнолуние. Прекрасная, волшебная ночь. По бездонному черному небу усыпанному золотыми звездами плывет яркий месяц. В степи полночный туман. Молочно-белый пар клубится, клокочет как море и течет как бурная река между сопками. Полное сходство с бурлящим, штормовым океаном. И только неподвижная великая Синяя гора — Кокшетау и березовые рощи и перелески наполовину утопающие в тумане как бы говорят на немом, беззвучном языке, что это все-таки не океан, а степь, Великая казахская степь.

Эпизод 2.

Огромный кочевой аул. На обширном пространстве раскидано около сотни юрт. Это ставка казахского хана Аблая. Военный стан живет своей ночной жизнью. На кострах стоят огромные котлы. Возле них возятся женщины. Молодые, пожилые и старые воины занимаются каждый своим делом. Кто-то чинит оружие, кто-то возится со сбруей. Аул окружен вооруженной охраной. Охрана стоит и между юртами. В центре стоит юрта хана. Она простая и ничем не отличается от других шестистворчатых юрт. Все ее различие в знамени, которое установлено у дверей. По обеим сторонам двустворчатой двери застыли два воина при полном вооружении. Не видно только детей. Они спят. Возле ханской юрты разожжен огромный костер. К охране подходит человек. Происходит невнятный разговор.

Эпизод 3.

Внутри ханской юрты. Простое походное убранство. Пол устлан простой кошмой без украшений. Только деревянные створки юрты покрыты войлочными коврами с богатым орнаментом. Посредине прямо под шаныраком разожжен небольшой костер для освещения. На торе, подальше от огня и ближе к стене укрывшись по пояс волчьей шубой лежит Аблай хан. Глаза прикрыты веками. Но хан не спит. По еле заметному дрожанию век можно догадаться, что хан в глубоком раздумье. Это уже пожилой мужчина. Глубокая морщина прорезала его широкий, высокий лоб. Многодневная щетина покрывает его бледное удлиненное лицо. Какое-то неуловимое, волчье выражение не скрывает дикую, девственную красоту его, красоту, характерную для чингизидов. Большие, но не уродливые, аристократично-красивые руки покоятся на шубе. На среднем пальце правой руки «жузук» – массивный золотой перстень с большим красным камнем. На груди золотой фирман — знак ханской власти. Массивный воинский пояс с саблей в ножнах, с кинжалом и другими принадлежностями лежит тут же рядом, на кошме.

У дверей юрты сидит телохранитель хана, он же привратник. Это молодой рослый воин. Он тоже при полном вооружении. Он сидит по-турецки. Спокойная посадка, огромное тело говорят о силе. Но скрытая кошачья грация говорит о том, что он может в мгновенье ока встать с места и нанести молниеносный удар.

Створки двери слегка открываются, и слышится негромкий голос наружного охранника:

— Ханский конюх!

В тот же миг телохранитель хана стоит на ногах, во весь свой огромный рост. Он тоже говорит негромким голосом, обращаясь к хану:

— Мой повелитель! Ваш конюх!

Аблай хан слегка приоткрывает глаза и смотрит некоторое время перед собой. Потом делает знак рукой.

— Пропустите его!

Входит пожилой человек, почти старик. У него широкое и плоское лицо, редкая козлиная бородка и слезящиеся глаза. Одет как и все воины в плетеную кольчугу и огромные замшевые штаны. Сняв с головы шерстяной вязаный подшлемник, он, кряхтя, опускается на одно колено и склоняет голову. Хан медленно поднимается и, повернувшись к нему, садится по-турецки. Телохранитель кидает пучок хвороста в огонь. Костер разгорается с новой силой и в юрте становится светло. Теперь при свете костра можно разглядеть огонь в глазах хана.

– Говори! – коротко приказывает он.

Конюх, откашлявшись, произносит:

– Мой повелитель, конь ваш помирает! Тулпар ваш, Кёкбалак.

Аблай долго и задумчиво смотрит на сколнившегося в неуклюжем поклоне конюха.

– Ладно, ступай, – произносит он потом. Конюх, скрипя костями, встает и выходит из юрты.

Эпизод 4.

Аблай-хан одевается. Быстрыми, отрывистыми, но точными движениями цепляет боевой пояс. Заученными движениями, оглаживая, проверяет оружие. По привычке вынимает на полвершка саблю из ножен и, мгновенно оглядев клинок, снова вкладывает ее. Потом накидывает на плечи волчью шубу, не вдевая рукавов, и, огибая костер, идет к выходу. Телохранитель открывает двери, и хан выходит на воздух. Телохранитель неслышной тенью следует за ним.

Эпизод 5.

Хан идет по ночному аулу. Аул ярко озарен кострами. От большого количества огня туман редеет. Женщины при виде хана кланяются, а воины. Поправляя оружие, негромко здороваются, склонив головы:

– Алла жар, хан ием! (Да одарит Вас здравием Аллах, мой повелитель!)

Хан, не сбавляя шага и слегка кивая по сторонам, отвечает на приветствия:

– Бар болындар! (Будьте здоровы и вы!)

Он подходит к походной конюшне. Это простая шестистворчатая юрта, только немного выше других. Воин, стоящий у дверей, тоже негромко произносит «Алла жар!» и открывает двери. Аблай-хан. Наклонившись, входит в юрту.

Эпизод 6.

Конюшня. Здесь тоже разожжен костер. Старый конюх, ходивший с сообщением к хану. Стоит, сложив руки и опустив глаза, в какой-то виноватой позе. Прямо в центре юрты, чуть наискосок от очага, лежит Кёкбалак – боевой конь хана и знаменитый скакун. Он лежит на правом боку. Конь огромен. Он иссиня-серой масти и с небольшой белой звездочкой на лбу. Могучий, но дряхлый его остов напоминает брошенный старый корабль и одновременно возлегшего на смертном одре человека. Хан приближается к нему. Увидев хозяина, Кёкбалак негромко ржет и пытается встать. Но сил уже нет, Кёкбалак тяжело вздыхает, как человек. Хан опускается на корточки возле головы Кёкбалака и вопросительно смотрит на конюха.

– С вечера начал трясти и бить головой. Дрожит и тянет ногами, – тихо произносит конюх.

– Дайте побольше огня, – говорит хан.

Конюх берет охапку хвороста из большой кучи и бросает в огонь. Костер ярко вспыхивает. Аблай садится возле коня, кладет голову Кёкбалака к себе на колени. Долго рассматривает, потом гладит ороговевшие от старости брови коня, поредевшую, почти полностью выпавшую гриву, поседевшую шерсть под подбородком. Конь ласкается и слезящимися глазами печально смотрит на своего хозяина.

– Кёкбалак, мой родной, – шепчет Аблай.

Продолжая гладить, он переводит глаза на костер и долго в задумчивости смотрит на полыхающее пламя и как бы погружается в него. Внезапно костер увеличивается, и внутри него начинают появляться какие-то образы, смутные видения, слышатся голоса. Хан не замечает сам, как возвращается в прошлое… Он будто не вспоминает, а как бы заново переживает свою ушедшую молодость.

Эпизод 7.

Середина осени. Природа одета в червонное золото. Огромный военный лагерь. Это войско Казахской Орды. По огромной лощине раскиданы сотни и сотни походных юрт. Время вечернее. На землю легли длинные тени от гор и леса по обеим сторонам лощины. Везде пасутся небольшими табунами расседланные боевые кони. На горе цепью выставлены пикеты. В лагере царит полный порядок. Телеги расположены так. Что в любой момент их можно сомкнуть и получится знаменитая круговая «тележная» оборона кочевников. Таких эшелонов. Судя по расположению телег, – шесть. Нет ни одного невооруженного человека. У всех сабли и копья. У многих луки.

Эпизод 8.

Совет в походной юрте султана Аблая. Двадцатитрехлетний султан сидит в центре. На нем простая воинская одежда. Дорогая сабля в выложенных серебром ножнах отстегнута и лежит рядом. В Совете участвует двадцать тысячников (командующие тысячами воинов). Все в кольчугах и с оружием. Говорит Аблай:

– Мы идем в разведку отрядом в двести человек. Вы же завтра утром начинаете двигаться к горе Дастар. Связь через каждые три дня. Мы уходим на девять дней. Постараемся осмотреть наши владения, которые пока в руках у калмыков. Если к концу десятого дня мы не вернемся, значит, идете на поиски с отрядом в пять тысяч воинов. Если встретитесь с пушками – в бой не ввязываться. Отступайте. А когда измотанные погоней калмыки остановятся, дайте им небольшое сражение и снова убегайте. Они снова будут гнаться за вами. Ведите их прямо к засадному отряду в том месте, которое мы уже обговорили. Пленных не брать. Исключение только для калмыцких пушкарей. Всякого, кто имеет хоть какое-то отношение к пушкам, брать в плен и ждать моего возвращения. У кого какие предложения?

Говорит один из старых батыров.

– Султан, вряд ли мы сможем заполучить то, что ты желаешь. Калмыки дрожат над каждой пушкой. Возле пушек постоянно стоит вооруженный до зубов лучший охранный отряд.

Аблай перебивает:

– Я хотел сказать, что это на тот случай, если во время боя или погони калмыцкий обоз растянется, и пушки с обслугой останутся без охраны.

Говорит другой батыр:

– Не маловато ли людей берешь с собой, султан? А вдруг тебе встретится превосходящий отряд калмыков и вынудит принять бой?

Аблай:

– И сколько воинов вы хотите дать мне?

Батыр:

– Не менее трех тысяч сабель ты должен взять с собой.

Аблай:

– А как я проведу без шума такой огромный отряд по калмыцким тылам? Нас сразу заметят, мы ввяжемся в бой и вернемся ни с чем.

Военачальники переглядываются. Многое отражается в их глазах: и боязнь, и сомнения, и надежда, и страх за своего султана.

Один из батыров в задумчивости говорит:

– А не проще ли тебе, султан, остаться при войске, а в разведку послать другого человека? Слава Богу, опытных разведчиков и следопытов у нас достаточно.

Аблай отрицательно качает головой:

– Нет. Я должен лично, своими глазами осмотреть места.

Военачальники снова переглядываются. Наконец старый батыр, который говорил до этого, со вздохом произносит:

– Ну что ж. Ты командующий, тебе виднее – тебе и решать. Возьми самых лучших воинов, и да хранит тебя Тенгри!

Аблай улыбается странной, задумчивой улыбкой:

– Кто из вас знает место и время своей смерти? На все воля Всевышнего. Все мы ходим под его дланью.

Эпизод 9.

Тот же вечер. Военный лагерь. Посередине лагеря на большой поляне выстроены две сотни. Воины стоят пешими, каждый держа под уздцы своего коня. Аблай с двумя сотниками самолично проверяет снаряжение воинов. Они идут пешком вдоль строя. Когда подходит проверяющий, воин левой (а не правой) рукой вынимает саблю наполовину из ножен. Проверяющий пробует лезвие пальцем. У лучников берут наугад одну стрелу из колчана и проверяют ее острие. Наконец все проверено. Аблай садится на своего Кёкбалака, и отряд трогается. Батыры и простые воины – все войско, застыв, наблюдает за отправкой ханского отряда. И вот последний воин исчезает за цепью сопок на фоне вечернего заката.

Эпизод 10.

Ранняя осенняя пурга. Валит снег. Отряд Аблая медленно движется, увязая в снегу. Наконец люди останавливаются. Султан держит совет с командирами.

Аблай:

– Что будем делать? Пойдем дальше или остановимся?

Он через снежное кружево смотрит на своих соратников.

– Султан, надо отдохнуть, – говорит один из сотников. – Ты сам видишь, люди очень устали. Пало несколько заводных лошадей.

– Мы уже шесть дней не слезаем с коней, – подхватывает другой командир. – Люди спят в седлах. Усталый, сонный воин – легкая добыча для врага.

– Ну что ж, – говорит Аблай, – ищите стоянку. И объявите привал до утра.

Эпизод 11.

Густой лес. Отряд отдыхает. Выставлен караул. Огня не разжигают, чтобы не выдать себя запахом дыма. Воины спят вповалку, подложив под головы седла, подстелив под себя попоны. В лесу ветер слабый. Неподалеку, под охраной десятка воинов пасутся расседланные кони.

Эпизод 12.

Полдень следующего дня. Снег почти весь стаял, и только кое-где в тенистых местах лежат нерастаявшие сугробы. Земля начала подсыхать. Отдохнувший отряд быстрой рысью движется на запад. Первая сотня входит в широкую лощину, окаймленную с двух сторон густым могучим лесом. Впереди внезапно показывается волк. Он мчится прямо на людей. Несколько воинов вынимают луки.

– не стрелять! – негромко, но властно приказывает Аблай. – Мы не на охоте.

Увидев людей, волк, не сбавляя бега, сворачивает вправо и прямо перед отрядом наискосок уходит по склону лощины в лес. Командиры тревожно переглядываются.

– Вероятно, впереди кто-то едет, – говорит Аблай задумчиво. Потом приказывает: – Позовите нашего следопыта!

Один из сотников, повернувшись к отряду, машет рукой и негромко окликает:

– Маддахия!

Рослый воин сходит с коня и, бросив поводья рядом стоящему воину, чуть прихрамывая, подходит к Аблаю.

– Послушай землю, Маддахия, – говорит Аблай.

– Слушаюсь, мой повелитель, – отвечает Маддахия и опускается на колени. – Должна быть тишина.

Тот же сотник, повернувшись к отряду, приказывает:

– Всем сойти с коней. Подберите оружие, стремена и уздечки. Ничего не должно звенеть. Должна быть полная тишина.

Маддахия снимает шлем. Потом шерстяной подшлемник толстой вязки, кладет все это рядом с собой. Выбрав землю посуше, ложится сперва левой щекой и плотно прижимается к земле. Устанавливается звенящая тишина, в которой, кажется, можно услышать стук сотен сердец, взволнованных ожиданием боя. Потом Маддахия меняет положение и слушает правым ухом, также сросшись с землей. И опять накаленная тишина. Маддахия слушает довольно долго. Все, застыв и затаив дыхание, следят за ним. Наконец он встает и отряхается. Аблай и командиры выжидательно смотрят на него. Маддахия некоторое время, опустив голову, стоит в задумчивости. Потом тяжело вздыхает и говорит, обращаясь к Аблаю:

– Идет большой отряд. Примерно в тысячу всадников.

Аблай с сомнением качает головой:

– Ты не мог ошибиться? А может, это табун гонят?

Маддахия грустно улыбается:

– Нет, мой повелитель. Я не ошибаюсь. Кони кованые. Да и слушать землю не надо было. И так все ясно. Смотрите, – Маддахия обводит рукой лес по правому склону лощины, – стая черных ворон с самого утра бесшумно следует за нами. Они чуют кровавый пир.

И Аблай, и командиры, и воины видят бесчисленных ворон, рассевшихся по деревьям.

– Выпал снег. Мы наследили, – продолжает Маддахия, – и калмыки выследили нас.

– Где они находятся? – спрашивает Аблай.

– По левую руку и примерно верстах в трех от нас.

– ну что ж, – говорит Аблай. Жестокая улыбка играет у него на лице, – пир так пир. Но мы должны успеть проскочить лощину и выйти на равнину. Они не должны зажать нас в этой теснине. Трогает.

Он дает шенкеля своему коню. Отряд во весь опор мчится к противоположному краю лощины. Наконец лощина пройдена. Тем же махом скачут еще несколько верст. И вот из-за огромного холма по левую руку вылетает, как бы выплескивается, передовой отряд калмыков. За первым следуют еще и еще отряды. И кажется, им нет числа.

Отряд Аблая останавливается.

– Вот они, калмыки, – говорит Аблай.

– Их вроде бы больше тысячи, – говорит один из сотников, – и ружей много.

Аблай быстрым и опытным взглядом окидывает калмыцкий отряд.

– Нет, это тебе кажется, – говорит он.

Потом поворачивается к отряду и дает приказ, показывая саблей в правую сторону:

– В две боевые шеренги. Лучники в арьергард. Отходим.

Отряд мгновенно перестраивается. И начинается погоня. Калмыки рассеиваются и стараются двумя фланговыми отрядами зажать в клещи каазахов. Но у казахов кони быстрее. Они далеко отрываются. Калмыки, которые догоняют казахов, падают под меткими выстрелами лучников. Аблай скачет в арьергарде со своими воинами и тоже стреляет из огромного бухарского лука. Некоторые стреляют по скифски, то есть, не оборачиваясь назад, а просто свешиваясь с коня головой вниз. Казахи не дают калмыкам приблизиться на ружейный выстрел. Пока калмыцкие ружья бессильны. Аблай очередным метким выстрелом разит еще одного калмыка и кричит на весь отряд,- Меняйте коней! И держите это расстояние! Мы сумеем оторваться!

