Зира НАУРЗБАЕВА
Чтобы понять тенгрианскую традицию, заветную суть казахской музыки нужно хотя бы раз услышать в настоящем, хоть сколько-нибудь аутентичном исполнении на кыл-кобызе кюи Коркута. Я открыла для себя кобыз, услышав по радио Сматая Умбетбаева. Его исполнение позволяет понять, почему кобыз считался у казахов и других тюрко-монгольских народов священным инструментом, каким образом играя на кобызе наши предки излечивали даже буйнопомешанных, каким образом кобызовый кюй мог успокоить окаменевшую в горе от потери детеныша верблюдицу, заставить ее расплакаться, принять чужого осиротевшего верблюжонка.
Мир рождается во мраке, неся в себе зародыш смерти. Кюи Коркута – это жизнь, ищущая свой Бессмертный исток, и раз за разом срывающаяся в бездонную пропасть ужаса, смерти, боли и безнадежности. Кобыз прорывается в другие миры, но там опять сталкивается с ужасом бессмысленного конца. В душе человека есть 28 дверей, но лишь одна из них ведет к Богу, говорили старики. А суфии говорят: “Ищущий Источник Жизни проходит во Мраке через все виды ужаса и печали”.
Человек может пребывать на поверхности своего сознания, тусклую сумрачную полутьму принимая за безмятежное сияние полуденного Солнца. Но если он действительно хочет увидеть Свет, он должен понять, что он существует во мраке, и что он сам есть Мрак, что душа его наполнена веками и тысячелетиями зла, грязи, страха и боли, что жизнь его есть смерть, что он, едва родившись, начинает путь к смерти, что он игрушка, муравей, который в любое мгновение может быть растоптан тем, кто даже и не заметит этого. Говоря по-другому, он должен осознать, по-настоящему принять тот факт, что он существо обусловленное, бессильное и смертное. И если человек сам не осознает этого, он вынужден будет это понять, столкнувшись тем, что сильнее его: смертью, болезнью, войной, стихийным бедствием, когда буря разнесет в клочья его атеистическую самоуверенность или поверхностную религиозность.
О буре и о пути во мраке рассказывают кюи Коркута, об этом шепчет Смерть, севшая на плечо музыканта, об этом поет и сам Коркут-ата в “Книге моего деда Коркута: “Где похваляющиеся беки, считавшие весь мир своим! Смерть взяла, земля проглотила! Кому остался этот мир! Этот мир приходит и уходит, этот мир всегда заканчивается смертью!”
Итак, история Коркута начинается с осознания факта, к которому так или иначе приходит каждый человек. Трагедия нашего современника в том, что профанная культура оставляет его наедине с этим фактом. Фактом, который большинство людей предпочитает по возможности похоронить в глубине своей души. Рана кровоточит, но человек пытается сделать вид, что не замечает этого. Всеми способами он старается никогда не оставаться наедине с самим собой и своей болью, старается занять себя хоть чем-то, пусть совершенно бессмысленным, но позволяющим удержаться на дневной поверхности сознания или отключить сознание вообще. В противоположность этому традиционная культура в осознании несвободы и смертности видит первый шаг на пути к свободе.
Весть от Бога Коркуту о том, что он должен умереть – это толчок, начало его поиска, его пути, подобно четырем видениям царевича Будды Сакьямуни – видениям больного, старика, покойника и аскета. Осознав себя жертвой смерти, человек пытается бежать от нее, решить проблему привычным образом. Коркут устремляется в один конец света, в другой…и везде его ждет вырытая для него могила.
Четыре конца света символизируют квадратную землю, наш мир, в котором нигде нет спасения от Смерти. Этот символизм является общечеловеческим. Горизонтально опрокинутый крест, образованный четырьмя могилами, является символом страданий и горя, страха и смерти, на которые обречен человек в материальном мире, это символ отчуждения бытия от его Истока. И тогда Коркут возвращается к берегам Сыр-Дарьи, к “пупу земли”, как гласит легенда, к центру креста, образованного четырьмя могилами.
В этой точке, где еще не существует определенности, формы, Коркут приносит в жертву своего крылатого ездового верблюда желмая – космос, проявленный мир, ведь верблюд символизирует как временной цикл (мушель), так и единство верхнего, среднего и нижнего миров. На другом уровне, желмая символизирует шаманскую душу – двойника, силу, творческое вдохновение, иначе говоря, духовный потенциал. Коркут-человек возвращается к своему Истоку, ведь Сыр-Дарья – не только “пуп земли”, но и его родина, земля, на которую по метафорическому выражению казахов упала капля пуповинной крови Коркута. Он возвращается к своему эмбриональному состоянию, принеся в жертву свой мир и свою жизнь, свой полет и надежды.
