Зира Наурзбаева
Посвящаю моему племяннику
Эльдару Бекбулатову
Самат-ата. Мне кажется, я всегда знала этого улыбчивого светлого человека в военной гимнастерке с
петлицами, глядящего с фронтовой фотокарточки. Но я никогда не видела его, своего нағашы-ата – деда по маме – Самата Бекбулатова. И даже нашей маме не суждено было увидеть своего отца в этой жизни… Когда я прихожу на Кенсай, глядя на три надгробных камня, под которыми лежит наша Әже и двое ее детей – наша мама Мерует и дядя Мырзахмет, я надеюсь, что все они в лучшем мире вместе с ата, похороненным на Украине, и умершими в детстве четырьмя детьми наших ата и әже.
Я хотела бы больше узнать о жизни моего нагашы, но пока вынуждена ограничиться рассказами әже и несколькими страничками из Личного дела, которые мне любезно прислал сотрудник Западно-Казахстанского областного архива Вячеслав Иночкин.
Происхождение Самата-ата
Әже как-то сказала, что мало знает о происхождении нашего деда, потому что «никогда не была келин, выйдя за сироту, сразу стала байбише». К тому же ата много работал, подробно рассказать о своей семье не успел. Его постоянно направляли в разные районы Западно-Казахстанской области по службе, и молодая семья никогда не жила в родном ауле Самата, который называется Кзыл-жар и находится в 3 км от Льбищенска (Чапаева). Поэтому у Әже не было возможности общаться с людьми, знавшими родителей мужа. По рассказам Әже, наш дядя Мырзахмет в студенческие годы, приезжая в Джамбейты на каникулы, часами расспрашивал своих сородичей, которых все считали выжившими из ума болтливыми стариками, и записывал их рассказы. К сожалению, записи Мырзаша-коке не сохранились.
Самат-ата происходит из рода кердери, подрод құтсүйек. Для меня как культуролога (и жиена☺) это очень интересно, т.к. род кердери упоминается во многих научных источниках. В Узбекистане еще в Советское время в исторической науке официально существовала отрасль «кердерология». Считается, что кердери еще до нашей эры были царско-воинским сословием древнего Хорезма. В соответствии с доминирующим до сих пор в кочевниковедении ираноцентризмом, без особых доказательств принято считать, что в древности кердери были ираноязычными. В средневековье Аральское море называлось Кердерийским. Сейчас, когда воды Арала отступают, на бывшем морском дне обнаруживаются средневековые города, которые наука связывает с кердери.
По словам краеведа Казыбека Куттымуратулы, в 20 веке кердери в основном обитали на левом («бухарском», как говорят в Западном Казахстане) берегу реки Жайық-Урал, ниже города Уральска. Здесь много старых некрополей. Родной аул нашего Самата-ата Кызылжар существует и поныне, он стоит на берегу озера Жезбуга в Теректинском районе ЗКО, в Чагатайском аульном округе. Проживают здесь в основном представители родов кердери и байбакты (наша Әже из этого рода).
Название подрода моих нагашы – құтсүйек (құттысүйек). Тюркское слово «сүйек» означает «кость, род», а «құт» – древнее мифологическое понятие, означающее «плодородие, души-зародыши детей и приплода скота, даруемые свыше, благодать, счастье, удача». Таким образом, құтсүйек – это «род, несущий небесную благодать и плодородие». В родословной «Кердері руының шежіресі» Күләш Төлегенқызы (2 книга, Орал, Шұғылапринт, 2024) приводится легенда, что предок этого подрода получил имя Құтсүйек потому, что его маленьким ребенком схватил, поднял в воздух и затем отпустил орел. Эта легенда кажется странной, но например такую же историю рассказывают о правнучке великого кобызиста Ыхласа Шырын. В гости к сыну Ыхласа Тусупбеку заехали охотники, они привязали его ноги к подставке, но забыли одеть на голову колпачок-томаға. Трехлетняя девочка в красном платьице играла рядом с беркутом, тот заинтересовался ею, и в какой-то момент дернулся, шнур развязался, он схватил девочку, а по некоторым рассказам даже успел подняться с ней в воздух. Если бы кто-то попытался подойти к нему, то у беркута могла пробудиться охотничья ревность, и он мог бы растерзать свою добычу. Поэтому Тусупбек взял в руки кобыз и заиграл кюй отца «Бозторғай» — «Жаворонок». Беркут встрепенулся, пытаясь увидеть птицу и отпустил добычу. Мама потомственной кобызистки Акнар Шарипбаевой рассказывала, что у ее мамы Шынар действительно на животе был старый шрам от когтей беркута. Так что такая история действительно могла произойти, и мальчику дали прозвище Құттысүйек, которое и вошло в шежире. А может быть, история имени сложнее?
В книге С.Толстова «Древний Хоремз» приводится фотография обнаруженного во время раскопок в царском дворце скульптурного портрета молодого мужчины, ученый считает, что это изображение обожествляемого царя. В этом портрете есть явное сходство с фотографией нашей мамы в молодости.
В казахском фольклоре есть масса поговорок и дразнилок, характеристик разных родов. О кердери в фольклоре говорится как о воспитанных и порядочных людях. Хочу быть правильно понятой: я не пытаюсь возвысить род своих нагашы над другими родами. Каждый казахский род имеет древнюю интересную историю, почти каждый род был правящим в какой-либо стране в тот или иной период. И потом, я пишу этот текст для своего маленького племянника, хочу рассказать ему о его происхождении то, что знаю, хочу, чтобы Эльдар гордился своими предками и был достоин их. Тем более, что пока он единственный продолжатель рода, который вот уже в четырех поколениях не прерывается, продолжается благодаря единственному в поколении потомку по мужской линии.
Итак, родословная Эльдара: Эльдар – Федор – Мырзахмет – Самат – Бекбулат – Карабала – Баймырза — Байни — Құттысүйек — Смайыл — Лаубай — Кердері — Жетіру («Кердері руының шежіресі» Күләш Төлегенқызы, 2 книга). Наша Әже в свое время рассказывала нам эту родословную до Баймырзы, хотя все время сожалела, что знает мало, потому что вышла замуж за сироту, по работе Ата они все время жили вдали от его родных мест, поэтому она плохо знает подробности. В родословной книге имя дяди Мырзахмет ошибочно указано как Мырзағали. И конечно наиболее древняя часть родословной забыта, сильно сокращена.
Мой брат Федор был единственным сыном моего любимого нагашы – Мырзахмета, умершего в 1975 году в возрасте 43 лет накануне защиты докторской диссертации по физике. Федя остался сиротой в 5 лет. Мырзахмет был единственным, достигшим взрослого возраста сыном нашего деда Самата, погибшего на фронте в 1944 году в возрасте 35 лет. Мырзаш-коке лишился отца в 12 лет. Самат-ата в 1916 году в возрасте 7 лет остался круглым сиротой. У него был старший брат Қажым, он тоже погиб на войне, не оставив потомства по мужской линии.
Прадед Самата Баймырза был «аруақты батыр» – батыром, имевшим аруаха, духа-покровителя. У его сына Карабалы было пятеро сыновей, которых называли «бес Болат» – «пять Булатов». Я точно знаю имена трех: Бекболат, Айболат, Шынболат (не по старшинству, а как помню). Еще двух вроде бы звали Ерболат и Тасболат, но я могу ошибаться (по родословной книге проверила себя, оказывается, я все правильно запомнила). Связь с их потомками утеряна.
Наша мама предполагала, что известная домбристка, профессор Консерватории родом из ЗКО Бахыт Карабалина, игравшая Дину Нурпеисову в художественном фильме , являлась нашей родственницей.
Потомки Шынболата жили в Чапаевском (Льбищенском) р-не ЗКО. Самат-ата в 1937 году взял к себе на воспитание одного из внуков Шынбулата – 11-летнего мальчика по имени Риза. Это имя постепенно превратилось в «Иса», потом в «Исатай». Исатай-тате (так в ЗКО называют старших родственников-мужчин, и так своего дядю называла наша мама) заменил отца детям погибшего Самата, своих детей у него не было. Он умер в ноябре 1988 года и похоронен на кладбище в Джамбейты. На его могиле название рода записано Кердері, Құтсұйық (так и на некоторых других могилах, еще встречается вариант Құтсиық, это ошибка или реально варианты написания — не знаю), Шынболатов Исатай Қабылұлы. 03.12.1927 -30.10.1998. В 1937 году ему было 9-10 лет, а не 11. Может быть я записала неправильно, а может быть он был в документах оформлен на 1-2 года младше. Так часто делали, чтобы мальчиков попозже забирали в армию.