Воины на полном скаку пересаживаются на заводных коней. Еще долго длится эта изнурительная погоня с перестрелкой. И вдруг один сотник кричит, указывая рукой вперед:

— Смотри, султан! Неужели калмыки?

По степи мчится навстречу отряду Аблая огромная калмыцкая конница. Аблай мгновенно оглядев вражескую конницу, отдает приказ:

— В круг! Остановиться всем! В круг!

Отряд кружится, сдерживая разгоряченных коней. Тем временем калмыцкие отряды соединяются, смыкаются. Отряд Аблая в полном окружении. Сжимая кольцо и без обычного церемониального требования сдаться на милость победителя, калмыки кидаются в атаку. Воины Аблая расстреляв весь запас стрел, берутся за копья и сабли. И начинается неравный кровавый бой. Стреляя из ружей и тесня копьями, калмыки расчленяют отряд Аблая на три части. Казахи отчаянно рубятся, но падают под губительным ружейным огнем. Силы тают. Многие уже бьются пешими. Пало много коней. Раненые животные валяются повсюду. Они ржут и бьют головами. Спотыкаясь о трупы, казахи идут в последнюю атаку. У калмыков тоже много потерь. Первая шеренга калмыков, состоящая из копьеносцев, изрублена в куски. И вот на поле боя, усеянном трупами коней и людей, среди луж крови остались трое против калмыков — султан Аблай, сотник Бисат и следопыт Маддахия. Кроме сабель у них нет никакого оружия. Все трое пешие. Вперед выезжает калмыцкий командир и говорит, обращаясь к Аблаю:

— Султан Аблай! Бросай оружие и сдавайся!

Аблай не опуская оружия с ненавистью смотрит на врагов. Устанавливается тишина. Слышен звон стремян и карканье ворон. Калмыцкий командир дает знак и один пеший калмык бросается с копьем наперевес на сотника Бисата. Бисат отбив удар предплечным панцирем пробегает вдоль копья и рубит калмыка наискосок от правого плеча до грудинки. Калмык, подминая высокую густую траву, беззвучно падает… а Бисат попадает в окружение. Шестеро калмыков окружают его и начинают полосовать саблями. Бисат кружится на месте, пытаясь отбивать удары, но поздно. Калмыки по команде бросаются на него, рубят и протыкают его. Бисат зашатавшись, падает. Шлем слетает с его головы и катится по земле. Аблай опускает оружие и медленно идет к Бисату. Калмыки расступаются. Аблай кладет саблю в ножны и, опустившись на одно колено, приподнимает голову умирающего сотника. На лице Бисата запечатлено сложное переживание. Здесь и гордость за то, что он принял достойную смерть за своего султана, и тоска безвременно угасающей молодой жизни, нежелание покидать этот мир. Лицо, обезображенное сабельными ударами и залитое кровью, цветет последней предсмертной красотой.

— Прощай, мой повелитель,- шепчет Бисат. Потом он дергается и закатывает глаза. Аблай бережно кладет его голову на землю, осторожно закрывает ему глаза.

— Прощай и ты, мой верный Бисат,- шепчет он. Потом он встает с места. Калмыки окружают и упирают в него копья. Один из вражеских командиров подходит к нему и с наглой саркастической улыбкой отстегивает у него ножны с саблей и кинжал. Сняв и передав оружие, он кладет левую руку на рукоять своей сабли и говорит с издевкой:

— Ну вот и все, лихой казахский султан.

Обезоруживают и Маддахию. Его связывают, заведя руки назад. Аблая как чингизида не вяжут. К нему подводят коня.

— Извини, султан, — обращается к нему тот же командир,- Конь твой ранен и не может идти под седлом. Придется тебе ехать на этом коне.

С глумливой улыбкой Аблая подсаживают на коня.

Эпизод 13 .

Калмыки собирают трупы своих (своих, а не казахских) воинов, садят каждого на отдельного коня и привязывают волосяными арканами за ноги, за руки и плечи. Сабли вешают на передних луках седел и на передних же луках веревкой укрепляют наискосок копья остриями вниз. Круглые щиты вешают с правой стороны седел. Одновременно они поют хвалебную песню-плач своим павшим воинам — дикую волчью песню. «Байаралла, батыр, дзориггей! Байаралла, батыр, дзориггей!»- кричат они, потрясая саблями ввысь — прощальный жест, последний привет уходящим, улетающим в небо духам воинов.

Эпизод 14 .

Идет сбор трофеев. Калмыки снимают с убитых казахских воинов кольчуги и шлемы, массивные пояса с оружием. Роются в карманах. Снимают сапоги. Вынимают трофейные сабли из ножен и, помахав ими в воздухе и попробовав лезвие на палец, восхищенно цокают языками. Ловят коней. С убитых коней снимают седла. Пленные Аблай и Маддахия исподлобья наблюдают за всем этим.

Эпизод 15.

Наконец калмыки совершают последний обряд — древний воинский обряд — отрезание голов врага. Перевернув труп лицом вверх и положив руки вдоль туловища они одним коротким ударом сабли отрубают голову. Потом концом сабли, чтобы не замарать сапог, голову откатывают в сторону и сделав надрез под подбородком пропускают в него крепкий сыромятный ремень. Ремень протаскивают между зубами. Взяв ремень за оба конца привязывают голову к тороке — канжига, которая находится с правой передней стороны седла.

Смертельная бледность покрывает лицо Маддахии при виде этого. По тому как бурно вздымается его грудь можно понять чувства обуревающие его. Внезапно он подняв лицо к небу ревет как раненый зверь, дико и безнадежно. Слезы ручьем текут у него из глаз. Он дает шенкеля своему коню и начинает рвать свои руки из веревок

— Аллах, где же ты! — кричит он в небо.- Слепой Аллах, приди и помоги! Помоги или же сам уничтожь нас!

Конвоир-калмык бьет его в спину тупым концом копья. Внезапно раздается хлесткий как удар плетки окрик Аблая:

— Маддахия! Молчи! Не показывай своих слез! Не унижай себя и меня!

Маддахия не опуская своего лица и по-прежнему глядя в небо, задыхаясь от слез замолкает.

Калмыцкий военачальник садится на коня и дает знак рукой. Огромное войско блестя и переливаясь на солнце оружием, трогается в путь. В аръергарде тянут на веревках коней с привязанными к седлам мертвыми калмыцкими воинами. Сзади в небольшом отдалении, в окружении небольшого эскорта едут Аблай и Маддахия. В самый последний момент султан оборачивается и бросает на своих неприбранных воинов взгляд исполненный невыразимой любви и нежности. В этом взгляде есть и невыплаканные слезы, и гордость за своих воинов, умерших правой, священной смертью. Звучит, будто в глубине сознания, глубине сердца знаменитая песня «Туган жер» («Родная земля»). Раненого Кёкбалака тянут на веревке. Он идет прихрамывая и подняв морду горестно ржет оплакивая гибель воинов.

Эпизод 16.

осеньКровавые закаты. Калмыцкий отряд едет по бескрайней степи переходя вброд степные реки, оставляя за собой бесчисленные перелески. Поздняя осень, или как говорят казахи «кара куз», когда золотая осень идет на убыль. Все начинает темнеть, золото увяданья начинает переходить в коричневые тона и степь превращается в желто-червонно-коричневое полотно. Еще не прошел осенний ветер «Карабас жель» (что означает «черноголовый ветер», ветер который заканчивает осень. Травы от него чернеют и сгорают. Ветер растормошив и вытряхнув семена из трав укладывает их в зимнюю постель) и травы стоят еще высоко. Калмыцкий отряд идет озаренный червонным светом осенней степи. И снова голос Кёкбалака множась эхом раздается по всей степи.

Эпизод 17.

Аблая и Маддахию под охраной конвойного отряда привозят в ставку хунтайджи. Аул хунтайджи заполнен вооруженными людьми. Все — и воины, и старики, и женщины — все от мала до велика смотрят на приезд пленного Аблая — прославленного казахского султана. Смотрят как Аблая и Маддахию, закованных в цепи, ссаживают с коней и ведут в юрту хунтайджи.

Эпизод 18.

Внутри 24-х створчатой огромной орды. На торе, на невысоком деревянном троне без всяких затей, сидит Галдан-Церен — калмыцкий хан — хунтайджи. Это стареющий воин. У него, как и у всех калмыков плотное телосложение, раскосые глаза, широкие скулы. Из под куполообразной шитой шелком красной шапки выбиваются седые косички хорошо смазанные и заплетенные. Он одет как и все в синий монгольский чапан — дели, на ногах широкие калмыцкие сапоги — гутулы с загнутыми кверху носками. Орда полна людей. Это полководцы и командиры калмыцкой армии. И еще много женщин. Почти все, кроме женщин, вооружены. Среди калмыков видно несколько человек европеоидного типа одетых по калмыцки. Аблая и Маддахию ведут прямо к Галдан-Церену и останавливают перед самым троном. Наступает напряженная, звенящая и одновременно тягостная тишина. Слышно как за войлочными стенами юрты гудит народ. Наконец из рядов выступает один из придворных и кричит Аблаю:

— Стань на колени перед великим хунтайджи Галдан-Цереном!

Аблай смотрит на придворного с холодным презрением, с каким-то даже равнодушным презрением и отвечает ему, но больше обращаясь к Галдан-Церену:

— Я не раб, чтобы стоять перед ним на коленях. Я — султан Великой Казахской Орды!

И вдруг из переднего ряда выступает женщина. Это пожилая калмычка. Блестя глазами она становится напротив и в некотором отдалении от Аблая и смотрит на него. Аблай окидывает ее все тем же равнодушным взглядом.

— Узнаешь ты меня? — тихо спрашивает она.

Аблай смотрит на нее выжидательным взглядом. Внезапно калмычка кричит Аблаю:

— Я Кунсаин — мать Чарыша! Скажи мне, рожденный от собаки, как ты убил моего сына! Где ты пролил кровь моего ненаглядного Чарыша!

Аблай только на миг прикрывает веки, и перед его глазами всплывает видение недавнего побоища. Мерещится Бисат, весь окровавленный.

— Ненаглядный Чарыш! — вдруг хохочет он и звеня цепями поднимает свои руки, — Вот этими руками я резал калмыков. Не разбирал, в лица не смотрел. Откуда мне знать, под каким кустом валяется голова твоего приблудного сына?

Кунсаин выхватив из складок своей одежды калмыцкий нож с криком кидается на Аблая. Маддахия ударив ее своим телом валит на землю. Мгновенно возле Аблая и Маддахии вырастают два телохранителя. Кунсаин вскакивает с места и с волчьим рыком опять бросается на Аблая. Один из телохранителей перехватывает ее руку с ножом и обняв за плечи сдерживает ее. Кунсаин кричит страшным голосом:

— Будь ты проклят Аблай, и весь твой народ — будь он проклят! Все ваши потомки — будь они прокляты,- Она поворачивается к хунтайджи.- Галдан, дай мне его голову! Дай мне напиться его крови! Дай — или же я прокляну и тебя! Бери весь мой скот, бери все что я имею — но отдай мне его!

Галдан-Церен как бы стыдясь опускает глаза, потом делает знак страже.

Стражники ведут ее к выходу. Кунсаин кричит обращаясь ко всем:

— Калмыки! Позор вам всем — если этот убийца уйдет живым отсюда! Мой сын неотмщен! О, мой Чарыш, мой сокол неотмщен! Оооо!

В орде поднимается гул.

— Смерть! Смерть ему!- кричат придворные,- Вырвать ему язык и выколоть глаза!

Несколько человек хватаются за сабли. Галдан-Церен хлопает в ладоши. В орду врываются человек сорок личной охраны хунтайджи — рослые калмыцкие воины.

— Все кто хочет воевать со связанными пленными — выйдите отсюда! — гневно говорит Галдан-Церен.

Калмыки опускают головы. Снова воцаряется тишина. Галдан-Церен первый раз за все это время внимательно смотрит на Аблая. Два мужественных человека смотрят друг на друга. Нет ненависти в их глазах. При других обстоятельствах они могли бы быть друзьями.

— Ты обвиняешься в том, что убил моего брата Чарыша,- говорит Галдан-Церен,- Обвиняешься в том, что воевал против Калмыцкой Орды и до последнего момента не опускал оружие.

— Я убил Чарыша не из-за угла,- говорит Аблай, не отводя глаз от Галдана-Церена,- Я убил его не спящего. Я победил его в честном поединке и отрезал ему голову. Победа на поле боя не может быть виной. А если у меня сейчас будут развязаны руки, и если у меня будет оружие, то против Калмыцкой Орды я буду воевать и сейчас.

— Не боишься смерти, султан Аблай?- Галдан-Церен спокойно и величаво смотрит на Аблая.

— Нет, — отвечает Аблай с таким же величавым выражением,- Я воин, и не намерен валяться у тебя в ногах и вымаливать пощаду.

— Ну что ж,- со вздохом произносит хунтайджи,- Ступай. На рассвете ты будешь казнен.

Телохранители кладут руки на плечи Аблая.

— Слушай и ты меня, Галдан-Церен,- говорит Аблай,- Запомни, ты казнишь меня, а мои батыры казнят весь твой народ. Гордые девы ваши и жены станут нашими наложницами, а ваши спесивые сыновья станут нашими пастухами и рабами.

Аблая и Маддахию уводят.

Эпизод 19.

В юрте для пленных. На земле раскидана солома. Валяются несколько дырявых кошм. Аблай сидит на соломе, прислонившись к створке юрты. Маддахия опустив голову сидит на кошме в центре юрты.Оба молчат некоторое время. Первым заговаривает Аблай.

— Скажи мне, Маддахия, сколько вас в семье человек? Какого ты племени?

— Нас в семье было шестеро,- отвечает Маддахия,- Шестеро братьев. Я самый младший из них.

— А теперь что?- спрашивает Аблай.

— Все погибли на войне,- говорит Маддахия,- А сам я из рода Аргын, подрод Каржас.

— Женат?- Аблай рассматривает свои руки.

— Нет, не женат,- отвечает Маддахия, — Если нас казнят, то наше семя прервется на мне.

— Значит, ты как и я, — говорит Аблай задумчиво глядя в землю,- Я ведь тоже один от отца и матери.

Маддахия вздрогнув поднимает голову.

— Боже, султан,- говорит он пораженный, — Я и не знал. Неужели ты…

— Не печалься, Маддахия, — говорит Аблай, — зато жив будет наш народ. И мы с ним тоже будем живы.

Молчат еще некоторое время.

— Почему они медлят?- Маддахия с озадаченным видом смотрит на султана,- Прошло восемь дней с того времени, как Галдан-Церен назначил нам смертную казнь.

— Наверное, сабли свои точат,- невесело шутит Аблай, — Или же хотят измотать нас.

— Султан, а что это за люди в юрте хунтайджи?- Маддахия соломинкой чертит какие-то узоры на кошме,- Одежда вроде калмыцкая, а лица…странные. Светлолицые, светловолосые, с рыжими бородами.

— Это русские и другие, в разное время попавшие в плен к калмыкам,- Аблай сводит руки калачиком. У обоих изо рта вьется пар,- Они служат военными советниками при дворе хунтайджи. И есть у них еще пленные, которые отливают пушки и обучают этому делу калмыцких кузнецов.

Снаружи слышатся голоса. Гудит земля от тяжелых шагов и распахнув дверь в юрту входят несколько калмыков. Один из них, богато одетый, подходит к Аблаю и становится напротив. Аблай смотрит на него, будто его и нет. Знатный калмык начинает говорить торжественным голосом:

— Потомок великого хунтайджи Цевана-Раптана, великий полководец и великий хунтайджи Галдан-Церен дарует Аблаю — султану Казахской Орды и его батыру жизнь.

Аблай продолжает смотреть «сквозь» калмыка передающего приказ о помиловании. Калмыки переглядываются. Знатный калмык говорит назидательным тоном:

— Надо встать с места и поблагодарить.

— Кого и за что?- будто проснувшись, с удивлением спрашивает Аблай.

Калмыки снова переглядываются и саркастически улыбаются. Знатный калмык начинает терпеливо объяснять:

— Надо встать с места и поблагодарить великого хунтайджи Галдана-Церена за то, что он даровал тебе и твоему батыру жизнь.

— Слушай, знатный человек,- говорит Аблай,- Мне и моему батыру жизнь дарована Аллахом всемогущим. Поэтому я не могу благодарить вашего хунтайджи.

Калмык на своем языке произносит какое-то бранное слово. Все смеются и выходят из юрты. Входит другой калмык.

— Приказано вас из темницы перевести в другую юрту,- говорит он.

Эпизод 20.