Совершив по сути акт саможертвоприношения, Коркут расстилает на воде шкуру желмая и сидя на ней плавает, играя на кобызе. Слушая эту музыку, мир останавливается – животные перестают пастись, ветер замирает. И даже смерть бессильна, пока играет кобыз Коркута. Этот эпизод содержит целый ряд символов, имеющих параллели в других традициях. Коркут вернулся с периферии в центр мира, в земной рай, где отменяется линейное время и где нет смерти.
Последующие эпизоды, связанные с пребыванием Коркута на воде, подчеркивают его неучастие в происходящем. На берегах реки разворачиваются войны, от голода и жажды гибнут женщины и дети, а Коркут играет на кобызе. Он сочувствует несчастным, но все, чем он может им помочь – это кюи – кюи о смерти, страданиях, бренности этого мира. Все это выглядит странно, если учесть, что Коркут считается учителем шаманов, отличающихся активно-деятельным отношением к реальности. Дело в том, что играющий на кобызе Коркут находится совсем в другом пространстве-времени, вне человеческих страстей, рождений и смертей. На происходящее вокруг отзывается его кобыз, ведущий вечный рассказ о быстротечности и изменчивости жизни. В мире, где все имеет начало и конец, вечен лишь кобыз Коркута, кюи Коркута, ужасные и жестокие в своей откровенности.
Кобыз у казахов был сакральным инструментом, звучавшим только в особо ответственной ситуации. И действительно, слушать кобыз просто так, ради удовольствия невозможно. Слушать кобыз по-настоящему, это значит быть втянутым в особую реальность, обнаженным сердцем пережить страх смерти, ужас покинутости в мире, страдания и тоску, безумную тоску по Вечному, Абсолюту. И если хватит сил пережить, пропустить через сердце этот океан страдания, то музыка боли в конце концов обернется утешением, светлой печалью, печалью-радостью. Потому что для познавшего печаль всегда светла, а радость всегда немного печальна. “Мудрость подобна слезам, проступающим сквозь веки” (Сохраварди).
Казахские старики говорили, что некогда мудрецы-абызы, собрав в своем сердце все страдания людские, уходили из аулов далеко, и в уединенных местах играли на кобызе, через музыку “распуская” (“тарқату”) накопленную боль. Чтобы помочь своему народу, абызы жертвовали своим физическим зрением, выкалывали глаза, чтобы взамен получить дар ясновидения. Дольше всего этот обычай сохранялся у украинцев: принимая посвящение в сказители, кобзарь лишал себя физического зрения. Отсюда распространенный в литературе образ слепого украинского кобзаря с мальчиком-поводырем (сообщение этномузыковеда, проф. А.Мухамбетовой).
Говорят, в самом центре тайфуна, в его сердце есть точка спокойствия, где всегда стоит тишина и безветрие. В самой глубине человеческого сознания-души также существует эта точка, это состояние покоя-просветленности. Но человек редко погружается внутрь себя, чтобы найти эту точку, “сердце бури”. Его отпугивают уже слабые порывы ветра на периферии урагана.
Человек предпочитает жить на периферии своего сознания, сохраняя внешний порядок, такой слабый и тонкий слой дневного сознания. А под ним чем глубже, тем больше страха, ужаса и страданий. Чтобы пройти через них к точке покоя, нужны мужество и вера.
Разные традиции выработали разные способы достичь внутреннего центра. Тенгрианский путь – это кобыз Коркута. Коркут ужасает, потому что взламывает поверхностный слой сознания, лишает иллюзии порядка и втягивает все дальше и дальше в ужасные глубины хаоса. Откуда знать напуганному человеку, что кобыз приведет его в самое сердце бури, в настоящий божественный покой. Коркут играет-говорит с миром, и мир слушает его – слушают не только люди, но и растения, животные, вода и ветер, тучи и скалы.
Коркут говорит миру о его Божественном вечном начале, скрывающемся за покровом вселенского ужаса, о бессмертии, которое ждет того, кто мужественно шагнет в смерть. “Кто не умер, тот не является по-настоящему живым,”- учит Коркут. И эту истину в разных формах повторяли все пророки человечества.
Музыку кобыза невозможно слушать просто так, каждый день. Она не может и не должна превратиться в звуковой фон повседневной суеты. Но надо было бы, чтобы каждый из нас услышал ее хотя бы раз в жизни в настоящем исполнении, и тогда возможно она проникнет в Вас, и в трудную минуту, когда боль будет рвать Вашу душу, Вы вспомните эти звуки, сердце Ваше превратится в кобыз, и через неслышимую окружающим музыку выплеснет горе, которое невозможно выразить иначе, откроет Вам путь во мраке к свету, сделает Вас сильнее и взрослее.
Автору этих строк услышанная случайно по ТВ передача о кобызисте Сматае Умбетбаеве много лет назад помогла выжить в страшном горе, пробудила интерес к казахской музыке и культуре. И эта статья – лишь частичка благодарности к человеку, перед дарованным свыше искусством которого я склоняю голову.
Очень сильно скзано.благодарю за статью.все лежало на поверхности.спасибо вы внесли ясность.