Исатай-тәте запомнился мне как очень мягкий тихий человек, он был очень привязан к нашей Әже и ее детям. Нашей маме он заменил частично отца, но больше был наверное старшим братом. Әже смеялась, что побаивалась прямой и принципиальной дочери, они были не очень близки друг к другу, а своими секретами наша мама делилась с Исатаем-тәте (Мырзаш-көке ведь был на учебе то в Саратове, потом работал в Новосибирске, в Уральске, учился в аспирантуре в Минске). Он покупал ей подарки, например, мама рассказывала, как мечтала о велосипеде, и наконец тәте ей купил велосипед. И тут в школе объявили сбор велосипедов в подарок воюющему с США Вьетнаму. Наша мама была настоящей пионеркой, председателем пионерской дружины, и отдала свой велосипед, но даже взрослой с грустью вспоминала о нем. Когда мама и көке жили в Алматы, он приезжал к ним, подкармливал , покупал им подарки, одежду, а потом вел в ЦУМ, просил выбрать для него костюм, сам его оплачивал, а в ауле говорил, что Мырзаш и Меруерт маған кастюм-шалбар қиғызды. По казахскому обычаю, в поездках родственники нам часто дарили скот, но реально большие деньги после сдачи скота на масозаготовку и мясо присылал только Исатай-тәте. Вяленое мясо без костей он присылал по почте несколько раз за зиму, это был наш соғым. Мама, сколько помню, весь год покупала, отстаивая в очередях, дефицитные элитные сигареты в подарок тәте. Я пишу так подробно об этих мелочах, потому что у тәте не осталось потомков. После выхода на пенсию Исатай-тәте мечтал переехать, купить дом в пригороде Алматы, жить рядом с нашей семьей и сыном покойного Мырзаша Федей, мечтал быть похороненным рядом с Мырзашом-коке. Но умер вскоре после выхода на пенсию при драматических обстоятельствах.Под конец жизни он хотел уехать умирать к своему брату-близнецу, просил, чтобы на могиле написали его настоящее имя Риза, но и эти его желания не осуществились. Его смерть стала тяжелым ударом для мамы и әже, повлияла на судьбу нашей семьи. Мама до самой своей смерти так и не простила родственникам трагический уход тәте, перестала ездить на родину. Когда думаю об Исатае-тәте, сразу на глаза наворачиваются слезы. Я храню маленькую сувенирную шкатулку, которую он подарил мне, когда я его водила «на экскурсию» по Алматы и сказал, чтобы я хранила в ней свои драгоценности, когда вырасту.
В Джамбейты и Уральске сейчас живут наши родственники Кажимовы. Кажым в свое время сватался к нашей будущей Әже, но она выбрала младшего из братьев Самата. Кажым позже женился на вдове с ребенком. У него было двое родных детей – сын и дочь, а также приемный сын Алпыскали (даты жизни на надгробии 1926-8.06.1966). Уходя на войну, Кажым-ата перевез свою семью в Джамбейты и поручил своей невестке, нашей Әже. Но его родной сын и жена умерли во время войны, Әже воспитала оставшихся детей. Дочь Кажыма-ата по имени Роза выросла и вышла замуж в Каратюбинский район ЗКО, у ней пятеро детей. Алпыскали-ага успел поучаствовать в войне, получил тяжелые ранения, женился на Фируза-женге (Закирова Файруза Зарифқызы, 02.06.1929 — 23.09.2020), у них родились пятеро детей. Когда он стал взрослым, занял должность бухгалтера, его разыскали родственники его родного отца, до этого и не вспоминавшие о нем. Алпыскали-ага отверг их притязания на родство, сказал, что его вырастил Кажым, он хотел продолжить линию приемного отца и всех своих детей записал Кажимовыми. Вскоре он умер от полученных на войне ран, на его вдове по обычаю аменгерства женился Исатай. Исатай-тате вырастил и дал образование детям Алпыса Мурату, Максату, Серику, Берику и Гульшат. Наша Әже, переехав в Алматы к своим детям в 1970-ом году, оставила дом, скот и имущество в Джамбейты Исатаю-тәте и детям Алпыскали, к которым относилась как к собственным внукам.
Детство
Самат Бекбулатов родился в 1909 году в Льбищенском (Чапаевском) районе Западно-Казахстанской области, в ауле Қызылжар. В Автобиографии (Өмірбаян), написанной 10 ноября 1941 года, он указывает местом рождения Третью ферму совхоза им. Чапая.
О раннем детстве Самата-ата я почти ничего не знаю. Он стал круглым сиротой в 7 лет. Вроде бы речь должна идти о 1916 году, но сам ата в Автобиографии указывает 1917. Впрочем, в Автобиографии заметны неточности. В начале Автобиографии фамилия указана как «Бекболатов», а на третьей – последней – странице «Бекбулатов», и это разночтение в документе осталось незамеченным. Некоторые моменты биографии Самата-ата, о которых определенно говорила Әже, в Автобиографии вообще опущены. Вероятно в те времена за точностью заполнения документов следили не так жестко, как мы думаем. А вот вопрос о том, были ли корректировки и купюры в Автобиографии случайными или намеренными, остается открытым.
При каких обстоятельствах Самат лишился родителей, а также трех братьев отца – неизвестно. Быть может, в восстании? Әже знала лишь, что Шынболат умер раньше Бекболата. Остался в живых лишь дядя Айболат — один из пяти сыновей батыра Карабалы, один из «бес Болат». Он присвоил себе имущество умерших братьев, а их сирот и вдов сделал батраками, держал в «черном теле».
Маленький Самат много лет страдал от голода и холода, от одиночества, пася скот вдали от аула. По рассказам нашей Әже он зимой и летом носил одни и те же драные кожаные штаны, к зиме ему выдавали нагольный тулуп. Дядя привозил раз в две недели бурдюк с прокисшим айраном. От такой жизни в 1921 году Самат заболел цингой, и у него парализовало ноги. Какая это была болезнь – неизвестно, он лежал обездвиженный и молил Аллаха о смерти. «Неужели ты такой жадный, что жалеешь для меня клочок земли», – так он обращался к Богу.
Были люди, которые по возможности заботились об осиротевшем мальчике. Вдова, вместе со своим ребенком пасшая байский скот неподалеку, зашивала прорехи в одежде Самата, угощала варевом из собранных ею трав и кореньев. Юный Самат был так благодарен этой женщине, имя которой я не запомнила, что глядя на ее прохудившуюся одежду пообещал – если останется жив – заботиться о ней, купить ей новое платье. Позже, уже став комсомольским работником, Самат помог этой доброй женщине отсудить у бая ее заработок за несколько лет, и каждый раз, когда в район привозили мануфактуру, обязательно покупал для нее отрез на платье.
И еще Самата иногда навещала подруга его матери, кажется, ее звали Жаныл или Жамал (Әже называла ее имя, но я не записала). В те страшные годы она приходила пешком за много верст, приносила что-нибудь поесть, отрывая от своих детей. А в 1925 году 16-летнего Самата в степи разыскал друг его отца, ставший председателем аулсовета и предложил поехать учиться.
В Автобиографии об этом периоде жизни сказано коротко: «Со смерти родителей до 1921 года рос у младшего брата отца. С 1921 года до конца 1924 года был наемным пастухом у Каирши Ахметжанова из аула Шолақанқаты Джамбейтинского района». В Личном листке по учету кадров сформулировано «батрак у баев». Краевед Қазыбек Құттымұратұлы Қабжан запросил у меня этот фрагмент Автобиографии и опубликовал в своем исследовании «Қуғындалған хазіреттер» (Репрессированные хазреты, Орал, Dana орталығы, 2022, с 43). Оказывается, Каирша Ахметжанов был одним из самых известных религиозных деятелей Западного Казахстана, кази (судья) Уральской области, активным членом западного крыла Алаш-орды. Неоднократно подвергался репрессиям и умер в конце 1930. Было неизвестно, где он находился после победы красных в Гражданской войне до 1926 г., и об этом периоде его жизни пока можно получить представление только из Автобиографии Самат-ата. Возможно, он был тем самым другом отца, который вернулся в аул после роспуска Алаш-орды, узнал о судьбе сына покойного друга, разыскал сироту в степи и предложил учиться? Или он забрал обездвиженного сироту и лечил? Если так, то конечно, ата не мог в конце 1930-х написать правду об этом и написал, что батрачил у него. А вообще в Джамбейты всегда помнили об Алаш-орде. Наша мама, которая верила в коммунизм, потихоньку говорила, что ее родной аул — столица западной Алаш-орды и гордилась этим, говорила нам еще в советское время, хотя и не объясняла, что это такое.