Калмык ведет Аблая и Маддахию через аул. Первая пороша. Снег негромко скрипит под ногами. Алтайские леса. Горы еще не покрыты, а слегка прикрыты снегом. Конвоир приводит их в небольшую 4-х створчатую юрту. Пленники заходят внутрь. Юрта несмотря на скромное убранство выглядит уютно. Под шанраком горит небольшой копаный очаг. Над огнем пустая тренога. В юрте тепло.

— Вот за это я могу поблагодарить хунтайджи,- говорит Аблай располагаясь на кошме и с наслаждением вытягивая ноги,- Передай хунтайджи, что я благодарен ему за это,- говорит он конвоиру,- Бесконечно благодарен.

Калмык уходит. Уставшие, продрогшие Аблай и Маддахия с наслаждением греются.

— Вот это и есть наше новое жилище,- говорит Аблай удобно потягиваясь на кошме,- На сколько — неизвестно.

Эпизод 21.

— Какого ты роду и племени?- говорит Галдан-Церен,- Кто твой отец?

Хунтайджи полулежит на многослойной кошме. На нем халат простого красного шелка. На голове знакомая монгольская шапка. Седые волосы также заплетены в косички. Аблай сидит чуть ниже. Ноги сведены калачиком, по турецки. Голова чуть наклонена.

— Я — чингизид, представитель правящей династии Казахской Орды,- говорит он приподняв голову и задумчиво глядя в какую-то точку на кошме напротив,- Чингис-хан — мой великий предок. Мы пошли от его старшего сына Джучи. Ближние предки — великие ханы — Азь Джанибек, Есим Могучий и Салхам Джангир. Мой отец — султан Уали. Все мои предки пролили кровь в священной борьбе с врагом. Вот чей я потомок.

— Это правда, что хан Абульмамбет признал тебя ханом Казахской Орды?- Галдан-Церен не спеша берет чашку с чаем и делает глоток,- А если ты хан, то кем является он?

— Да, я действительно являюсь ханом Казахской Орды,- отвечает Аблай,- Просто решили на время войны повременить с церемонией избрания. А брат мой Абульмамбет считается старшим ханом и моим главным советником.

— Как наследуется престол у казахских ханов? — спрашивает Галдан-Церен, подминая локтем подушку.

Аблай сидит некоторое время молча. Потом глядя немного искоса на хунтайджи начинает говорить.

— Мы — тюрки. У нас древняя традиция избрания хана. После смерти какого-либо хана власть переходит к его брату. А после смерти брата, власть возвращается к старшему отпрыску прежнего хана. Правление принадлежит нескольким семьям.

— У нас не так,- задумчиво говорит Галдан-Церен. Воцаряется молчание.

— А если ты хан, то почему твой батыр называет тебя султаном? — снова спрашивает Галдан-Церен.

— Это по старой памяти и из уважения к хану Абульмамбету,- отвечает Аблай.

Безмолвная прислужница — калмычка берет остывшие чашки с чаем у хунтайджи и Аблая и вылив их наливает им горячего чая.

Чаепитие продолжается еще некоторое время. Наконец Галдан-Церен переворачивает вверх дном свою чашку.

— Ну что ж, хан и султан Аблай, — говорит он с улыбкой обращаясь к Аблаю,- Приятно было с тобой поговорить. Иди отдыхай. Время позднее. Мы оба устали.

Он хлопает в ладоши. Входит один из телохранителей хунтайджи.

— Проводи султана до его юрты,- коротко приказывает Галдан-Церен.

Эпизод 22.

Аблай идет по ночному аулу в сопровождении телохранителя. Аул укладывается спать. Слышны возгласы припозднившихся пастухов, лай собак. Начало зимы. В небе роятся бесчисленные звезды. Они похожи на золотых жучков. Аблай остановившись любуется красотой тихого зимнего неба. Телохранитель выжидающе смотрит на него. И вдруг в сознании Аблая начинает звучать старинный кюй. Это голос его далекой Родины. Звуки ширятся и наконец заполняют как бы все поднебесье. Звезды начинают колебаться в такт музыке.

— Султан, вас приказано отвести в юрту, — говорит телохранитель. Аблай пораженный контрастом небесной музыки и земного, стоит еще некоторое время, слушая как удаляются звуки кюя, потом медленно направляется к своей юрте.

Эпизод 23.

Зима. Ночь. Свирепый джунгарский буран. Воют волки. Ставка хунтайджи Галдан-Церена. Несколько глинобитных домов. Много юрт. И дома, и юрты полузасыпаны снегом. Огромные снежные валы перекатываются под напором страшного бурана. И над всем этим зимним ужасом странно светит луна, и мерцают искрами могучие алтайские леса.

Эпизод 24.

В юрте где живут пленные Аблай и Маддахия. Султан болеет. Он то сдергивает с себя волчью шубу, то снова нащупывает и натягивает ее на себя. У него сильный жар. Он бредит. Единственное страшное видение преследует его сознание.

Снится ему пустыня в тумане. Он пеший и без оружия бредет спотыкаясь о камни. Потом туман начинает редеть. Когда туман рассеивается полностью перед ним открывается безжизненное пространство, страшное, напоминающее лунный пейзаж. И вот на этом черно-сером пространстве он видит точку. Аблай радостно улыбнувшись устремляется туда. По мере приближения узнается силуэт человека. И вот Аблай вплотную подходит к всаднику, который стоит к нему спиной. Всадник слегка поворачивает голову и становится к нему в полупрофиль. Ужас появляется на лице Аблая. Кажется он начинает узнавать человека на коне. Внезапно всадник быстро поворачивает коня и становится лицом к лицу с Аблаем. Аблай в ужасе кричит:

— Чарыш!

— Да, это я, Аблай!- говорит Чарыш. Змеиная улыбка трогает его губы. Неожиданно он захохотав выхватывает из ножен саблю.

— Защищайся, великий хан! — кричит он и бросается на Аблая.

Аблай закричав отскакивает от него. Но от Чарыша нет спасения. Он с хохотом настигает Аблая и начинает полосовать его саблей. Аблай прячется за высокий куст. Но Чарыш одним взмахом сабли разрубает куст. Аблай истекая кровью снова убегает. Чарыш догоняет и сбивает его грудью коня. Аблай перекатившись вскакивает на ноги и шарит глазами по земле. Но на земле ничего нет. Он кричит:

— Дайте мне саблю! Дайте мне мою саблю! Я погибаю!

И…возвращается в действительность. Горит огонь посреди юрты. Маддахия сидит распластав ноги и держит на коленях голову Аблая.

— Что ты, султан, какая еще сабля,- говорит он с печальной улыбкой. Он задумчиво смотрит на огонь.

— Нет у нас никакой сабли, мой повелитель,- грустно добавляет он,- Спи, мой султан.

Эпизод 25.

Приходит лекарь от Галдан-Церена. Раздев султана до пояса он долго осматривает и ворочает его могучее тело. Особенно он осматривает его спину. Сняв с него сапоги и размотав портянки осматривает пятки. Потом обращается к Маддахие.

— Надо выпить вот это,- Лекарь достав из своего хурджуна пучок каких-то трав подает его Маддахие,- Потом надо завернуть в шкуру черного барана или в волчью шубу и спать возле огня. Сделайте это. Если не лечится, то надо показать шаману.

Лекарь уходит. Маддахия ставит на треногу маленький казан и кипятит воду. Заваривает траву. Аблай сквозь полубредовую пелену смотрит на Маддахию и снова проваливается в черную бездну беспамятства. Страшное видение продолжается.

Аблай вновь бежит по черной пустыне. Бежит из последних сил задыхаясь и почти падая от изнеможения. Чарыш с гиканьем и свистом по нескольку раз обгоняет его и сделав круг, снова догоняет его. И вот они у бездонной пропасти. Кругом дикие скалы и редкая растительность. Озаренный мертвенным светом луны пейзаж навевает дикий ужас. Аблай стоит на краю пропасти. Чарыш с саблей наголо рысью подъезжает к нему и оскаливает в страшной улыбке зубы.

— Ну что, великий хан,- говорит он весело,- Ты думаешь, что убил Чарыша, положил ему конец. Ошибаешься, вот он я, я — Чарыш. Жив и невредим. А вот ты сейчас погибнешь бесславной смертью.

Чарыш взмахивает саблей и Аблай падает замертво. Он летит в пропасть и…просыпается. Маддахия держит его голову. Когда Аблай открывает глаза Маддахия подносит ему деревянную чашку — тостаган с травяным чаем.

— Пейте, мой повелитель, и да поможет вам Аллах.

Аблай жадно припадает к чашке. Маддахия три раза наполняет тостаган и все три раза султан выпивает ее до дна. Потом устало откидывается на подушку. Маддахия тщательно укрывает его волчьей шубой.

Эпизод 26.

В ставке Галдан-Церена. Хунтайджи сидит на кошме обложенный подушками. Чуть ниже сидит Аблай. По левую руку хунтайджи сидит калмыцкий домбрист. Он играет кюй. Аблай сидит не шелохнувшись. Хунтайджи закрыв глаза покачивается в такт музыке. Кюй заканчивается. Галдан-Церен , слегка порозовевший от переживаний, открывает глаза и с благодарностью смотрит на домбриста.

— Скажи мне, Аблай, кто самый могущественный государь на свете?- благодушно спрашивает Галдан-Церен.

Аблай слегка склоняется, потом поднимает голову и ясными глазами смотрит на Галдан-Церена.

— Самый могущественный государь на свете — это турецкий султан,- отвечает он.

Хунтайджи удивлен, и даже слегка обижен, что он назвал не его — Галдан-Церена.

— Ну а после него…кто могущественный государь? — спрашивает он снова.

— После турецкого султана, могущественный государь на свете — это русский царь,- опять обманывает ожидания хунтайджи Аблай.

— Ну а после русского царя…кто? — спрашивает слегка помрачневший Галдан-Церен.

— После русского царя, мы с тобой — могущественные государи, — говорит Аблай, такими же ясными глазами смотря на Галдан-Церена.

Пораженный Галдан-Церен долго смотрит в лицо Аблая.

— Могущество — это не только сила, оно еще предполагает и мудрость,- продолжает свою прерванную речь Аблай,- Мы с тобой не только доблестные государи, но и мудрые государи. Поэтому-то мы с тобой и сумеем договориться о мире.

— О мире?- спрашивает удивленно Галдан-Церен,- Какой ты решительный человек. Сидя у меня в плену ты хочешь вести со мной переговоры о мире.

— Если надо, переговоры о мире можно вести и с пастухом,- парирует Аблай,- Была бы добрая воля.

Наступает тишина. И в этой тишине раздаются веские и тяжелые слова Аблая.

— Нам нужен мир, Галдан-Церен. И тебе, и мне. Нашим народам нужен мир.

— Победителю не нужен мир!- коротко отрезает Галдан-Церен.

Снова наступает тишина. Потом медленно начинает говорить Аблай:

— Что ты называешь победой в этой кровавой резне, Галдан хан? Временный перевес над противником и захват части его земель? Но Казахская Орда благоденствует. Шестьдесят тысяч моих закаленных воинов сидят в седле. Вот это ты называешь вашей победой? Мы просто стоим на пороге очередной бойни. И нет у нее ни конца, ни края.

Галдан-Церен долго и пристально смотрит в лицоАблая.

— Не играешь ли ты с огнем, султан?- наконец произносит он,- Мне ничего не стоит поменять свое решение.

— Галдан-Церен, простым отрубанием головы вряд ли ты сможешь достать победу своему народу,- говорит Аблай,- В Казахской Орде много героев, и один из достойнейших займет мое место.

Галдан-Церен смотрит на засидевшегося и наслушавшегося лишнего домбриста, давая ему знак выйти. Домбрист встает, кланяется и выходит. Галдан-Церен поворачивается к Аблаю.

— И что ты предлагаешь?- спрашивает он.

— Мир,- говорит Аблай,- И вам, и нам как никогда нужен мир.

Галдан-Церен опустив голову долгое время сидит молча.

— Ладно, ступай, Аблай,- говорит он наконец,- Отдыхай

Аблай встает с места и идет к выходу.У дверей он оборачивается.

— Не обижайся, Галдан-хан, что я назвал тебя третьим,- говорит он,- Ты один из благороднейших людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. В твоем рождении нет изъяна. Ты сидишь во главе маленького народа, а достоин править великим государством.

Эпизод 27.

Весна в Джунгарии. Бескрайняя степь буйно цветет окаймленная с одной стороны могучими алтайскими лесами. Великое калмыцкое кочевье. Юрты на телегах. Почти все калмыки вооружены. Дети кто на конях-стригунках, кто на волах стайками, с веселым криком и смехом мечутся по всему кочевью. Молодые девушки, одетые в нарядные одежды, держутся особняком. Старые женщины кто на коне, кто на телеге тоже забыв свой степенный возраст весело перекликаются между собой. Вооруженные воины шумной кавалькадой мчатся вдоль кочевья перебрасываясь шутками с женщинами. Впереди кочевья идет Сэтэр — оседланный конь молочно-белой породы. На коне никто не едет. Считается, что в седле незримо сидит бог войны Сульдэ. Конь идет в окружении вооруженной охраны. К седлу прикреплено четыреххвостое знамя (из конских хвостов), по бокам навешано калмыцкое оружие. Над всем этим великим праздником кочевья ярко светит солнце и высоко в небе летят белые лебеди.

Эпизод 28.

Аблай и Маддахия едут в телеге в конце кочевья. Им как пленникам не разрешается ехать верхом. Кёкбалак — конь Аблая и гнедой конь Маддахии привязаны сзади телеги по-калмыцки — на длинных уздечках. Кони не оседланы. Аблай внимательно изучает кочевье, цепким взглядом замечает все — и оружие, и снаряжение, и количество воинов. Маддахия повлажневшими глазами смотрит на степь, на буйство красок, на высокое синее небо.

— Наши наверное тоже кочуют,- говорит он потом каким-то тихим и задушевным голосом,- Пьют кумыс, гуляют, состязаются в стрельбе из лука Ловчие со своими соколами выходят на утиную охоту.

Маддахия замолкает повесив свою голову.

— Не горюй, Маддахия,- говорит Аблай. Он задумчиво смотрит на Маддахию,- Настанет и нам праздник. Сядем на коней, опояшемся саблями и войдем в огненную реку как наши предки.И еще много раз будет цвести степь, и еще много раз будем идти на врага. Дай Аллах умереть нам в седле и с оружием в руках.

Едут еще некоторое время. Возница-калмык концом бича указывает на горизонт и говорит обращаясь к пленникам:

— Гроза идет, будет большой дождь.

Аблай негромко окликает своего коня:

— Кёкбалак!

Кёкбалак подавшись вперед обнюхивает сапоги хозяина, потом слегка навалившись грудью на телегу и продолжая идти, кладет голову ему на колени. Аблай гладит ему лоб, шею. Кёкбалак печально смотрит на своего хозяина, потом подняв морду к небу начинает призывно ржать.

Эпизод 29.

Идет ливень. Но это летний теплый ливень. Веселье продолжается. Туча уходит и ливень сразу же прекращается. Солнце начинает припекать. В воздухе вьется мошкара. От нагретых солнцем коней и людей идет пар.

— Как ты думаешь, мой повелитель, наши знают о том, что случилось с нами, и что мы с тобой живы? — спрашивает Маддахия,- А если знают, то почему не ищут нас? Вот уже восемь месяцев прошло с того дня. Скоро год как мы с тобой в плену.

Аблай лежит на спине запрокинув руки за голову и смотрит в небо. Телега мерно скрипит. Аблай молчит некоторое время. Потом рывком поднимается и садится по турецки.

— Конечно знают. Они вероятно в тот же день или на другой день нашли место сражения. Опознали трупы…А нас с тобой нет. Если они не знают что мы живы, то по крайней мере знают, что нас увели калмыки. Будь уверен, они постараются узнать о нас все что можно узнать. Нас не оставят в беде. А посольство должно прийти сюда до начала летней войны . Но не видно. чтобы калмыки отправлялись в поход. Что-то медлят они.

Эпизод 30.

Вечером того же дня. Аблай и Маддахия ужинают. Перед каждым большие чашки с мясом. Они руками разрывают мясо и едят. После мяса Маддахия подает султану большую питьевую чашку с кумысом. Аблай выпивает, потом морщится.

— Кумыс как всегда не бродивший. Всего час назад наверное доили.

Маддахия весело смеется.

— Мой повелитель, калмыки никогда не сбраживают кумыс, как это делают казахи.

Аблай тоже смеется:

— А сапоги они шьют из сыромятной кожи,- Потом он осматривает свои сапоги,- Да, скоро и наши сапоги износятся, и нам с тобой придется носить их гутулы.

