Коркут-ата и Время

Глава из Книги четвертой «Мифологии предказахов», раздел шестой  «Лебедь и Аполлонический комплекс» С. Кондыбая. Перевод Зиры Наурзбаевой. Алматы. Изд. СаГа. 2008

Широкому читателю известен ряд небольших легенд о Коркут-ата, опубликованных в различных научных, литературных и массовых изданиях и книгах[1], поэтому считаем, нет особой необходимости повторять эти легенды здесь. Есть множество исследований об историзме образа Коркут-ата, в тоже время о древней мифологической основе образа исследований очень мало. Среди таких исследований, делающих акцент не на исторической или квази-исторической, а на мифологической природе образа, нам известны лишь три. Первое принадлежит Олжасу Сулейменову (Сулейменов О. Түркілер күнінің батуы мен шығуы (Закат и восход солнца тюрков) // Егемен Қазақстан, 19 октября 1999 г.), второе – культурологу Зире Наурзбаевой (Наурзбаева З. Реконструкция изначальной общечеловеческой традиции и тенгрианство (рукопись)), третье – музыковеду С.Ш. Аязбековой (Аязбекова С.Ш. Картина мира этноса: Коркут-ата и философия музыки казахов. Алматы, 1999. С. 200-203).

Создавший свой вариант прочтения прасимвола – знака абак – как «знака Солнца», О. Сулейменов связывает имя Коркута с Солнцем в этом знаке и раскрывает один из множества мифологических уровней, заключенных в этом образе. В свою очередь, З. Наурзбаева, указывая на происхождение Тенгрианства от Изначальной Традиции, раскрывает образ Коркута как ипостаси Тенгри, а также указывает семь ипостасей самого Коркута. С.Ш. Аязбекова подходит к образу Коркута-ата с точки зрения музыкознания.

Как известно, Изначальная Традиция (Гиперборея) рассматривается в западной науке лишь в рамках индоевропейской («арийской») темы. Хотя у нас делается достаточно заявлений о «праве» тюрков на Изначальную Традицию, первой среди казахов за обоснование этой концепции взялась З. Наурзбаева, выбравшая в качестве главного предмета исследования образ Коркута и доказавшая сопряженность «Тенгри – Изначальная Традиция – Коркут», взаимоотношение их как уровней эманации.

Достигнутые указанными исследователями результаты имеют отношение лишь к некоторым аспектам сложной природы мифологического образа Коркута. Этот образ – слишком многослойный, многогранный, поэтому неудивительно, что мифологические исследования и выводы трех авторов не имеют ничего общего. Это не говорит о их ошибочности, о неуместности их использования. Есть вероятность, что при дальшейших исследованиях, по мере того, как будут раскрываться другие аспекты образа Коркута, выводы исследователей сблизятся, будут введены в единую парадигму. Чтобы достичь этого единства, нужно раскрыть и другие грани образа. Моя задача – попытаться раскрыть некоторые из этих граней, в частности, проблему времени.

Попробуем рассмотреть три различающихся в деталях варианта широкоизвестной легенды о бегстве Коркута от смерти (гибели).

Первый вариант, записанный В.В. Вельяминовым-Зерновым. Прежде Коркут жил на краю света. Однажды во сне он увидел нескольких людей, копающих могилу, и спросил: «Для кого вы копаете могилу?» Могильщики ответили ему: «Мы копаем могилу для святого Коркута». Услышав это, Коркут решил избавиться от смерти, перебравшись на другой край света. Достигнув этого места, он опять увидел тот же сон. Коркут снова отправился в дорогу. Так, убегая от смерти, Коркут побывал в четырех углах света, но где бы он ни был, сон повторялся снова и снова. В конце концов он решил отправиться к «пупу земли». «Пуп земли» находится на Сыр-Дарье, там, где сейчас могила Коркута. Но и здесь сновидение повторилось. Желая избегнуть приговора судьбы, Коркут подумал: «Если от смерти нельзя избавиться на земле, избавлюсь от нее на воде». С этой мыслью он расстелил одеяло на поверхности реки и, сидя на нем, на протяжении 100 лет играл на домбре, пока за ним не пришла смерть. (Кастанье И.А. Древности киргизской степи и Оренбургского края // Қорқыт-ата. Энциклопедиялық жинақ (Дед Коркут. Энциклопедический сборник). Алматы, 1999. С. 90-91.).