В моих записях рассказов Әже, Автобиографии Ата и его Личном листке по учету кадров, заполненном в тоже время, есть еще разночтение. Я записала, что Ата находился 2 года в Саратовской детской коммуне, а в Автобиографии указан Теректинский детский дом, в Личном листке Кара(?)бинская начальная школа. Возможно, Әже ошибалась, а возможно Ата по каким-то причинам не хотел упоминать Саратов.
Аульчане собрали в дорогу мальчику кое-какую снедь и деньги, лишь родной дядя отказался помочь. Приехал Самат в населенный пункт, где был расположен детдом, ближе к вечеру, и ему в детдоме сказали придти на следующий день утром. Самат бродил по базару, не зная, где устроиться на ночь. Ведь была зима. На базаре он встретил торговавшего там пшеном дядю Айболата, но тот опять отказался помочь племяннику. Это услышал проходивший мимо құрдас (ровесник) Бекболата, и помог Самату.
В детдоме Самат провел два года. Почти взрослый, он пользовался там авторитетом. В детдом как-то поступила двухлетняя девочка. Самат оберегал ее, относился к ней как к младшей сестренке. Когда директор детдома и его жена решили удочерить девочку, они просили у ее «старшего брата» разрешение. Самат в довоенные годы поддерживал отношения со своей названной сестрой, и уже на фронте познакомился с ее мужем. Они даже сфотографировались вместе. Кухарка детдома Ани (о ней в недописанном эссе «Что такое Джамбейты») в конце 30-х, выйдя на пенсию, разыскала Самата и жила у него в семье в качестве приемной матери до самой смерти, больше тридцати лет.
Юность
В 1927 году в возрасте 18 лет Самат по направлению Губернского комитета молодежи работал на кожевенном заводе № 2 им. Октябрьской революции в российском городе Вятка и без отрыва от производства учился на профтехнических курсах. Как рабочий, он вступил в партию с 6-месячным стажем. Конечно, имеется в виду Коммунистическая партия большевиков. И здесь опять противоречие: во фронтовых документах указывается, что в партию Самат вступил на фронте. Конечно, были случаи, когда человека исключали из партии, а потом он опять вступал в нее, «смыв вину кровью», но в биографии Самата-ата вроде бы таких моментов нет. Или в Вятке Самат вступил в комсомол (молодежное крыло Коммунистической партии)? Но партийный работник не мог допустить такую страшную по тем временам ошибку в Автобиографии. В Личном листке указано, что Самат в Вятке провел один год, и год учился на педагогических курсах в Уральске, но при этом никакой специальности не получил. Образование низшее.
Кстати, в самом Личном листке тоже есть разночтения. «Стаж пребывания в ВЛКСМ (комсомоле) с 1927 по 1937 г. Принят в члены ВКП (б) Уральским обкомом, партстаж 15/5-1929 г. То ли имеется в виду кандидатство в партии? То ли комсомольские работники одновременно числились членами партии и комсомола? Все это сейчас не так важно, я отмечаю расхождения, чтобы показать – в документах того времени вполне возможны крупные ошибки. Затем, Автобиография заполнена Саматом на казахском языке, а Личный листок на русском, может расхождения отсюда?
В 1929 году Самат вернулся на родину. Его выбирают 1 секретарем районного комитета комсомола в Шалкаре. Это район в центре ЗКО, соседний с родным для него Чапаевским районом. Батрачил подростком Самат в Шолаканкаты, а река с таким названием протекает в Джамбейтинском и Теректинском районах, впадая в озеро Шалкар. Так что все это знакомые для Самата места, знакомые люди.
Оказавшись на родине в совершенно новом статусе, Самат первым делом от имени батрачивших на дядю вдов и сирот подал на него в суд, отсудил им их имущество и зарплату за многие годы. Возможно он подал в суд и на других баев. Сейчас есть тенденция идеализировать традиционное казахское общество, отрицать неравенство и эксплуатацию, подчеркивать единство интересов бая и его родичей. В идеале так должно было быть, но в реальной жизни конечно все зависело от характера бая. К тому же в начале 20 века родовое общество у казахов окончательно разложилось. Самат знал это из собственного опыта и вступился за обездоленных женщин и детей.
Я перерассказываю этот эпизод из жизни нашего ата со слов Әже, и выглядит он очень романтично, в духе советских вестернов о гражданской войне. Действия Самата не понравились местным воротилам, и как-то вечером его пригласили на собрание аксакалов, что-то вроде суда старейшин. Там Самату предъявили обвинение: мол, нарушаешь обычаи, не уважаешь старших. Самат спел сочиненную им к этому случаю песню: «Вы не аксакалы, вы прихвостни (құйыршық) бая». По сигналу разгневанных старейшин на Самата с плетьми бросились нукеры, Самат, отбиваясь от них, выскочил из дома. В овраге его ждали первые его комсомольцы с оседланным скакуном. Самат вскочил в седло и скакал всю ночь, уходя от погони. Его преследовали чуть ли не до Уральска.
Я в юности не записала имена участников конфликта, названиеаула, где он произошел. Но у меня сложилось впечатление, что речь шла о взаимоотношениях богатого Айболата и его племянника Самата. Была Әже сама свидетелем этого конфликта, или нет, неизвестно, но поженились Ата и Әже в том же 1929 году.
Как обществовед замечу, что судя по этому эпизоду – аульные джигиты 100-200 км преследуют первого секретаря райкома комсомола, представителя власти – в 1929 году на местах «Советской власти» фактически не было. Это в Западно-Казастанской области, тогда что говорить о внутренних областях Казахстана!
Судя по эпизодическим замечаниям Әже (о ее детстве читайте «Голод по рассказам моей Әже»), к этому времени казахи опомнились после ужасов Гражданской войны и голодомора начала 20-х годов, вызванного продразверсткой. Я в юности не воспринимала певца Кайрата Байбосынова, его яркого костюма с султаном үкі на бөріке, его манеры поведения на сцене, а Әже его очень любила, говорила мне: «Ты не понимаешь, вот точно так сыновья баев в сопровождении друзей ездили по аулам, чтобы завязать перепалку, а потом айтыс с девушками. Они старались разузнать, в каком ауле есть красивые девушки-акыны и ехали туда». Сама наша Әже была акыном в юности, от своего рода участвовала в айтысах девушек и парней, была заводилой среди девушек своего аула. Нарядно одевшись, по вечерам они гуляли по берегу Урала-Жаика, видимо поджидая таких вот «байских сынков» ☺.
Әже 1914 года рождения (по документам 1912 года), вышла замуж в 1929 году, так что ее рассказ относится к периоду как раз перед коллективизацией.
Самат-ата сочинял песни, пел, любил послушать других певцов. Он много работал, но старался не упустить возможности участвовать в вечеринках, которые всегда проходили у казахов под музыку. Закончив работу вечером, Самат мог сесть на коня и проскакать 3-5 часа, чтобы послушать хорошего певца, пару часов пообщаться, а потом опять садился на коня и к утру возвращался на службу. Әже никогда не рассказывала, как они познакомились с Ата, упомянула лишь, что к ней сватался не только Самат, но и его старший брат Кажым, но она выбрала Самата. Возможно, они встретились вот на такой вечеринке?
Конфискация и коллективизация – тема следующей главы. Но хотелось бы завершить здесь рассказ о дяде Айболате. Самат уберег дядю от конфискации. В Автобиографии, описывая семью, Ата пишет: «Среди родных врагов (народа, т.е. репрессированных – З.Н.) нет, есть лишенный голоса», т.е. права голосовать на выборах. Видимо, речь о дяде Айболате.
Уже в 30-ые годы дядя как-то пригласил в гости племянника. Самат вернулся домой, еле сдерживая слезы. В доме дяди он узнал, вспомнил посудный шкафчик, стоявший когда-то в родительском доме. Тогда же в 30-ые сын Айболата заехал в гости к двоюродному брату и за чаем попросил рассказать что-нибудь о себе. Самат ответил стихами.