Маддахия приносит плоскую чашку, кумган с теплой водой и поливает на руки султану. Аблай тщательно вымыв свои руки и прополоскав рот неторопливо утирается. Маддахия быстро убирает нехитрую посуду. Потом они садятся — Аблай на торе, а Маддахия чуть ниже. Воцаряется молчание. Слышен треск огня в очаге. Пламя плавно танцует бросая блики света на настенные кошмы. Маддахия первым прерывает молчание.

— Мой повелитель, я хотел узнать у тебя одну историю.

— Спрашивай,- говорит Аблай.

— Помнишь, мой повелитель, когда нас привезли в ставку Галдан-Церена, эта женщина — Кунсаин, проклинала тебя и говорила о каком-то Чарыше. Потом когда ты заболел зимой и бредил, ты сам назвал в бреду это имя. Кто этот человек — Чарыш? Правда, что он родственник Галдана-Церена? Говорят ты убил его в поединке. Где это было? Когда?

Аблай не отрываясь долго смотрит на огонь. Странная улыбка блуждает по его лицу. Здесь и гордость за себя, и жалость к поверженному врагу. Наконец он начинает говорить и голос его удивительным образом меняется. Это не голос, а горловой клекот с небольшой хрипотцой.

— Помню. Как не помнить. Это было знаменитое Алакульское сражение, где казахи нанесли калмыкам страшный урон. Чарыш был достойнейший из богатырей. Тогда ему было лет за сорок. В поединках не было ему равных. А мне было двадцать лет. Но и в свои двадцать лет я хлебнул немало. И в каких только переделках я не был.

Эпизод 31

(воспоминания Аблая о своем поединке с Чарышем)

Огромная равнина окаймленная с одной стороны береговой линией озера Алакуль. С востока густые леса предгорий Джунгарского Алатау. Два войска — калмыцкое и казахское стоят плотным строем метрах в трехстах друг от друга. С калмыцкой стороны выезжает воин на великолепном черном коне. Поверх синего монгольского чапана надета кольчуга. На голове шлем из черной самаркандской стали. Сойдя с коня и подойдя пешком к хунтайджи он слегка склонив голову просит благословения. Хунтайджи положив руку на его голову смотрит в небо и бормочет какое-то напутствие. Воин, вскочив на коня скачет вдоль калмыцких полков джигитуя и вольтижируя копьем. Все калмыцкое воинство кричит и гремит щитами благославляя своего богатыря.Потом калмыцкий богатырь проскакав примерно половину расстояния между войсками останавливается против казахского войска и машет копьем зовя своего противника к поединку.

— Хэсэг! Хэсэг! — кричит он зычным голосом.

Казахские воины переглядываются. Но ни один из них не трогается с места. Хан Абульмамбет дает знак и двое ханских туленгутов скачут вдоль казахского войска. Это знак, просьба хана выйти кому-нибудь на поединок с калмыцким богатырем. Трижды они объезжают войско. Но никто не изъявляет желания выходить на поединок. Устанавливается зловещая, кричащая тишина. Двадцатилетний Аблай — Абильмансур (его настоящее имя) стоит на правом фланге во втором ряду. Он смотрит вдоль полусогнутой шеренги, смотрит по сторонам, осматривает задние ряды и везде видит позорно сникшие головы. И вдруг старый батыр стоящий во главе правого фланга трогает коня. Это Богенбай батыр. Лицо Аблая вспыхивает.

— Я выйду — говорит он. Богенбай довольно улыбается. Аблай трогает коня и раздвинув передний ряд выходит из строя и едет к хану. Не доезжая метров десять он сходит с коня и ведя его на поводу подходит к повелителю. Он опускается перед ним на одно колено и склоняет голову прося благословения. Хан Абульмамбет прочитав короткую молитву говорит негромко:

— Всевышний, да будет тебе опорой!

Аблай взлетает в седло и скачет вдоль строя играя копьем. Два раза проскакав вдоль войска Аблай рысью подъезжает к калмыцкому богатырю и растягивая ногами стремена становится в наглую позу против него. Происходит ритуальная перебранка.

— Ну что ж, щенок,- говорит калмык с презрительной улыбкой,- Как мы будем биться — до первой крови или как?

— Это курица дерется до первой крови,- хохочет Аблай, — Я думал, что буду сражаться с мужчиной.

— Жаль,- говорит калмыцкий богатырь, гарцуя, все с той же презрительной улыбкой,- Назови хоть свое имя. Я же должен знать, чью голову буду сегодня приторачивать к седлу.

— Слушай ты, калмыцкая собака, — говорит Аблай, тоже с презрительной холодной усмешкой,- Клянусь Аллахом, сегодня твоя поганая голова будет валяться в пыли у ног моего хана. В бабской перепалке ты силен, я вижу. Теперь покажи на что ты способен как воин.

Они отъезжают к своим войскам и становятся в позицию. И поединок начинается.

Сперва они по древней воинской традиции бьются на копьях. На полном скаку они налетают друг на друга. Кони сшибаясь и не выдерживая силы удара встают на дыбы. Кованые копыта коней с корнем вырывают траву и роют чернозем. Оба богатыря щитами успешно отражают удары. В одной сшибке у Аблая лопаются подпруги. Седло сползает и Аблай оказывается на земле. Перекатившись через голову он встает на ноги и быстро подбирает свой щит и копье. Теперь он пеший. Чарыш как буря налетает на него несколько раз, но Аблай косо отражая щитом удары копья остается неуязвим. Наконец в одну из атак Аблай вонзает копье в грудь коня Чарыша. Конь падает. Чарыш перекатившись встает на ноги и поднимает свое копье. Аблай не сумев вытащить застрявшее в толще мяса копье выхватывает саблю из ножен. Теперь они дерутся пешими. Чарыш выставив копье бросается в яростную атаку, Аблай одним взмахом отрубает наконечник вражеского копья. Чарыш нападает еще несколько раз, метя в глаз, и с каждым наскоком Аблай отрубает по куску от его копья. Наконец Чарыш бросает бесполезную теперь палку и тоже вынимает саблю. Они кружатся внимательно следя друг за другом. На Аблая страшно смотреть. В его лице нет ничего человеческого. Это лицо зверя. Чарыш если не испуган, то смущен. Он только по привычке бросается в атаку и наносит великолепные удары. Но он больше отступает чем наступает. И это замечают все — и калмыки, и казахи. Раздаются крики — и калмыки, и казахи подбадривают каждый своего богатыря. Внезапно Аблай бросает на землю свой щит и смотрит полыхающим взглядом на Чарыша. Пораженный Чарыш стоит некоторое время недвижно, потом каким-то сонным движением бросает свой щит. Они снова бросаются в атаку и обмениваются быстрыми ударами и отступают. Аблай снова смотрит на Чарыша своим волчьим взглядом и бросается в атаку. Но это ложная атака. Обманутый Чарыш намереваясь разрубить Аблая наискосок от плеча, бросает саблю косо вниз. Аблай отклоняется назад. Клинок со свистом пролетает мимо. На какой-то миг шея калмыка оголена и этого достаточно. Аблай коротким, молниеносным ударом протыкает ему глотку. Чарыш секунду стоит шатаясьи рыгая кровью, потом падает, обрушиваясь всем своим огромным телом на землю. Аблай с каменным лицом и с презрением в глазах смотрит на труп своего врага.

Казахское войско ликует.

Хунтайджи дает знак подобрать труп Чарыша и от калмыцкого войска отделяется одна десятка и скачет к месту поединка. Хан Абульмамбет негромко но властно приказывает:

— Коня батыру! И отгоните калмыков!

От казахского войска тоже отделяется десятка и скачет к Аблаю. Место поединка находится ближе к казахскому войску. Казахские аламаны проскакав с одобрительными криками мимо Аблая встречают калмыков. Завязывается короткая схватка. В это время ханский туленгут подводит Аблаю оседланного коня. Аблай садится на коня и наклонившись поднимает труп Чарыша и сняв с него шлем кидает на землю. Потом вынув свой кинжал отрезает ему голову и бросает труп на землю. Держа окровавленную голову за косички он скачет к хану Абульмамбету. Подскакав Аблай бросает голову к ногам ханского коня.

Эпизод 32.

Батальная сцена. и одновременно идет устное повествование Аблая.

— Аллах всемогущ! Я открыл дорогу победе. Калмыки бежали. Хан Абульмамбет и батыр Богенбай со своими отрядами сумели отсечь большую часть калмыцкого войска. Их загнали в Алакульские болота и всех уничтожили. Я был в отряде Богенбая. Другая часть калмыков вдоль правого берега Алакуля отступала к отрогам Алатау. Их несколько дней расстреливали, рубили и гнали почти до Китая. Только хунтайджи с небольшой частью войска сумел уйти в Джунгарию. Славная была охота.

Пораженный рассказом, Маддахия, покрасневший, гордый от восторга смотрит в лицо Аблая. Потом удивленно качает головой.

— Султан, и ты после всего этого хочешь выйти живым отсюда?

— На все воля Аллаха,- говорит Аблай.

Эпизод 33.

Очередное стойбище. Густые леса перемежаются со степью. Перед юртой Аблая и Маддахии протекает полноводная степная река. Аблай сидит у стенки юрты и наблюдает за тем, что происходит на берегу реки. Маддахия сидит с калмыцкими детьми и строит им плотики из осоки. Свернув плотик он протыкает его соломинкой. Потом срывает маленький и твердый лист лопуха. Прошив лист лопуха палочкой устанавливает этот «парус» на плотик и спускает на воду. Дети вытаращив глаза идут берегом реки за плывущим плотиком. Таким образом он дарит всем детям по плотику. Потом отряхиваясь идет к юрте. В это время подбегают опоздавшие дети. Счастливчики показывают им плотики и хвастаются. Потом на своем языке объясняют кто им сделал эти плотики и кивают на уходящего Маддахию. «Обделенные» идут за Маддахией и клянчят:

— Кассах баатыр, сделай нам тоже плотики! Кассах баатыр, сделай нам плотики!

Маддахия поворачивается, делает страшное лицо и кидается за детьми. Дети с веселыми криками кидаются врассыпную. Калмыцкие воины, поящие своих коней на противоположном берегу реки хохочут довольные. Смеется и Аблай.

Эпизод 34.

— Ты уже при жизни стал героем легенды,- говорит Галдан-Церен,- О тебе в Казахской Орде складывают целые сказания. Расскажи, султан Аблай, как ты начинал свой боевой путь.

Галдан-Церен и Аблай сидят в летней белой юрте хунтайджи. Перед ними неизменный калмыцкий чай. Молчаливая калмычка прислуживает им. Аблай некоторое время молчит. Потом поворачивается к Галдан-Церену.

— Знакомо ли тебе такое чувство как жалость? — спрашивает он.

— Я жалею и оберегаю свой народ, -говорит Галдан-Церен,- Я жалею и оберегаю своих родственников, своих детей. Я так понимаю жалость.

— Нет, я говорю не о такой жалости,- говорит Аблай,- Я говорю о жалости. которая стала твоим страданием, твоей неизживаемой болью. И твоя каждая победа, и каждый успех только увеличивают твои страдания.

— Такая жалость мне не знакома,- говорит Галдан-Церен.

— Оно и понятно,- говорит Аблай,- Пятьдесят лет вы не знаете поражений. Вы забыли об этом чувстве. Ладно. Я расскажу про свой боевой путь. Но ты не услышишь звона сабель и свиста стрел в моем рассказе. Рассказ мой короткий. И он о бесконечно родном мне человеке.

Аблай слегка опускает голову и начинает рассказ.

— Это произошло в юношеские годы. Тогда я скитался безвестный по разоренной казахской степи. И однажды в лесной чаще я наткнулся на человеческое жилище. Это был неумело сделанный шалашик. А хозяином шалаша был маленький мальчик. Правда я нашел только кости его. Кости обглоданные голодным волком. Клянусь Аллахом, Галдан-Церен, меня трудно разжалобить. Но когда я шаг за шагом узнавал его нехитрый быт, сердце мое обливалось кровью. Задыхаясь от слез я рассматривал его маленький казанчик, его маленькую кошму, его деревянную чашку. Мальчик видать отыскивал съедобные травы и варил их. Но однажды на него напал волк. Мальчик пытался наверное защищаться. У него был ножик. Но слабые детские ручонки были бессильны против матерого волка. Я живо вообразил себе, как он дрожал от холода и голода по ночам, как жаловался Богу, плакал, вспоминая отца и мать порубленных калмыцкими саблями и разоренный свой аул. Когда я похоронив его покидал бедное жилище, я уже ничего не боялся. Так вот, я воюю за этого ребенка. За его загубленную жизнь. За его ангельскую душу. Вот весь смысл моей борьбы.

В юрте начинает звучать древняя монгольская колыбельная. Галдан-Церен, закрыв глаза, с покрасневшими бровями сидит раскачиваясь. Потом открыв глаза дает знак уйти Аблаю. Аблай встает и идет к выходу.

— Аблай,- тихо окликает его Галдан-Церен. Аблай поворачивается. Галдан-Церен с улыбкой смотрит на него. Аблай впервые замечает как постарел этот мужественный и добрый человек. Он смотрит на его седые косички, потом подняв глаза встречается с ним взглядом.

— Я тоже знаю тебе цену, Аблай,- говорит Галдан-Церен тихим голосом,- Если бы ты жил сто лет назад, ты бы правил половиной мира.

Эпизод 35.

Аблай полулежит на кошме. Входит Маддахия и останавливается у дверей. Аблай смотрит на него. Маддахия взволнован.

— Что случилось? — спрашивает Аблай.

— Мой повелитель, скажу — не поверите,- говорит Маддахия прерывающимся голосом,- Великая радость, мой повелитель. Из Казахской Орды приехало посольство!

Аблай вскакивает с места.

— Откуда весть?- спрашивает он с трудом сдерживая радость.

— Калмык, который привозит нам продукты, видел их своими глазами в ставке хунтайджи,- говорит Маддахия,- Огромное посольство в девяносто человек. Во главе бий — Акчора. В полуверсте от юрты хунтайджи для них построили целый аул.

Эпизод 36.

Через два дня. В юрту входит вестовой от хунтайджи.

— Из Казахской Орды прибыло посольство. Великий хунтайджи Галдан-Церен, в связи с этим, вызывает султана Аблая и батыра Маддахию в ставку.

Аблай и Маддахия быстро выходят из юрты. Калмыцкий аул возбужден. Все стоят и смотрят как пленные султан и батыр идут в сторону золоченой орды хунтайджи. Два вооруженных воина у входа в юрту хунтайджи расступаются пропуская Аблая и Маддахию. Аблай первым переступает порог.

Эпизод 37.

Хунтайджи сидит на небольшом возвышении, на своем деревянном троне. По левую сторону сидят калмыцкие полководцы. По правую сторону — казахское посольство. Когда входит Аблай — все казахское посольство — девяносто человек — встают с места.

— Алла жар! Алла жар! Алла жар, султан!- говорят они хором.

— Бар болындар!- выдыхает Аблай. Он идет, медленно идет опустив голову по толстым кошмам, подходит и становится прямо против посольства. Бий Акчора выступает вперед.

— Слава Аллаху…султан…ты жив,- говорит он дрогнувшим голосом.

Аблай с окаменевшим лицом смотрит на бия и говорит ему еле слышно, одними губами:

— Бий, не забывайся. Помни, где и перед кем мы находимся.

— Слава Аллаху, султан,- говорит бий Акчора , овладев своим голосом,- Как ты поживаешь? Здоров ли ты и батыр твой Маддахия, здоров ли он?

— Слава Аллаху,- говорит Аблай.

Галдан-Церен внимательно и с улыбкой следит за происходящим.

— Что ж ты не радуешься приезду своих соплеменников?- говорит он,- Садитесь, прошу вас. Вы мои гости.

Все рассаживаются. Аблай садится немного боком к посольству и лицом к хунтайджи.

— Я рад, Галдан-Церен,- говорит он.

Потом обращается к бию Акчора:

— Как поживает мой народ? Живы ли, здоровы ли все?

— Слава Аллаху, султан, — говорит бий Акчора,- Народ твой пребывает во здравии. Все — и стар, и млад, безмерно рады, что ты жив и передают тебе глубокий поклон.

— Передавайте и вы привет моему народу,- говорит Аблай,- Если будет угодно Аллаху , свидимся.

— Для этого мы и приехали сюда, султан,- говорит бий Акчора,- Народ твой жаждет вернуть тебя. Два дня мы вели переговоры с великим хунтайджи,- Он делает небольшой поклон в сторону Галдан-Церена,- Договаривались о твоем освобождении. Калмыцкая Орда согласна отпустить тебя. Сейчас мы услышим окончательное решение великого хунтайджи.