В этой легенде для нас важно:

1. Жизнь Коркута на краю света.

2. Его сновидение о могильщиках, копающих ему могилу.

3. Посещение Коркутом четырех сторон (углов) света, в каждой из которых повторяется сон.

4. Коркут отправляется к «пупу земли» (центру мира), сон повторяется и здесь.

5. «Пуп земли» находится на Сыр-Дарье, там, где могила Коркута.

6. Коркут расстелил на поверхности воды одеяло и, сидя на нем, сто лет, не останавливаясь, играл на домбре.

Второй вариант (Н. Жетписбаева, опубликованный в 1899 году в газете «Туркестанские ведомости») от первого отличается следующим:

Во-первых, о предстоящей смерти Коркут узнает не из сновидения, наяву к нему является Азраил и сообщает о том, что заберет его душу по велению Аллаха. Во-вторых, маршрут бегства Коркута обретает точность: решив бежать от смерти, рано утром Коркут оседлал свою верблюдицу желмая и отправился сначала на запад (магриб), на западе он увидел человека, копающего для него могилу. После этого Коркут отправился на юг (джунуб), затем на восток (машрик), затем на север (шавал), и всякий раз Коркут встречает человека, копающего для него могилу. В-третьих, один и тот же могильщик копает в четырех сторонах света могилу, это – Азраил. В-четвертых, не видя путей к спасению, Коркут обращается к Аллаху, у него спрашивает, где можно избавиться от смерти. Тогда голос свыше говорит: «Глупец, возвращайся туда, откуда ты вышел! Лишь там ты найдешь вечный покой, место, где ты раньше жил – это пуп земли». (Қорқыт-ата. С. 92-93).

Главное отличие третьего варианта (по сообщению А. Райымбергенова)[2] от предыдущих в том, что путешествия Коркута по четырем сторонам света различаются по возрасту Коркута и по глубине копаемой могилы. Коркут в первый угол земли прибывает отроком, во второй – совершеннолетним юношей, в третий – зрелым мужем («жігіт ағасы»), в четвертый – белобородым старцем. В каждом из путешествий различна глубина выкопанной для него могилы. В первом путешествии она приходится по колено копающему могилу отроку, во втором – по пояс совершеннолетнему джигиту, в третьем – по грудь копающему могилу зрелому мужу, в четвертом – Коркут не сразу заметил копающего могилу человека, лишь, заглянув в нее, он видит на дне старца, глубина выкопанной которым могилы превышает его собственный рост.

Три варианта повествования одной легенды, несмотря на произошедшую профанизацию, изменение значимых деталей (вероятно, в исходном варианте соотношение роста копающего могилу с ее глубиной было несколько другим: в первом случае – по колено, во втором – по пояс, в третьем – по грудь, в четвертом – по горло), предоставляют важную в мифологическом плане информацию. В ходе их анализа можно выявить несколько семантических уровней образа Коркута (полярный – нордический – гиперборейский, связанный с годовым циклом, связанный с «осевым временем», связанный с «пупом» (центром) земли на Сыр-Дарье).

Можно увидеть, что передвижения Коркута в одном из вариантов легенды образуют форму четырехугольника или креста (ашамай) (запад, юг, восток, север и центр), превращающегося в окружность.

В полученной схеме очевидна символика центра (пупа) и очерченной вокруг него окружности; т.е. окружность (периферия) не может существовать без центра, в то время как для центра наличие или отсутствие окружности (периферии) безразлично. Если окружности на этой схеме «задать движение в определенном направлении», тогда она будет отражать циклы проявления. Передвижения Коркута, вначале из точки центра отправившегося на запад, затем на юг, затем на восток, север и возвратившегося в центр фактически отражает цикл движения против солнца (против часовой стрелки). В этом круговом движении можно увидеть представление о четырех частях суток (полночь, утро, полдень, вечер), четырех фазах Луны, четырех сезонах года и т.д. Но не это главное в кружении Коркута по миру. В этом его движении нам видится казахский, точнее предказахский (прототюркский) аналог представлений индостанской, центральноамериканской, а также античной греко-римской традиций о «четырех веках человечества».