Сұрасаң атым Самат, бір баламын,
Ішінде тең құрбымның жыр баламын.
Кешегі қара түнек басқан шақта
Маңыма жан келмеген сұр баламын.
Кенестің ұйымынан тәліп-тәрбия (алып?),
Бәйгеден келген аттай ырғаламын.
Ұмтылсаң міне жеміс, дүния тегіс,
Не қылып енді мынан (бұдан?) құр қаламын!
Если спросишь, я парень по имени Самат,
Среди сверстников я поэт,
Когда нависла черная мгла,
Рядом со мной не было никого.
Я получил воспитание в советской организации.
Я раскачиваюсь от усталости как скакун после байги,
Если хочешь, вот фрукты и все остальное,
Зачем мне отказываться от этого!
Я передаю ответ Самата так, как запомнила и через 50 лет процитировала Әже, и как я сама сумела записать. В юности я владела казахским языком гораздо хуже, чем сейчас, и Әже страшно раздражалась, когда я просила медленно, по буквам сказать то или иное незнакомое мне слово, объяснить его (а почти все слова были мне незнакомы L). Прежде у казахов было принято говорить стихами, писать письма стихами, Әже в этом ничего особенного не видела. Оставила слова «тәрбия», «дүния», «тәліп» так, как произносила Әже. Интересно, что строку «Кешегі қара түнек басқан шақта» – «Когда нависла черная мгла» Әже объяснила: «Когда я ночевал с овцами в степи».
В стихотворном ответе Самата-ата чувствуется несвойственная ему хвастливость: «Если хочешь, вот фрукты и все остальное». Наверное, нахлынули детские обиды, воспоминания того времени, когда сын бая Айболата и бездомный пастух-сирота Самат жили совсем по-разному.
Дядя Айболат умер в 1973 году в кругу семьи. Странно думать, что своих родных братьев он пережил почти на 60 лет, стал свидетелем совсем другой эпохи.
В 1978 году наш отец привез из зарубежной командировки пишущий портативный магнитофон «Панасоник». Мама взяла его в ежегодную летнюю поездку в аул, чтобы записать одного старика, исполнявшего песни Самата-ата. Но, как оказалось, он умер незадолго до нашего приезда…
Тридцатые годы
Я назвала сначала эту главку «Молодость», действительно в 1930-м году ата было всего 21 год. Но время было страшное, на плечи молодого Самата легла ответственность за жизни многих людей. Мне кажется, после возвращения из Вятки Самат пытался лихородачно компенсировать радость общения, веселья, что он не получил в батрацкой юности, но жизнь не позволила этого. На на казахский народ надвигалась конфискация и коллективизация.
Трудно сказать, как Самат в принципе относился к этим процессам. Верил ли он свято в идеалы коммунизма, настрадавшись в детстве и юности? Считал ли, что коллективизация поможет казахскому народу жить богаче и достойнее? Не знаю. Одно очевидно. Практику конфискации и коллективизации он отвергал всей душой.
Самат не только уберег родного дядю Айболата от раскулачивания. Он держался в стороне от белсенді-активистов, наживавшихся на конфискации. По рассказам Әже, районные активисты, советские служащие «құтырды» («бесновались», как выразилась Әже): поставили на берегу реки конфискованные байские юрты и пировали там день и ночь. Даже летом каждый день резали тучных кобыл из конфискованного скота. Всему населению было приказано не приближаться верхом ближе чем на километр к этому «праздничному» аулу, чтобы не поднимать пыль.
Как-то раз (судя по датам, это происходило в Жанакала) Самат предупредил свою юную жену: «На днях тебя райфинотдел пригласит на склад выбрать, что захочешь. Не ходи, это конфискованное имущество. Все лучшее увезли в Москву, в Алма-Ату, в Уральск, а остатки разрешили поделить в районе. Не ходи, ничего не бери». Но Әже из любопытства все-таки пошла посмотреть на этот склад. По ее рассказам, это было огромное помещение, вдоль стен которого громоздились валами высотой в человеческий рост конская упряжь с серебряными украшениями, пояса с серебряными бляхами, отделанные серебром камчи, такая же дорогая посуда, ковры, одежда и т.д.
Это были вещи, собранные в одном, не самом богатом районе. То, что сочли недостаточно ценным, недостойным везти в столицы или областной центр. Трудно все это свести в одну картинку с историческими сведениями о постоянных войнах, а затем жестоко подавлявшихся восстаниях в Младшем жузе, массовом обнищании населения. Поистине, лишь большевики создали эффективную машину экспроприации.
Самат во время коллективизации как мог помогал людям. Вероятно, он получил возможность помогать голодающим в ситуации, когда большая часть районных активистов была неграмотна, не стремилась активно действовать, а предпочитала пользоваться возникшими возможностями. И вот в этой сложной ситуации личность нашего Самат-ата, как я понимаю, сыграла решающую роль для судьбы целого района. Он с детства познал голод и унижения, но и помощь, и человеческую взаимоподдержку. Этот тяжелый опыт закалил его от рождения светлую, добрую природу, так что во всех ситуациях он старался помочь людям, оберегать их. В 1929 году ему было всего 20 лет, и должность его была далеко не ключевая в районе, но вероятно личное обаяние подкреплялось авторитетом комсомольского лидера, два года после детдома жившего в России, владевшего русским языком, имевшего рабочий стаж, вступившего в партию в Вятке.
Воспоминания Әже о голоде 1929-33 годов, о конфискациях и репрессиях не такие яркие, как о голоде начала 20-х. Сама она объясняла это тем, что в 1929 году в 15 лет (по документам в 17 лет) вышла замуж, вела жизнь домохозяйки, воспитывала маленьких детей, мало выходила за пределы своего двора, а семья была обеспечена продуктами. Лишь подумав, Әже сказала: «Да, наверное, был голод. Нам каждый день от районного начальства приносили свежую рыбу, я от нее отказывалась, потому что у нас мясо было. А потом соседи попросили не отказываться, сказали, что будут брать рыбу себе. Поэтому я стала каждое утро принимать ведро рыбы и ставить у калитки на заднем дворе. Соседи ее потихоньку разбирали. Наверное, они голодали». Через несколько дней Әже припомнила, что видела несколько раз опухших от голода людей, но по ее словам, в основном это были пришлые из других районов.
Мне кажется, помимо замкнутого образа жизни Әже, есть и другое объяснение тому, что голодомор 1929-33 годов прошел для нее почти незамеченным. Вероятно, в тех районах ЗКО, где работал Самат-ата (1929-1931 – секретарь райкома комсомола в Чалқаре, затем в Новой Казанке-Жаңақала, в 1932-33 – там же секретарь районной партколлегии), казахи уже занимались землепашеством, и поэтому голод не имел таких масштабов.
И, я надеюсь, деятельность нашего деда смягчала крайности политики коллективизации. По рассказам Әже, Самат-ата в одном из этих районов руководил процессом коллективизации, с раннего утра до позднего вечера на бричке объезжал колхозные поля. Он отдал распоряжение, чтобы голодающим не препятствовали собирать оставшиеся на полях после жатвы колоски. Более того, утром, выезжая на поля, он вывозил на бричке голодающих, оставлял их на поле собирать колоски, а вечером помогал им вернуться обратно с собранным зерном.
Әже вспомнила, что к ним домой из соседнего Чапаевского района пришла пожилая женщина по имени Жаныл или Жамал – та самая, что поддерживала Самата в его сиротском детстве. Она пришла, особо ни на что не надеясь, пришла попрощаться, но Самат поселил ее у себя дома, стал вывозить на поля, она собирала зерно и мешочки зерна каким-то образом передавала своей семье, что спасло их всех от голода.
Этот эпизод из рассказов Әже всегда казался мне странным, т.к. из истории известно, что во время коллективизации и голодомора голодающих могли забить насмерть или осудить на 10 лет за горсть зерна. Как наш дедушка мог пойти против закона в то страшное время и выжить?