Наступает молчание. Несколько приближенных Галдана-Церена держат с ним короткий совет. Потом вперед выступает один из них и торжественным голосом объявляет волю государя.

— Калмыцкая Орда уступая просьбе Казахской Орды отпустить султана Аблая и батыра его Маддахию выдвигает такие условия — Казахская Орда прекращает все военные действия против Калмыцкой Орды и возвращает всех калмыков в разное время попавших в плен в Казахскую Орду, если таковые имеются. Казахская Орда в течение года воздерживается от любых случайных набегов против Калмыцкой Орды. Со своей стороны Калмыцкая Орда твердо хранит мир. Ровно через год казахское посольство привозит в заложники, в обмен на султана Аблая сына хана Абульмамбета — султана Абульфеиза. После этого мы подписываем мирный договор с Казахской Ордой и отпускаем султана Аблая.

Бий Акчора опускает свою седую голову. Потом в нарушение этикета говорит горестным полушепотом:

— Крепись Аблай, сын мой. Крепись, и придет тот день.

Эпизод 38.

Казахское посольство отъезжает. В сопровождении большого калмыцкого отряда посольство выезжает из ставки Галдан-Церена. Аблай, Маддахия и придворные калмыки стоят у юрты хунтайджи и смотрят вслед отъезжающим. Бледный Маддахия несколько раз взглядывает на Аблая. Но Аблай стоит с каменным лицом.

Эпизод 39.

Конец лета. Леса стоят желто-зеленые. У калмыков конец летовки. Еще жарко. Аблай и Маддахия сидят возле юрты и наблюдают за жизнью калмыцкого аула. Возле юрт стоят оседланнные кони. Женщины неторопливо укладывают вещи в походные мешки. Тишина. Вдруг Маддахия начинает напряженно прислушиваться и оглядываться. Наконец он находит источник своей тревоги — лес. Всмотревшись зорким и опытным взглядом в листву он говорит изменившимся голосом:

— Мой повелитель, в нас целятся…

— Точнее в меня,- говорит Аблай хриплым голосом,- Только не вздумай прикрывать меня, Маддахия. Все равно не успеешь.

Лицо Аблая приобретает ужасные черты. Маддахия с ужасом смотрит на него. Султан скорее похож на зверя, чем на человека..

Неимоверным напряжением зрения Аблай видит сквозь густую желтеющую листву ствол ружья, чернеющее дуло и испуганное лицо молодого калмыка.

Раздается выстрел. Пуля оцарапав левую щеку Аблая пробивает войлочную стену юрты.

Из соседних юрт выбегают встревоженные калмыки. Один из них показывает на облачко порохового дыма над лесом. Цепляя на ходу оружие калмыки вскакивают на коней и мчатся в сторону леса.

— Что же это, мой повелитель,- в бессильной ярости спрашивает Маддахия.

— Что поделать, Маддахия,- говорит Аблай,- Воевать с каждым калмыцким разбойником мы не можем.Мы пленники. Мы даже не можем отомстить этому человеку.

Эпизод 40.

Ночь. В юрту входит калмыцкий воин и говорит обращаясь к Аблаю:

— Нойон Даваци приглашает вас завтра на облавную охоту.

— Загонщиком, или как? — с улыбкой спрашивает Аблай.

Калмык пожимает плечами.

— Ладно,- говорит Аблай,- Пойдем. Но с одним условием. Пускай нам хотя бы на время охоты выдадут наше оружие.

Эпизод 41.

Идет охота в Алтайских горах. Аблай и Маддахия едут рядом и переговариваются. Громко лают собаки. Гремят в барабаны загонщики. Несколько групп охотников сжимая кольцо движутся к большой опушке.

— В старину наши предки охотились примерно так же,- говорит Аблай,- Это называлось «Улуг ау» — «Великая охота». Весной и глубокой осенью два раза в год они устраивали облаву. Но конечно, это была действительно великая охота. Каждый род и племя знали свое место в цепи. Зверей сгоняли со всей великой степи. Когда звери попадали в плотное окружение, охотники сперва расстреливали шакалов и всякую мелкую тварь питающуюся падалью. Потом выпускали молодняк, беременных маток. Потом начиналась сама охота. Сайгаков просто вытаскивали из стада и резали. А куланы и дикие кони дрались до последнего. С ними, говорят, происходили настоящие поединки. На всю степь пахло свежей кровью. Запасались на многие месяцы мясом. Но самое главное — в этой охоте проверялось единство народа. Вот почему неучастие в охоте приравнивалось к преступлению. Помнишь войны последних лет? Ведь некоторые роды уклонялись от войны. А сбор в Сарышагане? Это ведь были самые большие конные игры после «Великого бедствия». Ведь некоторые султаны так и не пришли со своими отрядами.

Охотники выходят на опушку. Огромное маралье стадо окружено плотной цепью. Все готовы и ждут только сигнала от Даваци. Он медлит, потом повернувшись с улыбкой к Аблаю но больше обращаясь к своим соплеменникам говорит:

— Султан. мы даем тебе право первого выстрела. Ты готов?

Аблай проезжает вперед и оглянувшись, взглядом подзывает к себе Маддахию.

— Сколько у тебя стрел? — спрашивает он.

— Нисколько, -отвечает Маддахия, показывая пустой колчан.

— Ну что ж, -говорит Аблай рассматривая свой колчан,- У меня шесть. Делим поровну — по три стрелы. Запомни — это не только право первого выстрела, самое главное — это проверка. Не мажь, не ударь лицом в грязь.

Потом бросив поводья и вправив стрелу в тетиву, он, дав шенкелей коню, с гиком устремляется в атаку. Маддахия скачет чуть отстав. И вот оторвавшись от стада навстречу Аблаю скачет маралий вожак. С поседевшей шерстью и обломанными во многих схватках ветвями рогов он страшен. Так как марал скачет низко опустив голову выставив как щит свои рога, Аблай сперва стреляет в холку. Стрела точно попадает в цель. Вожак вскидывает свои рога. Вторая стрела глубоко входит в грудь. Марал зашатавшись падает.

Еще один самец отрывается от стада. Аблай опять стреляет в холку. Самец вскидывает голову. Но у султана кончились стрелы. В это время Маддахия стреляет сбоку и разит его в шею. Марал падает.

Даваци машет рукой. Калмыки вооруженные копьями, ружьями и луками движутся вперед и начинается бойня.

Эпизод 42.

После охоты. Калмыки разделывают мясо, снимают и солят шкуры. Даваци подходит к Аблаю.

— Султан опытный стрелок,- говорит он с улыбкой.

Аблай тоже улыбается:

— Я не самый лучший стрелок. В Казахской Орде семилетний мальчик стреляет примерно так. Настоящих стрелков ты не видел.

Эпизод 43.

Все возвращаются с охоты. Даваци поравнявшись с Аблаем говорит ему вполголоса:

— Пусть твой батыр угощается со всеми, а ты посети мой шатер.

Эпизод 44.

В шатре у Даваци. Перед Даваци и Аблаем расстелен дастархан. Груды мяса и походные торсуки с кумысом. Сперва оба молча едят, пьют кумыс. После этого утеревшись замолкают на некоторое время. Устанавливается тишина. Даваци сидит уставившись в землю. Потом медленно поднимает голову и встречается со взглядом Аблая. Глаза султана ничего не выражают. Это равнодушный взгляд напоминающий пустые глазницы. Долго смотрит Даваци в эти пустые глаза. Потом тихо говорит:

— Скажи мне, Аблай, почему ты так ненавидишь калмыков? Сегодня, наблюдая за твоей стрельбой я понял одно — ты враг. Неумолимый, беспощадный враг. С тобой невозможно найти общий язык. Тебя легче убить.Скажи мне по правде, как на духу — откуда у тебя эта ненависть и гордыня?

Аблай долго смотрит в лицо Даваци.

— Я — султан непобежденной Казахской Орды,- произносит он наконец,- Вы не смогли победить нас. И не победите. Вот откуда моя гордыня, которая так раздражает тебя. А насчет ненависти… — он на миг замолкает, потом откашлявшись продолжает свою речь, смотря в лицо Даваци с тем же холодным равнодушием, — Я не ненавижу калмыков. Я знаю, что калмыки мужественный народ, достойный бороться с нами. Больше я ничего не знаю и знать не хочу. Обещаю тебе, что когда последний вооруженный калмык покинет пределы моей Родины, в тот же миг и я опущу оружие и прекращу свою борьбу.

Аблай умолкает. Даваци сидит и будто слушает отголоски умолкнувшей речи.

— Как странно,- произносит он потом,- Несмотря на все это я уважаю тебя. Уважаю и преклоняюсь перед твоим мужеством , султан Аблай.

— Я тоже уважаю тебя. — говорит Аблай.

— Недолго тебе осталось жить у нас,- говорит Даваци,- Когда казахское посольство прибудет во второй раз, тебя отпустят. Поэтому пока есть время, я приглашаю тебя погостить у меня. Мой брат Амурсана тоже желает познакомиться с тобой.

Эпизод 45.

Приезд Аблая и Маддахии в аул Даваци. При подъезде к аулу они сходят с коней и идут пешком. Даваци с отцом и матерью, с родственниками и челядью встречает их. Стоит веселый гомон. Гости здороваются с хозяевами кочевья.

Эпизод 46.

В юрте Даваци. Аблай и Маддахия сидят за богатым трапезным столом. Гости и хозяева говорят на каком-то среднем казахско-калмыцком диалекте. Шумное веселье не прекращается ни на миг. Вносят еще одно угощение и ставят перед отцом Даваци. Это наполненный чем-то и сваренный бычий желудок. Отец Даваци удобно установив чашку перед собой режет желудок. В чашку выплескивается бычья кровь. Все весело восклицают. Маддахия вздрагивает. Отец Даваци зачерпнув большой ложкой немного крови пробует, потом одобрительно кивает головой и цокает языком. После этого он наливает большую чашку крови и с небольшим поклоном подает Аблаю. Аблай берет чашку и немного подув на нее, не моргнув глазом выпивают всю. Потом крякнув отирает рот и говорит в пространство, но обращаясь к Маддахие:

— Сейчас подадут и тебе. Не морщись и выпей,будто ты всю жизнь питался кровью.

Подают такую же чашку Маддахие и он выпивает ее как сказал султан. Выпив он некоторое время оцепенело смотрит вперед. Калмыки переглядываются и весело смеются, и начинают угощаться из рук отца Даваци.

— Он немного отвык,- объясняет Аблай,- Мы давно не пили крови.

Эпизод 47.

В юрту входит стройный, красивый юноша. Он учтиво здоровается со всеми и подходит к Даваци. Они обнимаются и касаются друг друга носами (калмыцкое приветствие). Даваци подводит юношу к Аблаю.

— Это — Амурсана,- говорит он,- Он давно хотел познакомиться с тобой, султан.

— Поздоровайся с султаном Аблаем,- говорит он потом строго глядя на Амурсану. Амурсана подает руку Аблаю и они сдержанно здороваются. Аблай внимательно смотрит в лицо принца. Амурсана немного смущен.

— Он учится в Пекине,- говорит Даваци,- Приехал отдохнуть.

— Очень хорошо,- говорит Аблай,- Не пора ли проветриться нам, Даваци?

Эпизод 48.

Конная прогулка. Аблай, Маддахия, Даваци и Амурсана едут по степи. Вдалеке раскиданы калмыцкие аулы. Вьется дым из очагов. Вдыхая полной грудью ароматный воздух отцветающей степи и любуясь девственной природой они некоторое время едут молча. Даваци заговаривает первым.

— Султан, ты скоро вернешься в Казахскую Орду,- говорит он смотря вполоборота в лицо Аблая,- И что теперь будет? Как будут теперь строится наши отношения?

Аблай саркастически улыбается:

— Вы так привыкли к войне, что не мыслите мирной жизни? Вы боитесь мира?

Даваци и Амурсана молчат.

— Будет мир,- говорит Аблай

— До каких пор будет мир? — спрашивает Даваци.

— До первого вашего нашествия на казахские земли,- отвечает Аблай, — После первого калмыцкого выстрела в нашу сторону я уже не могу гарантировать мира.

Снова молча едут. Дорогу им перерезает небольшая степная речушка. Аблай слезает с коня. Спешиваются и остальные. Потом спутав коней все садятся кружком в густую траву на берегу речки. Аблай заговаривает первым:

— Вы калмыки ослеплены своими победами над казахами. Не то что ослеплены, вы в этой войне потеряли всякое чувство реальности и меры. Можно подумать, что ваш самый главный враг — это непременно казахи.

Наступает тишина. Слышны легкий шелест травы и пение цикад.

— И кто же наш главный враг? — тихо спрашивает Даваци.

— Разве вы не видите?- вопросом на вопрос отвечает Аблай,- Два орла дерутся в небе, а два дракона свернувшись в кольца терпеливо ждут. Ждут, когда же орлы покончат друг с другом. Два дракона — желтый дракон и белый дракон.

— То есть Китай и Русия? — говорит тем же тихим голосом Даваци.

— Ты догадлив,- говорит Аблай.

— Но Китай для нас привычный враг, мы несколько раз сталкивались с ними и побеждали, и даже однажды взяли в плен самого китайского богдыхана,- говорит Даваци,- А с русскими у нас граница давно очерчена. С русскими у нас мир.

Аблай прищурив глаза некоторое время смотрит в какую-то точку на горизонте.

— Мир говоришь,- произносит он наконец задумчиво и с расстановкой.

Снова устанавливается тишина. Даваци и Амурсана переглядываются. Лицо Аблая внезапно розовеет. На губах его играет презрительная усмешка.

— Слушай, Даваци,- говорит он жестко,- Запомни одну вещь раз и навсегда: политик никогда не должен верить сказкам. Если ты,- он тычет в грудьДаваци, потом обращается к Амурсане,- И ты, принц, если вы действительно хотите взять власть в Калмыцкой Орде, то должны научиться смотреть на вещи трезво. Ваши победы над китайской армией и ваш мир с русскими ломаного гроша не стоят.

Даваци и Амурсана внимательно слушают. Маддахия сидит неподалеку и делает вид, что этот разговор его не касается.

— Русские — великий народ, еще не достигший границ своего величия,- говорит Аблай,- Они рвутся в Индию и Иран, им нужны новые торговые пути. И вы думаете, что в своем движении вперед они остановятся перед Калмыцкой Ордой? И вы думаете что они будут считаться с вами? Глубоко ошибаетесь. Если они ничего не предпринимают на восточных границах своего государства, значит у них на то есть серьезные причины. Но то что вы ошибочно принимаете за мир — отнюдь не мир.

— А как ты думаешь, султан, что это за причины? — спрашивает молчавший доселе Амурсана.

— Весьма возможно, что Русия в это время ведет войну с каким-нибудь другим государством, там, у себя — на Западе,- говорит Аблай, кивнув головой в сторону заката,- У них сейчас просто нет времени. Им нужно, чтобы в тылу у них было спокойно. Они держат оборону и следят за нами, собирают сведения. Вот весь секрет вашего мира.

Аблай делает передышку, потом снова продолжает разговор в том же жестком тоне. Слова его падают как куски свинца.

— Вы говорите что побеждали китайцев. Я нисколько не сомневаюсь в доблести калмыцких воинов, в мудрости и смекалке калмыцких командиров. Но где же результаты ваших побед? Китай, побежденный Китай согнал вас с ваших земель, и вы хлынули в Казахскую землю. Вам повезло, потому что в Казахской Орде в это время был разброд, смута. Мы не были на высоте, иначе вы бы сгорели в войне, зажатые с двух сторон Китаем и Казахской Ордой. И сегодня на земле не было бы уже калмыцкого народа. Наше несчастье стало вашим счастьем.

Аблай замолкает. Даваци и Амурсана сидят понурив головы и тоже молчат.

— А почему ты думаешь, что мы хотим взять власть в Калмыцкой Орде?- Даваци удивленно смотрит на Аблая.

— Потому что великий хунтайджи Галдан-Церен рано или поздно отойдет в мир теней,- Аблай безжалостно и в упор смотрит в лица обоих принцев. И Даваци и Амурсана не выдержав взгляда огненных волчьих глаз Аблая опускают головы,- Со смертью хунтайджи сразу же начнется борьба за власть. А как вы сами знаете, в борьбе за власть, особенно в Калмыцкой Орде, невозможно остаться в стороне. Обычно у вас погибают и участники, и неучастники. Борьба за власть похожа на борьбу с бурным течением. Там слова не нужны. Там нужны только действия. Вам просто не дадут стоять в стороне. А борьба за власть имеет только два исхода — или победа, или смерть. Так не лучше ли победить и остаться в живых?

Аблай с холодной улыбкой попеременно смотрит на Даваци и Амурсану. Потом продолжает более спокойным тоном:

— Я раскрыл вам то, что каждый из вас лелеет в своем сердце.

Опять наступает тишина. Слышно пение жаворонка. В небе собираются тучи. Все в округе темнеет. Потом начинает понемногу накрапывать. Но никто из сидящих не обращает внимания на дождь. Аблай снова начинает говорить:

— Многие из калмыков присматриваются ко мне. Я прекрасно их понимаю. Для них я просто пешка, которая возможно скоро станет казахским ханом, и которую при возможности можно использовать в борьбе за трон.Но никто из них не сможет заставить меня играть в их игру. Вы — Даваци и Амурсана — вы милее мне чем эти полудикие нойоны. И я помогу вам дойти до трона. Мне лестно видеть, что вы, часть калмыцкой молодежи склоняетесь к миру. Вы правы. Война зашла в тупик. Нам нужен мир. И только с нами — с тобой, Даваци, и с тобой, Амурсана, и с такими же трезвомыслящими людьми в Казахской Орде обретут наши народы покой и счастье.

Оба принца смотрят на Аблая. В глазах их читается сложное чувство. Здесь и удивление дипломатическим мастерством Аблая, очень просто и смело развязавшего трудный узел. и сказавшего простые и ясные слова о судьбе двух народов, и также просто и честно предложившего дружественную руку, и одновременно гордость за то, что султан, будущий государь Казахской Орды, стоящий одной ногой на троне, доверился им.

Эпизод 49.

Полночь.Юрта специально отведенная для Аблая и Маддахии. Посередине горит очаг. Аблай сидит на торе. Чуть ниже по обеим сторонам дастархана сидят Амурсана, Даваци и Маддахия. Маддахия как всегда сидит склонив голову и «не слушает».

— Скажи мне, Амурсана,- говорит Аблай прихлебывая чай,- Какое родство между тобой и Галдан-Цереном?

— Великий хунтайджи Галдан-Церен — мой отец,- отвечает Амурсана.

Сидят молча еще некоторое время и пьют чай.

— Теперь вот что,- говорит Аблай, отставляя чашку и прикрыв ее сверху рукой,- Помните, меня хотели убить. Потом выяснилось, что убийца был подослан Кунсаин, матерью Чарыша. Как вы думаете, что за всем этим стоит? Точнее, кто за всем этим стоит?

— Султан, я ничего не знаю,- говорит Даваци пожимая плечами,- А строить догадки не могу.

— Я тоже ничего не понимаю,- говорит Амурсана,- Хотя…

Он силится и будто не может вспомнить что-то важное. Аблай равнодушно смотрит на него.

— Хотя был один разговор,- говорит Амурсана,- Но я не уверен.

— И что это за разговор?,- Аблай слегка прикрывает веки.

— В тот же день, когда стреляли в тебя, вечером хунтайджи вызвал к себе своего старшего сына — Лама-Доржи. Слово за слово, и у них вспыхнула ссора. И я помню как Лама-Доржи кричал на своего отца…

Амурсана слегка запинается как бы вспоминая.

— И что он кричал? — тихо спрашивает Аблай, слегка приоткрыв веки.

— Он сказал «Я думал , отец, что ты казнишь его у порога своей юрты, перед всем народом. Если бы я знал, что ты сохранишь ему жизнь и будешь заигрывать с Казахской Ордой, я прикончил бы его там, где пленил. Если ты отпустишь этого человека — потом горько пожалеешь».

— А хунтайджи что?- Аблай пододвигает чашку. Маддахия быстро схватывает чашку и наполняет чаем. Потом смиренно подает султану.

— Отец сказал ему «Ты наверное выпил сегодня лишнее, иди и проспись». Потом стража уволокла его домой,- Амурсана смотрит на Аблая ясными глазами.

— Значит Лама-Доржи…- В глазах Аблая на долю секунды вспыхивает и гаснет еле заметный недобрый огонек,- Да, мужественный человек. Лихой…лихой Лама-Доржи.

Снова наступает тишина. Маддахия снимает с огня очередной чайник и чаепитие продолжается.

— Скажите мне, Даваци и Амурсана,- Аблай утирается большим полотенцем,- Почему Лама-Доржи будучи старшим сыном хунтайджи не является наследником престола? Он же высокородный. Член царствующей фамилии.

Даваци и Амурсана некоторое время смотрят друг на друга как бы объясняясь глазами. Потом начинает говорить Даваци.

— Султан, ты прав. Лама-Доржи действительно из царствующей фамилии. Но только по отцовской крови. А по матери он не является высокородным…

— То есть…- Аблай отставив чашку внимательно смотрит в лицо Даваци.

— Он внебрачный сын, то есть как бы незаконнорожденный сын нашего хунтайджи,- говорит Даваци. Потом молитвенно складывает руки,- Да простит меня великий Тенгри, да не будет это сплетней.

— А мать его кто? — Аблай делает неторопливый глоток.

— Мать…эээ — Амурсана мнется.

— Мать его рабыня, — подсказывает Даваци.

— Которая попала к вам в плен во время войны,- тоже подсказывает Аблай.

И Даваци и Амурсана молча кивают.

— То есть мать Лама-Доржи — казашка? — Аблай зорко смотрит в лицо Амурсаны.

— Дддаа…- с натугой произносит Амурсана.

— Значит Лама-Доржи является моим племянником,- смеется Аблай,- Вот почему он так меня любит.

Все смеются кроме Маддахии. Он вежливо улыбается.

— То есть наследником престола является Цеван-Доржи, средний сын хунтайджи?- спрашивает Аблай.

— Да, хунтайджи уже всем нойонам объявил свое решение,- говорит Амурсана.

— А нойоны…как они относятся к Цеван-Доржи? — Аблай слегка пододвигает чашку.

— Нойоны уважают Цевана-Доржи за доблесть и ум,- говорит Даваци.

— Дай бог ему здоровья и всяческого блага, — говорит Аблай.

Эпизод 50.

Осень в Джунгарии. Пожелтевшая листва еще не успела облететь, но уже началась снежная метель. Желтые листья летят вперемешку со снежной крупой. Ветер со страшной силой качает и гнет деревья.

Эпизод 51.

Весна. Прошел год. Снова приезжает казахское посольство с богатыми подарками. Калмыцкий аул — все от мала до велика высыпав на улицу смотрят как проезжает казахское посольство окруженное калмыцкими воинами.

Эпизод 52.

В золоченой орде хунтайджи. Он сильно поседел и еще больше состарился. Второе посольство более обыденное чем первое. Подводят к Галдану-Церену заложника — султана Абульфеиза. Это рослый статный и красивый юноша. Он подходит к хунтайджи и слегка склоняет голову.

— Великий хунтайджи!- говорит бий Акчора,- Как и условились мы привезли в заложники сына хана Абулмамбета — султана Абульфеиза в обмен на султана Аблая и батыра его Маддахию.

Хунтайджи важно кивает головой.

— Хан Абульмамбет прислал вам в знак особой признательности табун чистокровных лошадей и восемьсот верблюдов,- продолжает бий Акчора,- А также золоченый чапан и дамасскую саблю в золотых ножнах.

Стоящий рядом с бием казахский сановник выступает вперед и ставит перед хунтайджи большой поднос. Сдернув с него шелковое покрывало он сперва берет саблю и подает ее стоящему рядом с троном знатному калмыку. После этого он подает дорогой, шитый золотом чапан. Все это перепровождается хунтайджи. Галдан-Церен на вершок вынимает клинок и пробежав по нему глазами бросает саблю в ножны. Довольно кивает головой. Устанавливается тишина. Казахские послы выжидательно смотрят на хунтайджи. Он дает знак и вперед выступает его приближенный:

— Мы, Калмыцкая Орда, волею ее властителя великого хунтайджи Галдана-Церена издали настоящий указ. Как мы условились с Казахской Ордой, султан Абульфеиз — сын хана Абульмамбета остается у нас заложником. Султан Аблай возвращается к себе на родину. Что касается земельного вопроса, все остается так, как было на момент пленения султана Аблая. Казахская Орда продолжает сохранять мир и не ведет никаких военных действий против Калмыцкой Орды и воздерживается от всех набегов и угона скота. Калмыцкая Орда со своей стороны твердо хранит мир и не ведет военных действий против Казахской Орды, — Сановник делает многозначительную паузу, потом продолжает,- Великий хунтайджи Галдан-Церен в знак мира, добрососедства и особого расположения отдает в жены султану Аблаю дочь своего полководца Хоча-Мэргэна — красавицу Топыш. Так же великий хунтайджи посылает в дар хану Абульмамбету чистокровного калмыцкого иноходца и кинжал в золотых ножнах.

Сановник делает передышку и потом продолжает:

— Казахское посольство отправляется завтра утром. Отряд в пятьсот воинов сопровождает посольство до границ Казахской Орды. А сегодня великий хунтайджи Галдан-Церен устраивает пир в честь подписания мирного договора.

Эпизод 53.

В юрте хунтайджи. Галдан-Церен сидит опустив свою седую голову. Аблай сидит чуть ниже. Оба молчат. Первым заговаривает Галдан-Церен. Он говорит с трудом, делая паузы:

— Я вызвал тебя…перед самым вашим отъездом…чтобы последний раз поговорить с тобой, Аблай.

Аблай подняв голову выжидающе смотрит на Галдана-Церена.

— Сказать по правде….я…привык…мы привыкли к тебе за эти два года….которые ты провел в плену у нас.

— Я не был пленником,- говорит Аблай с улыбкой,- Я был вашим гостем.

На какое-то время устанавливается тишина. Потом снова заговаривает Галдан-Церен, долго подбирая слова:

— У меня…просьба к тебе, Аблай.

— Слушаю тебя, хунтайджи.- говорит Аблай.

— Знаешь?- Галдан-Церен сидит поникнув головой,- Амурсана ведь не сын мне.

Аблай скрывая удивление смотрит на хунтайджи.

— Он ведь племянник мне,- как бы выдыхает Галдан-Церен,- Не мой корень. Сын моей дочери.

Аблай молча слушает.

— Я выдал свою дочь Улзейту против ее воли, за одного из самых отважных командиров — Банзара. Он не был родовитым. Сын бедных родителей. Но в молодости я был побратимом с его отцом и мы поклялись соединиться узами родства. Банзар вырос отважным воином.Но через четыре месяца после свадьбы он погиб в одном из сражений. Улзейту осталась вдовой. Потом и она скончалась при родах,- Галдан-Церен замолкает на миг. Потом продолжает говорить,- Бедная моя дочь…три дня она истекала кровью. И наконец, видя что она умирает, видя что ее уже не спасти, я- отец, решился на такое дело. В нарушение всех традиций я оголил тело своей дочери и вспоров ей живот вынул задыхающегося ребенка из ее утробы. Вот этими руками,- Галдан-Церен поднимает свои руки,- И я обагрил мои руки кровью своей дочери.

Аблай скрывая свои чувства смотрит мимо Галдана-Церена.

— Этот ребенок и есть Амурсана,- говорит Галдан-Церен каким-то усталым голосом,- Аблай…я знаю…ты одинок…ты единственный наследник целой фамилии. И он…мой Амурсана…он ведь тоже одинок.

Аблай вымученно улыбается:

— Ну что ты, хунтайджи. Я не одинок. У меня есть мой народ. За Амурсаной черным лесом стоит калмыцкий народ. Мы не одиноки.

Галдан-Церен перебивает Аблая:

— Выслушай…до конца, Аблай. Будь братом моего Амурсаны. Я когда-то спас тебя. Если бы не я, эти нойоны расправились бы с тобой. Я спас тебя от верной смерти. Теперь и ты помоги мне.

Аблай ясными глазами смотрит на Галдана-Церена.

— Поклянись помочь Амурсане,- говорит Галдан-Церен,- Если он после моей смерти вдруг волею судьбы окажется на чужбине, будет гоним и будет терпеть лишения, поклянись помочь ему. Если над ним нависнет угроза смерти, поклянись, что не пожалеешь своих сил, чтобы спасти его от этой смерти. Поклянись.

Галдан-Церен встает с места. Встает и Аблай. Он пристально смотрит в лицо Галдана-Церена и говорит веским голосом:

— Клянусь молоком моей матери! Если будет надо я не пожалею сил чтобы спасти брата моего Амурсану от смерти. Если он будет гоним и будет терпеть лишения пусть повернет коня к моему аулу. Мой дом всегда открыт для него. Клянусь!

Они стоят лицом друг к другу. При последних словах Аблая устанавливается странная тишина, и будто ангел пролетает внутри юрты.

— Спасибо тебе, сын мой Аблай,- Галдан-Церен неловко обнимает Аблая и по медвежьи хлопает его по спине.

— Теперь отправляйся с Богом,- говорит он потом.

Эпизод 54.

Казахское посольство отправляется. Послы, окружив Аблая и Топыш, пешими, ведя коней в поводу удаляются из ставки. Топыш как своевольная дочь военачальника одета в калмыцкую военную одежду. Это высокая, статная красивая девушка. Подняв высоко свою голову она только иногда бросает гордый надменный взгляд на Аблая. Весь калмыцкий двор, тоже пешими, идут провожать посольство. Дети, немного поодаль, отгоняемые вооруженными воинами, галдят, шумят и тоже идут за посольством.

Все останавливаются. Аблай и Абульфеиз обнимаются.

— Я не прощаюсь с тобой, Абульфеиз,- говорит Аблай,- Надеюсь и верю, что увижу тебя живым.

Все садятся на коней. Аблай оглядывает с коня калмыцкий край, где волею судьбы ему пришлось прожить два года. В глазах его читается какая-то горечь, сожаление. Потом посольство трогается с места.

Эпизод 55.

Едут по весенней степи. Степь так же как и вчера, так же как и тысячу лет назад цветет, цветет тысячами красок и нет ей ни конца, ни края. Налетает туча и шумит быстрый теплый дождь. Туча уходит, дождь прекращается и снова полыхает тысячами цветов умытая, помолодевшая степь. Едут с веселыми шутками.

— Волк!- кричит один из казахских воинов. Действительно слегка наискосок в метрах сорока выскакивает волк и увидев людей мчится в степь. Все хватаются за оружие.

— Не стрелять!,- приказывает бий Акчора,- Это доля хана.

— Ну что, хан, — говорит потом Акчора, обращаясь к Аблаю, — Расправь плечи, разгони свою кровь! Сколько времени ты не сидел в седле? Рука твоя верно истосковалась по оружию?

— Да, мой бий!- кричит весело Аблай и дав шенкелей Кёкбалаку мчится за волком.

— Не спеши, мой родной Кёкбалак!- кричит он слегка придерживая коня- Дай ему, этому серому разбежаться. Ты его десять раз обгонишь, я знаю. Стоит тебе расправить свои крылья, и вся степь ляжет у твоих ног!

Волк почти у горизонта. Аблай отпускает поводья давая волю скакуну. Кёкбалак будто плывет над степью. Он полыхает как огонь. На расстоянии четверти выстрела Аблай достает стрелу, вправляет ее в лук и тут же широко оттянув стреляет. Волк пронзенный насквозь падает замертво. Все посольство догнав Аблая с криками кружит вокруг убитого волка.

— Байла! Байла!- кричат они.

Спрыгнув с коня Аблай вытаскивает несколькими рывками стрелу и отерев наконечник пучком травы кладет в колчан. Потом могучей рукой подняв волка за загривок подносит его бию Акчора.

— Тебе, бий, моя первая добыча! — говорит он.

— Спасибо тебе, хан! — взволнованно говорит Акчора. Топыш не слезая с коня смотрит долгим и задумчивым взглядом на Аблая. Аблай снова садится в седло и дает волю разгоряченному Кёкбалаку. Посольство стремительно срывается с места. С гиком и свистом летят казахские воины по степи. Калмыцкий отряд скачет тоже во всю мочь и еле поспевает за посольством.

Эпизод 56.

Навстречу посольству выезжает огромный вооруженный отряд казахов, примерно в три тысячи сабель. Посольство останавливается. Калмыцкий командир подъезжает к Аблаю.

— Вот мы и доехали до условленного места,- говорит он,- Дальше земли Казахской Орды. Мы довезли тебя, Аблай, живым и здоровым. Наша задача выполнена. Мы возвращаемся.

— Ну что ж,- говорит Аблай и концом плетки слегка касается плеча калмыцкого командира,- Мир вам. Отправляйтесь с богом. Большой привет великому хунтайджи Галдану-Церену.

Калмыки делают прощальный жест. Потом поворачивают коней и с гиком удаляются.

Казахский отряд спешивается. Все ведя коней в поводу идут навстречу хану. Во главе отряда убеленные сединой батыры. Многие из них плачут припадая к плечу Аблая.

— Алла жар! Алла жар! — кричат молодые воины. У многих из них на глазах слезы. Потом все казахское воинство окружив своего хана мчится вперед.