Но оказалось, что закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплению общественной собственности» был принят позже, 7 августа 1932 года, когда пик голода прошел. В соответствии с этим законом социалистическая собственность провозглашалась неприкосновенной и священной. Кто на неё посягал, считался врагом народа. Закон предусматривал расстрел с конфискацией имущества за хищение социалистической собственности. При смягчающих обстоятельствах расстрел мог быть заменён 10-летним сроком (без права амнистии). Этот закон еще называли «Законом о пяти колосках», т.к. по этому закону на десять лет осуждали, например, женщин, «укравших» несколько колосков или чашку молока для умирающих с голода детей. И осуждали массово. Современные сталинисты доказывают, что закон применялся неправильно из-за низкой квалификации местных юридических кадров, что вышестоящими инстанциями такие приговоры отменялись. Но всеобщая действительность была страшной.
Возвращаясь к судьбе Самата-ата, получается, что до 1932 года этого закона не было, да и после его появления была возможность трактовать его по-разному.
Как-то раз домой к ата-әже зашел выпить чаю проезжавший через поселок знакомый татарин, тоже комсомольский лидер. За чаем он рассказал нашей Әже, какого страха натерпелись уральская партийно-комсомольская верхушка по вине Самата. Предсовнаркома республики Ораз Исаев приехал в область и выступил перед областным активом, осуждая перегибы коллективизации на местах. Возможно, это собрание было связано с опубликованной 2 марта 1930 года в газете «Правда» статьей И.Сталина «Головокружение от успехов» о «перегибах на местах», допущенных при коллективизации и раскулачивании. В статье вся ответственность за допущенные ошибки возлагалась на местное руководство.
На областном собрании все докладчики выступали в тон Сталинской статье, «каялись в грехах», разоблачали перегибы на местах, восхищались мудрым руководством Центра. Вдруг слово взял Самат Бекбулатов. Среди разодетых в конфискованную у баев одежду участников собрания он выделялся простотой внешнего облика. Рассказчик упомянул такую деталь: выйдя на сцену, Самат выставил ногу в ботинке с побелевшим изношенным носком и начал говорить о том, что рыба гниет с головы, что изначально политика коллективизации была неправильной, ошибки на местах – это продолжение ошибочных действий Центра. Присутствующие сжались от страха, они были уверены, что всех арестуют на месте за то, что слушали такую крамолу. Но Самат спокойно закончил свою речь и среди гробового молчания также спокойно спустился в зал. Все предпочли сделать видать, что ничего не произошло, собрание продолжалось по-прежнему…
Для нашей Әже эта история имела еще один подтекст. Ораз Исаев родился в Ливкинской волости ЗКО, в одном из тех оседлых казахских аулов, что основал наш прадед, отец Әже Темиргали. Темиргали-ата похоронен в Ливкине, его прямые потомки жили жили там до 90-х годов. Так вот, если я не перепутала сказанное Әже, в юности Ораз Исаев был секретарем сельсовета, который возглавлял Темиргали. Наверняка они были родственниками, а значит Самат приходился зятем О.Исаеву.
В 1933—34 годах Самат был секретарем комитета комсомола в Шынгырлауском районе, в 1934-1936 годах – в Джанибекском районе, одновременно являясь членом пленума, членом бюро райкома партии. В 1935 году награжден значком КазЦИКа «за образцовую добросовестную работу». С 1937 года Самат Бекбулатов работает в административно-хозяйственной сфере в Джамбейты («Что такое Джамбейты» — мое недописанное эссе): заведующий сектором кадров в райисполкоме, даже заведующий торготделом, затем с 1940 (или с сентября 1939) по ноябрь 1941 года, когда заполнялись документы, заведующий районного земельного отдела. Характеристика на заведующего Джаныбекского (опять разночтения в документах) райторготдела, подписанная завоблторготделом Ревенко сообщает, что тов. Бекбулатов Самат «с работой справляется, можно закрепить на этой работе», но «по выполнению плана товарооборота район отстает. За 1-е полугодие план выполнен на 96,8 %». Параллельно Самат был депутатом Джамбейтинского райсовета.
Короче, довольно скучная карьера партийно-хозяйственного работника, если не учитывать, о каком времени идет речь. В Автобиографии сказано «Партийных взысканий не получал. (неразборчиво) не было».
Сравнивая рассказы Әже и ксерокопию личного дела Самата-ата, полученную в архиве ЗКО, прихожу к выводу, что некоторые фрагменты биографии человек в то время при желании мог пропустить. Бюрократическая машина, как и репрессивный аппарат, не была отстроена до конца, сеть имела изрядные прорехи. Ни в Автобиографии, ни в Личном листке по учету кадров не упоминается например, что наш Ата какое-то время руководил участком железной дороги, а потом учился в партшколе. А Әже вспоминала такой эпизод. «Мы всегда жили на квартире в одном доме с хозяевами, а тут нам дали отдельный теплый домик, от железной дороги завезли несколько тонн угля. Я приготовилась зимовать в тепле, а ваш Ата пришел как-то после работы и сказал, чтобы я быстро собирала вещи и детей в дорогу, что он записался слушателем в партшколу и там же будет преподавать». По словам Әже, временами ту или иную контору охватывала эпидемия доносительства, люди торопились успеть написать донос на коллегу или соседа раньше, чем это сделает другой. В этой ситуации резко исчезнуть из вида, переехать куда-то часто означало спасение.
В паспорте Ата, выданном в 1939 году паспортным столом НКВД Джамбейты и заполненном на русском кириллицей и на казахском латиницей, есть несколько штампов о прописке (но штампов выписки видимо еще не ставили). При выдаче паспорта Самат-ата был прописан в Джамбейты по адресу Советская, 15 (сейчас это улица Сырыма Датұлы). 5 февраля 1939 г. прописан в Алматы по адресу Пролетарская, 61. С 8 марта 1939 по 7 июня прописан временно в Алматы по адресу Алматинская 71 (или 11). Три месяца – это какие-то курсы повышения квалификации? Официально Ата в этот период руководил районной торговлей. 4 августа 1940 г. прописан в Джамбейты по адресу Советская, 62. С 12 по 22 декабря 1940 г. был прописан в Москве (адрес неразборчив).
Когда начались репрессии, Самат переживал за арестованных друзей, помогал, как мог, их семьям. В Джамбейты он жил через два дома от основательного купеческого дома с высоким забором, который превратили в районную тюрьму (я думала, что речь идет о доме, в котором сейчас находится музей Алаш-орды по ул. Сырыма Датұлы (бывшая Советская), но насколько поняла из расспросов сотрудников музея в 2024, речь идет о доме другого купца по той же улице, ближе к краю поселка, который уже снесен). Самат завел привычку задавать корм скоту в то время, когда в тюрьме была прогулка. Залезал на сеновал и, скидывая сено вниз вилами, украдкой заглядывал в тюремный двор, чтобы узнать, кто из друзей еще здесь, в районе, а кого уже увезли.
Секретарем-машинисткой в одном из учреждений Джамбейтинского района работала жена осужденного на 10 лет. Кто-то из начальства, пользуясь ее уязвимым положением, стал грубо приставать к ней. Узнав об этом, Самат избил этого человека, а потом собрал районное начальство и сказал: «Это жена нашего товарища. Любого из нас могут арестовать, что тогда станется с нашими женами и семьями? Кто обидит Марзию, будет иметь дело со мной». Он устроил жену репрессированного товарища на работу в другом месте, наша Әже помогала своей подруге, ухаживая за ее маленькой дочерью и престарелой свекровью. В 1947 году вернулся из заключения муж Марзии, в 1949 году у них родился сын, но вскоре мужа опять арестовали, окончательно он вернулся уже в 60-ых инвалидом, умер в конце 70-ых. Сама Марзия-шеше, несмотря на слабое здоровье, прожила почти до 90 лет.
Однажды, когда Әже хлопотала по хозяйству, к калитке подошел оборванный изможденный человек с подушкой в руках и предложил обменять ее на продукты. Әже подошла к нему поближе и узнала в нем арестованного год или два назад знакомого. За дастарханом он рассказал свою историю. Под пытками на допросах он не раз был готов признать свою вину, подписать самооговор, чтобы избавиться поскорее от мучений. Но мысль о том, что его сын будет расти с клеймом врага народа удерживала его от этого шага, каждый раз он решался потерпеть еще раз и постоянно писал на имя Сталина письма о том, что он честный коммунист, что его арест ошибка. И что-то произошло, его отпустили на свободу, теперь он добирается к семье, но силы на исходе. Әже так и не поняла, где он взял подушку…
Слава Богу, репрессии не затронули нашу семью. Но воспоминания Әже – жены комсомольского и партийного руководителя, искренне болевшего за свой народ, – мне кажутся интересными именно особым ракурсом. Ведь чаще всего об этом периоде пишут либо те, кто пострадал, и их потомки, либо историки, опирающиеся на архивные документы.
***
Вспоминая молодость, Әже как-то сказала: «Все соседки завидовали мне, что у моего мужа характер кроткий как у девушки на выданье. Я ведь была молодая совсем, глупая. Не понимала, что от Самата зависят жизни многих людей, что он сам каждый день рискует жизнью. Что-то по хозяйству не ладится или дети болеют, и вот Самат приходит с работы, а я выплескиваю на него свое плохое настроение. Он молча берет детей, играет с ними, через час-два подходит ко мне, просит прощения, и только после этого я его кормлю. Глупая была».
На самом деле, не думаю, что наша Әже, бывшая для нас примером традиционной – мудрой, трудолюбивой, сдержанной, заботливой – женщины, часто позволяла себе подобное. Но все-таки, откуда такая умудренность у 20-летнего мужчины? Конечно, он любил свою юную жену. И наверное, настрадавшись в детстве от одиночества, жаждал тихой семейной жизни. Он был добр ко всем от природы. А еще – в разных традициях разный идеал мужчины.
На Западе «стальная рука в бархатной перчатке», т.е. жесткая суть и обходительные манеры. В Японии «меч и хризантема» – воин-художник. Казахский идеал по сути близок к японскому, в нашей культуре сері – воины-поэты и музыканты. Другой казахский архетип – эпический батыр – образец мужественности и чести – часто простоват и наивен, его направляет мудрая жена (это во благо) или хитроватый друг (во вред всем, прежде всего батыру). И присутствует в нашей традиционной культуре архетип мужчины – брутального, самоутверждающегося во внешнем мире и кроткого в кругу семьи. Пусть современные «продвинутые» психологи утверждают, что это невозможно, но это так.
И если реальная жизнь опровергает этот казахский идеал, то объяснение дано в романе Т.Асемкулова «Таттимбет-серэ» в словах мудрой женщины: «Время славы нашего народа осталось в прошлом. Все дело в этом. Мужи побежденных народов превращаются в домашних тиранов, вымещают зло на женщинах». Народная мудрость о таких мужчинах говорит: «Жібекті түте алмаған жүн қылар, қатын күте алмаған күң қылар» – «Тот, кто не умеет обращаться с шелком, превращает его в шерсть, тот, кто не умеет обращаться с женой (беречь ее, ухаживать за ней), превращает ее в невольницу».
Самат был добр не только к своей семье. Постоянно бывая в разъездах, он раздавал свою одежду людям. Әже рассказывала, что уезжал он, например, зимой в хорошем тулупе и одежде, с чемоданчиком вещей. Возвращался зачастую с пустым чемоданчиком, в ветхой шинели. Тулуп оставил какому-то шоферу, тому нужнее, он всегда в дороге. Нижняя рубаха? Остановились на ночлег в каком-то доме, там все дети оборванные, а из мужской нижней рубашки можно сшить несколько детских.
Ткани (мануфактура, как говорила Әже) были в дефиците. Ее чаще всего раздавали по разнарядке активистам. Самат каждый раз брал отрез на платье для той вдовы, что в его детстве пасла скот рядом с ним и заботилась о нем. А для себя… Как-то Самат принес домой брючный отрез. Готовя чай под навесом во дворе, его жена размечталась: мужу сошьем новые брюки, а старые перешьем для сыновей или для кого-то из племянников мужа. Самат с малышом на руках стоял у калитки. В конце улицы показался оборванный подросток, и жена поняла сразу: обновок не будет. Самат подозвал подростка, поговорил с ним и отдал ему отрез.
Однажды Самат в командировке поменял свои хорошие сапоги на старую обувь и заразился грибком. Он очень переживал, что заразит семью. Вылечился просто. В ведре для мытья полов вскипятил воду и на мгновенье опустил ноги в кипяток. Получил конечно ожог, несколько слоев кожи слезли, но зато от грибка избавился.
Еще несколько деталей семейной жизни. Религиозные убеждения преследовались, коммунистам это запрещалось жестко. Поэтому, когда Ата уехал в командировку, Әже украдкой пригласила муллу и устроила сыновьям обрезание. Узнав об этом, соседи тоже привели своих сыновей, собралось около 20 мальчиков, так что мулле пришлось потрудиться. Если бы стало известно властям, Ата мог бы оправдаться, что он не знал о произошедшем, что во всем виновата его неграмотная беспартийная жена.
В комсомольскую деятельность надо было активно вовлекать девушек и женщин, но даже самые раскованные уральские казашки не торопились «освобождаться». Чаще всего Әже выручала мужа в этих ситуациях. Поступило распоряжение обучать стрельбе не только парней-комсомольцев, но и девушек, молодых женщин, Сама просит жену пойти в тир пострелять. Әже владела многими видами стрелкового оружия с детства, в трудные годы Гражданской войны ее отец обучил дочерей этому искусству. Әже пошла в тир и с первого раза выбила норму Ворошиловского стрелка. В районе нужно создать самодеятельный театр. В первой пьесе две женские роли. Одну играет мальчик-подросток, для второй нашли молодую замужнюю женщину, но перед премьерой ее муж взбрыкнул и запретил играть. Әже пошла и сыграла без подготовки.
И лишь один раз Әже отказала мужу являть пример «освобожденной женщины Востока». Уже перед самой войной в районе открыли ресторан. Женщины туда не заходили, и Самат после праздничного митинга попросил жену вместе с ним отобедать в ресторане. Возможно, Ата тогда заведовал райторгом, и ему нужно было «раскрутить» ресторан. Әже ответила: «Как только я туда зайду, через пять минут все женщины Джамбейты будут обсуждать, что Ақиба настолько обленилась, что уже и чай дома попить не может. Сам поешь в ресторане, а я пока пойду самовар поставлю».
***
Добро, которое Самат делал людям, не раз вернулось его младшей дочери Меруерт. Наша мама никогда не видела своего отца, но была очень похожа на него. Она часто рассказывала нам такие истории. Старшеклассницей ее вместе с остальными школьниками вывезли в другой район на сельхозработы и расселили по нескольку человек в домах местных жителей. На хозяев же возложили обязанность кормить школьников. Хозяева дома, где она жила, относились к навязанным им чужим девчушкам с пренебреженьем. Мама и ее подруги совсем оголодали, да и помыться в бане, привести себя в порядок возможности не было. Однажды мама, не выдержав, сказала хозяину: «Мы тут как никому не нужные, оголодавшие воробышки!». Он вдруг пристально посмотрел на девочку-подростка: «Ты чья дочь? Самата?» – «Да» – «Ойбай, жена, поднимай казан, вари мясо, это же дочь Самата!»
Или, например, когда мама училась в университете, она на каникулах приезжала в Уральск, добиралась на автобусе на окраину города, откуда начиналась трасса в Джамбейты и ловила попутку. Как-то зимой она села в машину к раисполкомовскому (сейчас это акимат) начальству, возвращавшемуся из областного центра в район. Начался сильный буран, стало темно. Кое-как машина добралась до домика у трассы. Все зашли в дом, но хозяин не захотел пустить их на ночлег: «У меня уже 20 путников остановилось, места нет. Здесь неподалеку еще дом есть, идите туда». Раисполкомовцы попробовали было продавить авторитетом, но хозяин был непреклонен, он не боялся начальства чужого района. Молчаливо стоявшая позади наша мама вздохнула и начала кутаться в снятую было шаль. Хозяин дома только теперь обратил внимание на девушку. Начались расспросы. Как только прозвучало имя Самата, все пошло по привычному для мамы сценарию: хозяйку разбудили, сварили лучшее мясо, припрятанное для почетных гостей.
Наша мама росла в атмосфере всеобщего благоговения перед памятью ее отца. Когда старшеклассницей она была председателем пионерской дружины школы, на 1 мая и 7 ноября со всего района собирались старики посмотреть «как дочь Самата проводит парад школьников». Мама не знала об истинном отношении отца к политической ситуации. Память об отце отождествилась у нашей мамы со сталинизмом, она искренне верила в идеалы коммунизма, поэтому крушение Советского Союза стало для нее тяжелым ударом.
Война
Когда началась война, у Самата Бекбулатова – комсомольского, административно-хозяйственного работника районного уровня – была бронь, и он 4 раза подавал заявление с просьбой отправить его на фронт. Своей жене он говорил: «Советская власть меня сделала человеком. Идет война, я не могу отсиживаться в тылу». Такое было понимание: мужчина во время войны должен воевать. И Советская власть действительно «сделала его человеком».