Эпизод 57.

Огромный аул составленный из одних белых юрт. Это почти город. Идет праздник в честь возвращения Аблая. Скачки, борьба. В отдельной золоченой орде сидит Аблай со своими батырами, приближенными, соратниками. Расстелен дастархан с богатым угощением. Аблай в золоченой одежде. Все весело гомонят. Но султан слегка бледен. Внезапно он негромко кашляет как бы приказывая всем замолчать. Устанавливается тишина. Все выжидательно смотрят на него.

— Мы не выполнили еще один обряд,- говорит он негромким голосом,- Мулла, прочитай заупокойную молитву аруахам моих погибших воинов. Аруахам моих батыров — Сарайдара и Бисата.

Мулла читает молитву. Все склоняют головы. Заупокойная молитва как бы переходит в предвечную тишину. Потом лесом поднимаются руки сидящих и Аблай возвращается в действительность.

— Посвящаем эту молитву аруахам всех погибших воинов,- шепчет мулла,- Посвящаем это молитву аруахам батыров Сарайдара и Бисата. Да будет пухом им земля, и да дарует народу их благоденствие и счастье. Аллах, прими нашу молитву! Аминь!

Все оглаживают рты. Веселье продолжается.

— Кюйши! Сыграй нам!- приказывает Аблай.

На середину выходит домбрист и играет кюи, один за другим. Аблай впадает в какое-то полузабытье. Он видит родные, милые лица. Смеется, видя как они радуются. Опьяневший от кумыса Аблай расстегивает ворот рубахи. Слух возвращается. Слышны раскаты веселого смеха, песни. Огромный город из юрт гудит весельем. Везде костры, неисчислимое количество костров. На кострах котлы. Чуть поодаль от города расставлено много алтыбаканов. Огромное количество молодежи. Много детей.

Эпизод 58.

Внутри ханской юрты. Протрезвевший и оправившийся Аблай хлопает в ладоши. Воцаряется тишина.

— Где мой Маддахия? — говорит он.

— Я здесь, мой повелитель,- говорит Маддахия. Он сидит ниже всех, почти у порога.

— Иди сюда,- говорит Аблай.

Маддахия встав с места и постояв некоторое время озадаченный , ползком, позади людей пробирается к Аблаю. Султан сажает его рядом с собой.

— Аксакалы! Батыры!- говорит он зычным голосом,- Он, Маддахия, был моей опорой , был моим наставником. Он спас меня от смерти. В стужу, когда я лежал больной, лечил меня. Всюду он был со мной и прикрывал меня своим телом. Спасибо тебе, Маддахия, за твою любовь и верную службу. Ты теперь мой названый брат, — говорит он обращаясь к Маддахие. Все восторженно кричат.

Эпизод 59.

Город Туркестан. Площадь возле мавзолея Ходжа Ахмета Яссави. Вся округа мавзолея полна народу. На площади расстелены дорогие ковры, разноцветные красивые кошмы — сырмаки и шелковые одеяла. Прямо на середине специально изготовленная для этого случая тонкая снежно-белая кошма без затей, со сквозным золотым шитьем по краям. Образовав довольно большой круг вокруг белой кошмы в четыре ряда сидят самые уважаемые люди Казахской Орды.

С места встает убеленный сединой старец.

— Уа, халайык!- говорит он обращаясь к народу,- Мы , Великий Казахский Курултай, после долгого совета решили, с согласия народа, выбрать ханом Казахской Орды — султана Аблая.

Выходят два уважаемых старца и подойдя к Аблаю сидящему в толпе поднимают его за подмышки с места , ведут его на тор и ставят на всеобщее обозрение. После этого Аблай садится лицом к хубле (в сторону Мекки) по турецки и молитвенно сложив руки. Он слегка склоняет голову. И когда ораторы — аксакалы и батыры выходят и говорят о его достоинствах он как бы теряет слух. Он видит только говорящих, но ничего не слышит. Он видит как после каждого оратора народ жестами показывает свое одобрение.

После этого выходит ученый мулла и читает из Корана. Только тогда к Аблаю возвращается слух.

— Благословляю тебя от имени Аллаха на трон Казахской Орды!- говорит мулла,- Всевышний наш, да будет тебе единственной опорой!

Все кричат выражая восторг. Потом четверо самых уважаемых человека подходят к Аблаю и взяв каждый по одному углу белой кошмы поднимают его над своими головами. После этого все почетные люди подходят к Аблаю и поочередно поднимают его на кошме. На хана и на всех присутствующих начинает сыпаться шашу из золотых и серебряных монет. Потом начинается следующая церемония: сперва к хану подходят четверо уважаемых людей — те. которые первыми подняли его на кошме и раздевают его до пояса, оставляя только рубашку и делят между собой снятую одежду. После них подходят и другие люди и сняв с него широкие брюки режут их ножами и тоже делят между собой. Хану на золотом подносе подают дорогую одежду. Уважаемые аксакалы надевают на него шитую золотом шапку, дорогую шубу, шитые золотом штаны и узорные сапоги, цепляют дорогое оружие. Одетого в ханскую одежду Аблая подсаживают на аргамака. Ханский конь весь в золоте. Еще двое старцев ведут ханского коня под уздцы к золотой юрте.

Эпизод 60.

В юрту входит вестовой и встав на одно колено слегка склоняет голову. Аблай вскидывает на него глаза:

— Говори!

— Мой повелитель, радостная весть!- говорит вестовой взволнованно,- Вернулся султан Абульфеиз!

— Слава Аллаху!- радостно выдыхает Аблай и быстро встает с места. Раздаются быстрые шаги и в ханскую орду входит султан Абульфеиз в сопровождении нескольких человек.

— О, мой Абульфеиз! — каким-то устало-радостным голосом говорит Аблай и обнимает султана. Абульфеиз бледен и худ. Он склоняет голову на грудь Аблая.

Эпизод 61.

Вечер того же дня. В гостевой юрте Аблая. Аблай на торе. Чуть ниже по правую сторону сидит Абульфеиз. В юрте за ханским угощением сидят несколько белобородых старцев и батыров.

Говорит Абульфеиз:

— Не чаял я вернуться, не мечтал даже увидеть родную землю. Через три года после твоего отъезда Галдан-Церен внезапно заболел и слег. Болел всего несколько дней. Вся Калмыцкая Орда стояла у его порога молясь за него. Но…Всевышнему тоже видать нужны хорошие люди. Перед смертью он вызвал меня к себе и сказал много хороших слов о нас, о нашем народе. Вспоминал тебя и передавал большой привет. Завещал никогда не воевать друг против друга и жить в мире. Он так и сказал «Земли и солнца всем хватит. Великий Тенгри никого не обделил счастьем.» Потом, когда я уже вышел, он оказывается вызвал к себе всех нойонов и снова привел их к клятве, что будут верно служить новому хунтайджи — Цевану-Доржи. А под утро…тихо скончался.

Абульфеиз грустно склоняет голову. В юрте хана воцаряется печальная тишина. Первым нарушает тишину Аблай.

— Даааа….-говорит он задумчиво,- Галдан-Церен был великим воином и великим мудрецом. Пухом ему земля. Калмыцкая мать не родит больше такого сына.

Он оглаживает лицо. Все следом за ним оглаживают лица.

— Амурсана и Даваци передают тебе привет, — встрепенувшись и как бы сбросив с себя грусть, с улыбкой говорит Абульфеиз,- Калмыцкая Орда до сих пор помнит гордого Аблая и батыра его Маддахию.

— А как они освободили тебя, султан? — спрашивает один из старцев.

— После смерти Галдан-Церена ханом Калмыцкой Орды, по завещанию стал Цеван-Доржи, — Абульфеиз берет чашку с кумысом, делает небольшой глоток и ставит на место, — Через год после смерти отца Цеван-Доржи вызвал меня к себе и без обиняков предложил мне возвращаться со всей прислугой. На прощание он сказал мне «Я верю Аблаю, я верю казахам. Настоящий мир- это мир без заложников, основанный на доверии. Твое дальнейшее пребывание здесь нежелательно. Возвращайся с Богом!»

— Я рад, безмерно рад, безмерно счастлив, что ты вернулся живой и невредимый,- говорит Аблай, растроганно глядя в лицо Абульфеиза.

Эпизод 62.

Аблай и Абульфеиз одни. Говорит Аблай:

— Конечно, мир это хорошо. Но думается, что Цеван-Доржи отпустил тебя не просто так. За мир конечно спасибо.

Абульфеиз удивленно вскидывает на него глаза.

— Ты провел в плену четыре года,- говорит Аблай ,- И должен был заметить одну вещь.

— Какую вещь? — Абульфеиз слегка откидывается назад.

— Ты должен был заметить,- Аблай задумчиво глядит на огонь в очаге, — что Калмыцкая Орда идет к своей гибели.

— Калмыцкая Орда сильна как никогда,- говорит Абульфеиз,- Вроде бы нет никаких надежд на такой исход. Они отлично вооружены. У них много воинов. Почти каждый второй умеет обращаться с оружием. Они сплоченны. Единая вера, единые цели.

— Да, это так,- говорит Аблай все так же глядя на огонь. Он сидит некоторое время молча, потом поднимает глаза на Абульфеиза.

— Да, это так,- повторяет Аблай,- Но есть одно слабое место у них. Калмыки, или как их еще называют ойраты, состоят из четырех могущественных родов. Хошоут, Чорос, Хойт и Дербит. Вот четыре рода — дэрбэн ойраты. Есть еще пятый род — торгауты. Говорят они во времена Есима Могучего прорвались на запад и на берегу Едиля создали другое Калмыцкое ханство. Сейчас они по нашим сведениям приняли русское подданство. Да, они сильный и мужественный народ. Но самое слабое место у них — это отсутствие узаконенной, наследственной власти. У них отсутствует выборность. Власть обычно берется силой. Поэтому между нойонами постоянно идет грызня, борьба за власть. То есть хваленое калмыцкое оружие может обернуться против самих же калмыков. И эта борьба будет длиться до тех пор пока калмыцкий народ не исчезнет с лица земли. Но я уготовил ему другую судьбу.

Пораженный Абульфеиз не может оторвать глаз от Аблая. Аблай продолжает говорить:

— Цеван-Доржи — умный и благородный правитель, отважный воин. Но ему не совладать со всеми калмыцкими нойонами. Ему будут служить только обласканные Галданом-Цереном верные нойоны, близкие родственники. А такие как обделенный Лама-Доржи никогда не будут ему служить. Умный Цеван-Доржи отпустил тебя по двум причинам. Во-первых, со смертью Галдан-Церена в Калмыцкой Орде со дня на день должна начаться кровавая заваруха. Он отпустил тебя от греха подальше, чтобы ты не погиб в этой резне. Смерть заложника повлекла бы за собой ненужную войну. Во-вторых, Цеван-Доржи отпуская тебя, как бы просит нас, чтобы мы не вмешивались в калмыцкие междоусобицы, не интриговали против Калмыцкой Орды,- Аблай делает паузу, сидит некоторое время опустив голову, потом продолжает,- Как жаль, что один из умнейших и благороднейших калмыцких сынов будет убит.

— И кто же убъет Цевана-Доржи? — слегка побледнев спрашивает Абульфеиз.

— Грязный подонок и кровавый интриган Лама-Доржи,- говорит Аблай,- А мы сохраняя подписанный с Галданом-Цереном мир и выполняяя немую просьбу Цевана-Доржи вынуждены стоять в стороне и ни во что не вмешиваться. Но я знаю Лама-Доржи. Он все равно вынудит нас нарушить мир. А дальше все пойдет как я задумал.

— И какая судьба ожидает Калмыцкую Орду? — спрашивает Абульфеиз.

— Это будет марионеточное государство, управляемое нами. Не настолько сильное, чтобы восставать против нас, и не настолько слабое, чтобы его мог уничтожить Китай. Конечно, многое зависит от того как поведет себя Китай. Но в любом случае это будет промежуточное государство между Китаем и Казахской Ордой,- Аблай испытующе смотрит на Абульфеиза.

Эпизод 63.

Входит воин и опускается на одно колено перед Аблаем.

Аблай:-Говори!

Воин: — Мой повелитель, мы задержали двоих калмыков. Судя по одеждам это знатные люди. Они уходили от погони. За ними гнался большой отряд калмыков. Мы отбили их. Один из них выдает себя за принца Даваци, а другой представился как принц Амурсана. С ними было двести воинов. Мы их разоружили.

Аблай поднимается с трона.

Эпизод 64.

В метрах тридцати от ханской ставки стоит большая группа людей — двести калмыцких воинов во главе с Даваци и Амурсаной. Аблай слегка прищурив глаза делает шаг вперед. Даваци и Амурсана дав знак воинам оставаться на местах, с улыбками идут навстречу Аблаю.

— Аныр менду, Аблай хан! — говорит Даваци раскрывая объятия. Они обнимаются.

— Аныр менду, Аблай хан! — говорит и Амурсана раскрывая объятия. Аблай обнимает его и хлопает по спине.

— Пухом земля отцу твоему — святому Галдану-Церену, — говорит Аблай,- Мир и благоденствие его народу.

На глаза Амурсаны навертываются слезы.

Аблай широким жестом приглашает обоих принцев в свою юрту.

Эпизод 65.

За ханским дастарханом. Сидят Аблай, султан Абульфеиз, Даваци и Амурсана. Говорит Даваци:

— После смерти Галдана-Церена и воцарения на трон Цевана-Доржи недовольные нойоны стали собираться вокруг Лама-Доржи. Но кто мог знать, что такое случится? В одну из ночей люди Лама-Доржи внезапно ворвались в ставку хунтайджи. И они убили его, достойного из достойных. И началась борьба. Родичи Галдан-Церена и те из нойонов которые еще помнили великого хунтайджи не признали незаконную власть Лама-Доржи. Мы подняли восстание. Целых пять лет шла борьба. Много людей погибло в этой войне. Лама-Доржи — это исчадие ада, вскормленное черным молоком. Разве можно победить исчадие ада? Он разорил все наши кочевья. Все кто был против него убиты. Жены наши розданы воинам его. От него не было спасения. Мы вынуждены были бежать. И вот мы здесь. Мы у твоего порога, Аблай хан.

Аблай задумчиво смотрит на Даваци.

— Неужели калмыки так быстро забыли Галдана-Церена?- спрашивает он.

— Нет не забыли,- говорит молчавший доселе Амурсана,- Память о моем отце еще жива в народе.

Вмешивается Даваци.

— Калмыки просто задавлены силой этого, якобы хунтайджи Лама-Доржи.

Эпизод 66.

В золоченой орде Аблай хана. Он сидит на низком деревянном троне. Перед ним расположилось калмыцкое посольство — человек двадцать знатных калмыков. Главный посол без церемониального поклона начинает говорить грубым голосом. На лице его плохо скрываемое презрительное выражение.

— Великий хунтайджи Лама-Доржи передает Аблаю — хану Казахской Орды большой привет.

— Здоров ли великий хунтайджи Лама-Доржи? — говорит Аблай с тонкой усмешкой,- Благоденствует ли калмыцкий народ, выбравший своим хунтайджи солнцеродного и лучезарного Лама-Доржи?

— Когда мы вышли в путь, великий хунтайджи Лама-Доржи был в добром здравии,- говорит главный посол,- Но он обижен на тебя, Аблай хан.

— Почему?- с доброй улыбкой спрашивает Аблай.

— Ты укрываешь смертельных врагов его, клятвопреступников Даваци и Амурсану,- Посол гневно сверкает глазами,- Поэтому великий хунтайджи Лама-Доржи требует, чтобы ты связал и выдал их нам. Я думаю, наше требование будет выполнено сегодня же, и мы уедем назад. Мы торопимся.

— Зачем так торопиться? — говорит Аблай усаживаясь поудобнее,- «Спешить — это дело шайтана» говорят у нас. Не спешите. Надо обсудить это дело не торопясь.

— По какому поводу ты не выполняешь требование хунтайджи Лама-Доржи? — взрывается наконец главный посол,- Почему ты их удерживаешь?

— Слушай, спесивый посол,- говорит Аблай медленным голосом. На лице его появляется знакомое звериное выражение,- Я не наместник вашего Лама-Доржи, чтобы выполнять его приказы. Я — хан Казахской Орды. Это во-первых. Во-вторых, я должен созвать Военный совет. Такие вопросы в одиночку не решаются.

— Но ты же хан Казахской Орды,- язвит главный посол.

— Да, но я связан по рукам и ногам Военным советом,- говорит Аблай,- Я ничего не решаю единолично.

— И сколько нам ждать? — Посол встает с места. За ним встает все посольство.

— Недолго,- отвечает Аблай,- Отдыхайте.