Но сравнивая 2 фотографии Самата-ата – пожелтевшую, выцветшую фотокарточку вдвоем с женой и увеличенную реставрированную фронтовую карточку – не могу избавиться от ощущения, что на втором фото Самат-ата счастливее или, по крайней мере, увереннее и спокойнее, чем на первой фотографии. Может быть потому, что первое фото снято в декабре 1931 года? Юный секретарь райкома комсомола понимал ужас происходящего, но кардинально решить проблему не мог. И о том, что патриархального рая у казахов в прошлом не было, он тоже хорошо знал на собственном опыте. А на войне все было проще.
Осенью 1942 года он вместе с другом поехал в областной центр подавать очередное заявление с просьбой отправить на фронт. Друга вернули, а Самата наконец призвали. Воевал он, как и жил, с любовью к людям, стараясь беречь своих солдат. Например, взял тактически важную высоту, не потеряв ни одного человека во взводе.
И даже с фронта он продолжал заботиться о семье. Напоминал в письмах друзьям, чтоы они привезли его родным флягу керосина или еще что-то. Советовал Әже зарезать корову и пораньше сдать мясо государству в счет мясозаготовок, чтобы снизить обязательные нормы сдачи.
1 апреля 1943 года родилась наша мама. Когда ата погиб, в его нагрудном кармане вместе с документами лежала телеграмма о рождении дочери. Погиб он 30 июля 1944 года на подступах к селу Левцы Станиславской (ныне Ивано-Франковской) области Украины. За последний бой посмертно был представлен к ордену Отечественной войны 1 степени.
Мама говорила, что у них в семье был альбом с газетными вырезками о лейтенанте Самате Бекбулатове. Об ата не раз писали во фронтовой газете, в малотиражке части, в районных и областной газетах ЗКО, и даже в центральных газетах. Мама никогда не расставалась с этим альбомом, повезла его с собой в Минск, где училась в Белорусском университете. Там в общежитии альбом пропал. Мама подозревала одну из соседок по комнате. Наверное, мама, гордившаяся своим отцом, вызвала зависть и недоброжелательство соседки?
В семье Мырзахмета-коке хранился орден Отечественной войны 2 степени, присланный с личными вещами. У нас – подлинник похоронки. В ней указано лишь, что лейтенант Самат Бекбулатов пал смертью храбрых, но ни даты, ни места гибели. Датировано извещение о смерти 1 марта 1945 года. Наверное поэтому мама считала, что отец ее погиб на границе 
Польши и Германии, всю жизнь мечтала поехать, найти могилу отца.
В последние годы на сайте «Мемориал» мы нашли информацию о том, что С.Бекбулатов пропал без вести 30 июля 1944 года. Совсем недавно мой брат Алтай на сайте «Подвиг народа» нашел фотокопии ряда документов: наградные листы (один из них посмертный), приказы о награждении и пр. Из них мы узнали о фронтовой судьбе нашего ата – командира взвода 5 стрелковой роты 835 стрелкового полка 237 Пирятинской Краснознаменной дивизии.
***
По обнаруженным документам Самат Бекбулатов приступил к военным действиям 29 февраля високосного 1944 года. И буквально через 19 дней он был тяжело ранен и представлен к правительственной награде. В наградном листе его действия описываются так: «В наступательных боях с 8 марта по 5 апреля 1944 года т.Букбулатов командуя взводом проявил мужество и отвагу. Энергичный смелый командир, он всегда в бою шел первым, воодушевляя бойцов на подвиг. Особенную смелость и стойкость тов. Букбулатов проявил в боях за дер. Козачевка Винницкой обл. 19 марта 1944 года, когда противник несколько раз переходил в контратаки, пытаясь окружить наши подразделения. Тов. Букбулатов будучи раненным не покинул поле боя, продолжая командовать взводом. В этом бою его взводом уничтожено до 20 солдат противника и две огневые точки противника. Занятый рубеж был удержан взводом тов. Букбулатова».
Этот наградной лист, как и посмертный, подписан командиром 835 стрелкового полка подполковником Подопригора. «Лейтенант Букбулатов Самат 29-30 июля 1944 года в наступательном бою за населенные пункты Рахиня и Левцы Долиненского р-на Станиславской области проявил стойкость, мужество и отвагу. Командуя своим взводом при выполнении боевой задачи тов. Букбулатов стремительным броском ворвался на окраину деревни Рахиня, уничтожил станковый пулемет, ручной пулемет и до 15 солдат противника, чем обеспечил продвижение всего батальона вперед. При продвижении в деревню Левцы в бою вражеская пуля сразила храброго воина. Тов. Букбулатов погиб 30.08.1944 погиб в числе храбрых».
Из приказов, опубликованных на сайте «Подвиг народа» следует, что Самат Бекбулатов награждался дважды орденом Отечественной войны 2 степени, второй раз – посмертно.
Оказывается, мама, когда училась в Минске, находилась недалеко от места смерти своего отца. Если бы мы знали об этом раньше!
***
Есть некоторая неясность: во фронтовых документах местом призыва ата указывается то Джамбейтинский, то Джаныбекский район ЗКО. Но дело даже не в этом. По фронтовым документам ата был призван в армию 1 сентября 1942 года (в первом наградном листе «в армии с 1.01.1943), а в военных действиях начал участвовать с 29 февраля 1944 года. Вряд ли командира стрелкового взвода так долго готовили в тылу? Тем более не юношу, который в будущем мог бы стать кадровым офицером, а человека за 30. Опытного политработника, каким был Самат, скорее должны были направить на фронт после короткой подготовки политруком.
И еще одна странность. В Личном деле есть справка такого содержания.
«Тов. Бекбулатов С. Согласно решения бюро ЦК КПбК протокол № 218 § 65 от 13 декабря 1943 г. принять предложение ЗападноКазахстанского обкома КПб Казахстана и Наркомзема КазССР об освобождении от работы Зав. райземотдела Джамбейтинского р-на т.Бекбулатова С. В связи с призывом в Красную Армию.
2 января 1944 года».
При этом дата составления справки исправлена, первоначально отпечатанный на машинке 1943 год от руки переправлен на 1944. Вполне возможно, что было заготовлено множество машинописных бланков с датой 1943, которые в начале 1944 года переправляли от руки. Но неужели решение об освобождении от должности человека, призванного в армию в сентябре 1942 года, принимали в декабре 1943? Конечно, быть может это была пустая формальность, на заседании бюро республиканского Центрального комитета
Компартии освобождать от должности заведующего районным земельным отделом.
Но если связать это явно запоздалое решение ЦК с тем, что Самат Бекбулатов начал участвовать в военных действиях только в феврале 1944 года, то есть повод задуматься.
И еще странный момент. Похоронка на Ата была выписана 5 марта 1945 года, т.е. через 7 месяцев после его смерти. В машинописный бланк от руки были вписаны имя, звание, степень ордена и т.д. Такое вполне могло произойти в военной неразберихе, особенно в первые военные годы. Но судя по наградным листам, делопроизводство в части в 1944 году было поставлено отлично. Почему же отправка похоронки была отложена на 7 месяцев, так что ее подписали совсем не те командиры, что подписывали его наградные листы и лично знали лейтенанта Бекбулатова? Понятно, что за 7 месяцев руководство полка могло смениться полностью, но почему именно эти посторонние люди вдруг вспомнили и отправили в семью извещение о смерти?
Затем: дата в похоронке вписана вроде бы тем же почерком, но гораздо более светлыми чернилами. И еще одна странность: когда в конце 80-х мы купили пишущую машинку, мама попросила перепечатать на память пожелтевшую, рвущуюся на сгибах похоронку. При этом она диктовала мне «командир полка Подопригора», и даже заметила, что этот командир был справедливым человеком, хорошо относился к нашему дедушке. Но похоронка подписана другим командиром, подпись которого неразборчива!
Мы теперь знаем имя подполковника Подопригора, потому что он подписывал дважды наградные листы Самата, потому что в интернете проследили боевой путь полка. Но мама такими розысками не занималась. В письмах Самата к семье, которые наверное потерялись вместе с альбомом газетных заметок, имя комполка вряд ли упоминалось. Это было запрещено, и Самат был опытным человеком, вряд ли стал нарушать требования цензуры. Или фамилия комполка упоминалась в газетных заметках об Ата?
И еще. Приблизительно в 1977 годах наша мама «выбивала» квартиру в Алматы для Әже как вдовы офицера, погибшего на фронте. Для мамы это была не просто возможность расширить квартиру, но и возможность хотя бы частично восстановить справедливость. Мама, будучи приверженным советским идеалам человеком, в то же время считала, что государство обошлось несправедливо с военными вдовами и сиротами. Те, чьи отцы вернулись с войны живыми, были вознаграждены уже этим. Они росли при живых отцах, к тому же материальный уровень семьи, в которой был заработок мужчины, был заведомо выше, чем у вдов с сиротами. К тому же участники войны имели массу льгот, которых были лишены те, кто потерял мужей и отцов на войне. Многие участники войны регулярно получали новые квартиры, наделяя ими детей и внуков, имели возможность приобрести машины, путевки на отдых, дефицитные продукты и даже малодоступные тогда джинсы для внуков. Мама говорила об этом с горечью и сарказмом. Это, по мнению психологов, типичный комплекс сироты. Возможно. Но для мамы стало делом принципа получить квартиру для Әже, хотя бы частично восстановить справедливость.
Мама собрала все необходимые документы, принципиальное решение было принято, но некая чиновница городского исполкома всячески затягивала дело: мол, в фонде нет квартиры, которая соответствует требования. Как-то раз мама в пятницу после обеда в очередной раз зашла в горисполком, чтобы узнать, как обстоят дела. С нескрываемым злорадством чиновница сообщила: в фонде появилась однокомнатная квартира, которую Әже могла бы получить, дело об этой квартире будет рассматриваться утром в понедельник, но к сожалению в документах, предоставленных мамой, не хватает одной бумаги – справки из Западно-Казахстанского областного военкомата. И конечно нужен оригинал, который совершенно невозможно представить к понедельнику.
Мама молча выслушала чиновницу, затем на Главпочтамте отбила срочную телеграмму на имя тогдашнего Облвоенкомиссара ЗКО, заняла на работе деньги и самолетом вылетела в Уральск. Утром в субботу специально ради мамы совершенно незнакомый ей Военный комиссар области, получивший телеграмму, пришел на работу вместе со своим помощником и отдал ей нужную справку. «Все это стоило проделать хотя бы ради того, чтобы увидеть лицо чиновницы, когда в понедельник утром я подала ей привезенную из Уральска справку!» – говорила позже мама.
Я рассказала эту историю из-за такой детали. Когда мама сидела на приеме у Облвоенкома, его помощник подал на подпись комиссару подготовленную справку. Тот просмотрел ее и сказал: «Переделывай, в таком виде эту справку нельзя предъявлять. Просто напиши «пал смертью храбрых»». Приблизительно так. У мамы создалось тогда впечатление, что в справке было нечто секретное. Романтическая гипотеза?
Когда на сайте Мемориал я увидела информацию о том, что наш ата пропал без вести, причем за много месяцев до даты похоронки, то подумала так. Возможно в архиве Облвоенкомата была именно эта информация, и Военный комиссар области считал, что справка «пропал без вести» будет препятствием для получения квартиры. Но вряд ли Военный комиссар стал бы давать незнакомой женщине справку для получения квартиры, не соответствующую архивным документам. Ведь это могло быть истолковано как должностной проступок?
Вспоминая эту историю и сопоставляя ее с непонятным пробелом в биографии Самата Бекбулатова продолжительностью почти в полтора года, поневоле задумываешься. Тем более только теперь в военных биографиях многих известных людей всплывают эпизоды, остававшиеся долго секретными по требованиям спецорганов, а потом уже по привычке молчать самих участников.
Я обсудила свои сомнения с выпускником Московского историко-архивного института, журналистом Кенже Татиля. Он пояснил, что от должности начальника райкомземотдела действительно могли долго не освобождать, потому что найти подходящую замену было трудно. Должность считалась важной, многие данные по райкомземотделу были засекречены, т.к. позволяли составить представление о экономике района, расположении тех или иных объектов.
Что касается пробела в полтора года в военной биографии Самата и задержки с высылкой похоронки, Кенже согласился, что выглядит все это странно. Не имея возможности выяснить детали, провести архивный розыск, сказать определенно что-либо трудно. Возможно, Самата Бекбулатова обучали не на лейтенанта пехоты, а готовили для другой работы, потом выяснились какие-то факты его биографии, которые вызвали сомнения, и его отправили на фронт. Ситуация с похоронкой может быть объяснена, например, тем, что С.Бекбулатов был приписан к одной части, а служил в другой для сохранения секретности. Это лишь одна из многих возможных гипотез, – считает Кенже Татиля.
Возможно, нашего Самата-ата готовили к работе в Восточно-Туркестанской Республике, куда направляли многих офицеров-тюрков? Потом выяснились некоторые взгляды Самата, его доброта, и его решили не отправлять в Китай? Мне этот вариант кажется наиболее вероятным. Слышала, что некоторые офицеры Красной Армии, командированные создавать армию ВТР, когда пришел приказ забрав артиллерию и пулеметы вернуться в СССР, поняли, что Сталин и Мао решили похоронить ВТР, сочли это предательством своих новых боевых товарищей и застрелились. Как повел бы себя в этой ситуации Самат Бекбулатов?
***
Тех, кто ищет сведения о своих предках, хочется предупредить: проявите настойчивость, в документах может быть много искажений. Например, в довоенных документах фамилия нашего ата дана в форме Бекбулатов и Бекболатов, а в военных – Букбулатов и Бугбулатов. Но это несомненно он, так как имя, национальность, год рождения, область, из которой призывался, воинское звание, часть указаны одинаково. И документы могут быть разбросаны по сайту, не привязаны друг к другу. Хочу поблагодарить моего брата Алтая Наурзбаева за помощь в поисках. Также хочу поблагодарить сотрудника областного архива ЗКО, историка Вячеслава Иночкина за присланные материалы Личного дела, директора районного музея в Джамбейты Айнагуль Ойшыбаеву за поддержку.
Конечно, можно было бы найти еще какие-то документальные свидетельства жизненного пути Самата Бекбулатова. Скорее всего, они еще обнаружатся. Мы не побывали лично ни в Областном архиве, ни в архиве Министерства обороны РФ. Изложенное здесь – это попытка восстановить биографию нашего нағашы-ата, соединив то, что запомнилось из рассказов Әже и мамы, а также информацию, полученная из архивов дистанционно. Обидно, что утеряны сведения, которые когда-то собирал о своем отце и роде наш рано умерший дядя Мырзахмет Бекбулатов.
В ходе изложения я чаще всего обращала внимание на разночтения в документах, на расхождения между устными рассказами Әже и архивной информацией. Но, завершая работу, осознала, что устные и архивные сведения совпадают больше, чем можно было предполагать.
Астана
0 часов 13 минут 30 июля 2014 года.
PS. Читая архивные документы, я впервые узнала о существовании таких украинских деревень, как Козачевка, Левцы, Рахиня. А те, кто заполнял фронтовые документы ата, по разному искажали незнакомый им трудный топоним Джамбейты. И я не знаю, как относятся теперь жители этих деревень к воинам Красной армии, павшим в боях с немецкой армией в 1944 году.
Значит ли это, что смерть наших дедов, как пишут некоторые, была напрасна, потому что эта война не была нашей, казахской? И напрасным было сиротство нашей мамы и ее брата, вдовство нашей Әже? У меня нет готового ответа. И наверное чувства наших дедов, по крайней мере таких как Самат-ата, были сложными, неоднозначными. Но прежде всего они были мужчинами, унаследовавшими от предков талант сражаться храбро и эффективно.
Думается, наши деды, проявив героизм на фронтах Второй мировой войны, доказали Советскому руководству, что казахов не стоит обрекать на полное исчезновения как неисторическую нацию (было такое мнение и в Российской империи, и в СССР), что казахи могут быть полезны, хотя бы в качестве «пушечного мяса». И если сейчас на карте мира присутствует Республика Казахстан, то во-многом это заслуга наших дедов, героически погибавших вдали от родины.
Сегодня 70 лет со дня смерти нашего Самата-ата. В этом году нашей Әже исполнилось бы 100 лет. Жатқан жерлері торқа болсын. И пусть на многострадальной земле Украины, где проливали кровь наши деды, воцарится мир.