Эпизод 67.

Военный совет. Говорит Аблай.

— Батыры! Вожди племен! Мудрые бии! Цель этого срочного созыва — решение судьбы двух калмыцких принцев, которые гостят у нас. С покойным Галдан-Цереном мы подписали мир. Девять лет мы твердо хранили этот мир. За это время произошло много событий. Сын Галдан-Церена, законный наследник престола, хунтайджи Цеван-Доржи был вероломно убит. Убил его Лама-Доржи. Он же незаконно утвердился на калмыцком троне. И сразу же в Калмыцкой Орде началась война. Пять лет идет эта война. Мы, соблюдая договор, ни разу не вмешались в калмыцкую междоусобицу. Мы не воспользовались удобным для нас моментом. Но Лама-Доржи этого мало. Он разорил и истребил почти всех своих противников. Как вы знаете Даваци и Амурсана бежали к нам спасаясь от смерти. И теперь посольство от Лама-Доржи требует выдать обоих принцев им на руки. Я прекрасно понимаю Лама-Доржи. Это очень опасно, когда два высокородных принца, два сильнейших претендента на трон сидят в сопредельном государстве. Поэтому не стоит даже гадать о дальнейшей судьбе Даваци и Амурсаны, если мы их выдадим. Я созвал вас, чтобы узнать ваше мнение на этот счет.

— Но если мы их не отдадим, то это повлечет за собой войну,- говорит один батыр.

— Ну и что?- говорит другой батыр,- Если по правде, требование выдать Даваци и Амурсану — это просто повод начать войну. Даже если мы отдадим принцев, Лама-Доржи через некоторое время выставит новые условия. И так без конца. Ясно одно — Лама-Доржи хочет войны.

— Разумеется, — говорит третий батыр,- Лама-Доржи видать не дает покоя мир заключенный нами с Галдан-Цереном. Мир для него — унижение.

— Война нужна Лама-Доржи чтобы прекратить междоусобицу и укрепить свою власть,- добавляет Аблай,- Он начнет с нами войну и объявит всекалмыцкий сбор. Все враждебные ему нойоны будут вынуждены прекратить свою борьбу на время войны. А Лама-Доржи по своему усмотрению будет продлевать эту войну.

— Есть только один ответ калмыкам,- говорит старый батыр, доселе молчавший,- Не отдавать Даваци и Амурсану.

Говорит Аблай:

— Батыры! Сам Аллах должен теперь рассудить нас с калмыками. Нам — быть или не быть на этой грешной земле. Это будет самое кровопролитная война. Приказываю вам в десятидневный срок все войска Казахской Орды поставить под одно знамя. Сбор в Баянауле. Отправляйтесь в путь!

Эпизод 68.

Калмыцкое посольство сидит в юрте Аблая. Говорит Аблай:

— Я передаю большой привет хунтайджи Лама-Доржи. Ответ наш таков: принц Даваци и принц Амурсана пришли к нам как гости. Законы наших предков запрещают нам выдавать гостя врагам.

— То есть, вы отказываетесь выдать Даваци и Амурсану?- начинает опять кипятиться главный посол.

— Да,- говорит Аблай.

Посол и Аблай сверлят друг друга глазами.

— Когда-то казахи выпросили тебя у нас,- говорит каким-то змеиным шепотом главный посол,- И мы отпустили тебя.

Аблай равнодушно-презрительным взглядом смотрит на посла.

— Мой народ выпросил меня чтобы посадить на золотой трон Казахской Орды,- говорит он,- Запомни, на законный трон, трон моих предков. А вы просите Даваци и Амурсану чтобы отрубить им головы. Вот вся разница в миссиях двух посольств.

— Но ты клялся Галдану-Церену хранить мир,- говорит посол. Он забывается на миг и рука его по привычке тянется к рукояти несуществующей сабли.

— Верно, я клялся Галдану-Церену хранить мир,- говорит Аблай. Непроизвольное движение посла вызывает у него усмешку,- Но я никогда не клялся выполнять неприемлемые условия калмыцкого хунтайджи, никогда не клялся нарушать законы гостеприимства.

— Значит, война,- говорит посол веским голосом.

— Если хотите, да! — говорит Аблай,- Я вижу ваши сабли рвутся из ножен.

Все посольство встает с места.

— Наша конница зальет вашу степь,- говорит посол. Могильным холодом веет от его голоса,- Мы покроем пеплом и кровью вашу землю!

— Стоило бы за твою дерзость отрубить тебе голову и послать ее твоему хунтайджи, спесивая калмыцкая собака,- говорит Аблай с тем же холодным презрением,- Но мы не калмыки. Мы — казахи. Мы мусульмане и поклоняемся Аллаху всемогущему. Наши законы запрещают нам убивать послов. Посему — ступайте с Богом!

Разгневанные послы выбегают из юрты, кидаются в седла и с места скачут галопом.

Эпизод 69.

В юрте Аблая. Перед сидящим на толстой белой кошме ханом стоит вестовой опустившись на одно колено. Говорит вестовой:

— Мой повелитель, калмыцкое войско числом двадцать тысяч вторглось в наши пределы. Первый удар пришелся по киреям и найманам. У них много потерь.Но они выстояли.

— Кто во главе войска?- тихо спрашивает Аблай.

— Саин-Белек и Батур Убаши,- говорит вестовой.

— Ну что ж,- говорит Аблай, обращаясь к нескольким полководцам сидящим тут же, — Надежды на благоразумие Лама-Доржи не оправдались.

Он хлопает в ладоши. Входит ханский посыльный.

— Объявить тревогу и поднять все войска! — коротко приказывае Аблай.

Эпизод 70.

Аблай входит в юрту своей младшей жены. Топыш стоит в середине чуть сгорбившись. Смертельная бледность покрыла ее лицо. Дрожащей рукой она наливает напутственную чашу кумыса и как бы с трудом отрывая ноги идет к хану и подает ему чашу. Аблай пригубив возвращает ее.

— Отправляетесь? — спрашивает она. Голос ее звучит потерянно.

Аблай выжидательно смотрит на нее.

— Хан…скажи мне…-говорит Топыш с трудом подбирая слова,- А если ты встретишь там…на поле боя…своего тестя…отца моего Хоча-Мэргэна…

— Забудь свое прошлое,- говорит Аблай,- Забудь все. Ты теперь казахская матерь.

Потом слегка отвернув голову зовет сына:

— Касым султан, где ты?

Из-за занавески выходит мальчик лет восьми. Он похож чертами лица на Аблая. Но раскосые черные глаза выдают материнскую кровь. Он быстрым шагом подходит к отцу. Аблай слегка присев пристально смотрит в лицо мальчика. Касым не отводит глаз.

— Да хранит тебя Аллах, мой светик, — говорит Аблай и порывисто обняв и поцеловав сына, не оглядываясь назад стремительно выходит из юрты. Вослед ему раздаются рыдания Топыш. К хану подводят коня. Аблай садится в седло и оглядывает войско. Огромная равнина до горизонта ощетинилась копьями. Войска стоят разделенные на тумены, тысячи и сотни.

Хан дает знак рукой и грозное войско медленной рысью трогается с места.

Эпизод 71.

Нарынская равнина на левобережье Аягуза. Два войска огромным фронтом сходятся друг с другом и начинается сражение.

Эпизод 72.

Августовская война длится до зимы. Конец декабря. Бои идут и днем и ночью.Вся степь, вся снежная равнина усеяна трупами людей и коней. И по всей степи — заледеневшие лужи крови.

Эпизод 73.

Аблай со свитой стремительной рысью подъезжает к своей походной ставке. Соскочив с коня и отдав поводья коноводу он быстрым шагом подходит к юрте и слегка приоткрыв двери оборачивается назад.

— Даваци и Амурсана, зайдите,- говорит он.

Эпизод 74.

Аблай, Даваци и Амурсана втроем сидят в походной юрте хана.

Говорит Аблай:

— По моим расчетам все калмыцкое войско завязло в этой войне.

Он смотрит попеременно на обоих принцев.

— Да, ты правильно заметил,- говорит Даваци,- Все войско здесь.

— Сколько человек личной охраны в ставке Лама-Доржи? — спрашивает Аблай.

— Обычно возле хунтайджи находится около пятидесяти отборных воинов,- говорит Амурсана,- Но кто его знает? Потом небольшая часть калмыцкого войска постоянно находится на границе с Китаем.

Аблай сидит некоторое время в задумчивости. Потом начинает говорить:

— Слушайте внимательно. Настал удобный момент и мы должны воспользоваться этим. Вы привели с собой сто пятьдесят воинов. Я даю вам восемьсот пятьдесят отборных воинов. Вот у вас полная тысяча. Также даю вам опытного полководца — батыра Баяна и лучшего следопыта Маддахию. Вы должны тайными тропами пробраться в Джунгарию. Ставка не охраняется. Вы берете ставку…ну а дальше вы знаете что делать.

Даваци и Амурсана переглядваются.

— Вы или решаетесь на это дело, или же остаток жизни проведете в изгнании,- говорит Аблай,- Если по правде — мы ради вас затеяли эту войну.

— Дело опасное. В любой миг может сорваться,- говорит Даваци,- Но мы согласны. Рискнем.

— Не сорвется,- говорит Аблай,- Даже если в ставке пятьсот-семьсот воинов. Дело верное.

— Мы согласны,- говорит Амурсана.

— Ну, Даваци,- говорит Аблай с улыбкой и торжественным голосом,- Помнишь, когда я сидел у вас в плену, я обещал помочь вам дойти до трона, обещал поставить вас во главе Калмыцкой Орды.

— Да, помню,- говорит Даваци.

— Ну вот, я выполняю свое обещание,- говорит Аблай,- Теперь добро за добро. Теперь ты исполнишь мою волю.

Даваци кладет руку себе на сердце.

— Говори, Аблай хан!

— После того как утвердишься на троне и установишь полную власть над всем улусом, отзови всю калмыцкую армию из Казахской Орды. Отзовешь — и мы заново подпишем мирный договор — теперь уже навечно,- Аблай испытующе смотрит на Даваци.

— Обещаю,- говорит Даваци,- Как только возьму власть незамедлительно исполню твою волю.

Тогда готовьтесь в путь,- говорит Аблай,- Вы выступаете сегодня же ночью.

Оба принца выходят. Аблай хлопает в ладоши:

— Батыра Баяна и сотника Маддахию!

Эпизод 75.

Аблай, Баян и Маддахия сидят втроем. Говорит Аблай:

— Баян и Маддахия, посылаю вас в необычное дело. Вы должны поехать во главе тысячного отряда в Джунгарию. Едете тайно, не оставляя следов. Даваци и Амурсана едут с вами. Цель такова — берете ставку Лама-Доржи, немедленно отрубаете ему голову и сажаете на калмыцкий трон принца Даваци.

Аблай прерывает речь и смотрит на обоих батыров. Баян и Маддахия в свою очередь выжидательно смотрят на Аблая.

— Не скрою — дело опасное,- продолжает прерванную речь Аблай,- Может статься и так, что вы не вернетесь. Всякое может быть. Я верю вам, верю беззаветно, верю как себе. Поэтому посылаю именно вас.

Оба батыра склоняют свои головы в знак подчинения приказу.

— Да, мой повелитель,- говорит Маддахия.

— Я готов, мой хан,- говорит Баян.

— Вы должны до конца быть с ними, с Даваци и Амурсаной,- говорит Аблай,- Вы должны верно охранять их. И вернетесь только тогда, когда Даваци будет признан ханом Калмыцкой Орды.

Эпизод 76.

Аблай со свитой несколько дней выходит далеко в степь и ждет вестей.

Эпизод 77.

Аблай сидит в юрте. Входит вестовой:

— Мой повелитель, батыр Баян и Маддахия возвращаются!

Аблай выжидающе смотрит на дверь. Входят Баян и Маддахия. Оба они черные и обмороженные. Баян в два шага покрыв половину юрты опускается на одно колено и вытряхивает перед ханом большой кожаный мешок. Выкатившаяся голова падает прямо перед Аблаем. Аблай взяв голову за косички долго смотрит в мертвое лицо.

— Ну вот, ты и отвоевался, лихой Лама-Доржи,- говорит он с расстановкой.

Потом встает с места и обнимает обоих батыров.

— Кумыс батырам,- говорит он. Баяну и Маддахие подносят большие чашки с кумысом.

— Отдыхайте, мои львы,- говорит Аблай,- Вы устали.

— Хан Калмыцкой Орды Даваци шлет тебе большой привет,- с улыбкой говорит Баян,- С нами приехали вестовые от Даваци.

Аблай хлопает в ладоши. Входит ханский посыльный.

— Разошлите по всему войску мой приказ. Сейчас калмыки начнут отходить. Приказываю ничего не предпринимать против них. Не преследовать, не стрелять, не убивать!

Посыльный уходит.

Эпизод 78.

Огромная панорама степи. На высоком холме, на белоснежном коне покрытом красным чепраком стоит Аблай хан в окружении своей свиты. Во всю степь плещется как океан войско Казахской Орды. Калмыцкая армия отходит. Они уходят тихо и мирно, с развернутыми знаменами. Над степью стоит тишина.

Эпизод 79.

Воспоминания прошли и Аблай вернулся к действительности. Он смотрит на своего умирающего коня. Внезапно голова Кёкбалака лежащая на коленях Аблая превращается в окровавленную голову сотника Бисата.

— Прощай, мой повелитель! — говорит с улыбкой Бисат.

Аблай с нежной улыбкой гладит лицо Бисата. Кёкбалак дергается в последний раз и слабо ржет. Потом голова его падает.

Заходит Маддахия. Он подходит и став рядом с ханом смотрит на Кёкбалака. Потом слегка наклонившись щупает морду коня.

— Мой повелитель, Кёкбалак уже мертв,- говорит он,- Ты всю ночь просидел здесь. Ты наверное устал. Тебе надо отдохнуть.

Аблай сидит впившись глазами в одну точку и будто ничего не слышит. При последних словах Маддахии он удивленно поднимает глаза.

— Слушай…Маддахия,- говорит Аблай с трудом подбирая слова,- Мы ведь не попадали в плен…Кёкбалак…ведь вынес нас обоих…на своих крыльях…Мы не были в плену.

На глаза Маддахии навертываются слезы.

— Да, мой повелитель,- говорит он дрогнувшим голосом,- Священный Кёкбалак вынес нас на своих крыльях. Но сейчас он мертв. Он уснул крепким сном.

Эпизод 80.

В юрте Аблая. Главный конюх сидит перед ханом склонив голову.

— По древнему воинскому обычаю ханского коня не хоронят, а сжигают, — говорит конюх,- Пепел развеивают.

— Что это означает?- спрашивает Аблай каким-то усталым, даже равнодушным голосом.

— Все мы рождены из огненного тела Тенгри, и уйдем туда же — в огонь, — говорит смиренно склонив голову конюх.

— Да будет так! — говорит Аблай.

Эпизод 81.

В метрах шестидесяти-семидесяти от ханского аула сооружен огромный, в высоту копья погребальный костер из больших сухих бревен. Ханские туленгуты затаскивают на костер с помощью веревок мертвого Кёкбалака. На Кёкбалаке вышитый золотом чепрак. На голову надета выложенная золотом уздечка. Наконец он затащен на вершину костра. Туленгуты слегка раздвинув бревна поудобнее располагают могучее тело Кёкбалака и слезают с костра. Ханский кузнец смотрит на Аблая ожидая приказа. Аблай дает знак. Кузнец берет из маленького костра огонь и запаляет большой костер в нескольких местах. Огонь медленно разгорается. Через несколько минут костер превращается в бушующее море огня. Люди защищаясь рукавами начинают медленно отходить. Аблай тоже делает несколько шагов назад. Огонь полыхает все сильнее и сильнее и наконец как бы превращается в Великую Песнь Жизни. Опять мерещатся Аблаю люди, голоса, шум боя и крики. В огне он видит великую битву. Долго горит костер. Аблай оцепенев смотрит на полыхающее пламя. Наконец огонь начинает убывать. И вдруг над угасающим костром встает Кёкбалак, точнее иллюзорный образ его. У Кёкбалака выросли крылья. Потом далеко-далеко на горизонте как бы разверзается небо и большая группа людей плывя на своих крылатых конях по небу приближается к погребальному костру. И вот они уже у костра — это те двести воинов, погибших защищая Аблая. Слезы заливают лицо Аблая. Воины беззвучно улыбаются Аблаю и поднимают свои руки в знак приветствия. Потом Бисат, совсем молодой с ангельски чистым и светящимся лицом берет Кёкбалака под уздцы. Весь отряд делает круг над костром и помахав на прощание устремляется в небо.

КОНЕЦ ФИЛЬМА

Алматы. 1998