Если мы будем рассматривать «передвижения Коркута по четырем сторонам света» как целостный временной цикл, то увидим, что этот цикл делится на четыре периода, и временная протяженность периодов различна, но при этом есть определенная пропорциональная закономерность в длительности разных периодов по отношению к протяженности целостного цикла. Если протяженность цикла мы примем за 10, то первый период по длительности составляет 4/10 всего времени, второй период – 3/10, третий – 2/10, и четвертый – 1/10 всего времени.

Затем, могилы, которые видит Коркут в четырех сторонах света, реально являются одной могилой, т.е. четыре стороны света здесь имеют условный характер, а путешествие в четырех направлениях представляют единое странствие, периоды которого различаются по своей временной и пространственной протяженности и разделены между собой возвращением вновь и вновь к одной-единственной могиле. Т.е., странствие Коркута может быть представлено в виде следующей схемы (С. Аязбекова приводит идею такой схемы, ссылаясь на Т. Сарыбаева[3]; используя эту схему, мы хотим рассмотреть проблему, отличающуются от той, что рассматривают указанные авторы):

Могила, о которой мы здесь говорим, – это не обычная могила, а место перехода из одного измерения в другое – дверь (дыра). После завершения первого круга Коркут через эту дверь (могилу) попадает во второй круг, затем в третий и в четвертый. Такая временная целостность, состоящая из четырех кругов-периодов, соответствует представлению о «четырех веках», сохранившемуся в других традициях. Прежде чем обратиться к этой теме, следует остановиться на исчислениях возраста Коркута.

Попробуем для примера рассмотреть один уровень события бегства Коркута от смерти. Продолжительность этого бегства имеет определенную числовую характеристику (чаще всего, речь идет о числе сорок). Когда эта мера времени заканчивается, Коркут встречает на своем пути вырытую для него могилу или – на символическом уровне – дверь, дыру, яму. Таким образом,

Время странствий Коркута – 40,

Появление на пути Коркута могилы – 1.

Могила на пути Коркута встречается четыре раза, поскольку речь идет об одной и той же могиле, число 1 остается неизменным.

После возвращения к «пупу земли» Коркут живет еще 100 лет. Это – лишь развернутый вид числа 1. Эта единица может быть включена в «сумму» четырех единиц, упомянутых выше.

Итак, всего – 41 (40+1).

Этот числовой показатель можно в достаточной степени понять, сравнивая с рассмотренным в Книге первой представлением о «доме из 41 комнаты». Число 40 соответствует 360 дням годового цикла, а 1 – последним, «добавочным» 5-6 дням («бесконақ» – букв. «пять гостей» – традиционное название пяти дней перед началом Нового года, в наше время речь идет о 17-21 марте после праздника амал 14-16 марта и до дня весеннего равноденствия 22 марта – Пер.). Возникновение на пути могилы (дыры) означает переходный момент, период между завершением одного цикла и началом следующего. Завершив полностью путь, характеризующийся числовым показателем 40, и достигнув 41, Коркут встречает на своем пути могилу, вырытую (или роемую) для него. Коркут, увидев могилу, не бросается от нее прочь, как это рассказывается в профанизированной легенде, он опускается в эту могилу, потому что речь идет не об обычном месте захоронения, а о дыре (двери, воротах, мосте, границе), ведущей из одного измерения в другое. В рассматриваемой ситуации смерть Коркута – это не окончательная смерть, а лишь переход из одного состояния в другое. Итак, Коркут один раз прошел через («западную») дыру (могилу, дверь) и во второй раз начал путь, отмеченный числом 40. В завершении этого пути его опять будет ждать могила – дыра (дверь). Пройдя через нее, он начнет новый круг. Таким образом, Коркут четырежды пройдет малый цикл (состоящий из пути с числом 40 и схождением в могилу) и, в конце концов, завершив большой цикл, вернется к «пупу земли» (Большой цикл – это промежуток между отправлением из центра («пупа») и возвращением в него, четыре малых цикла – это периоды этого большого цикла).

Присутствие числа 40 в отдельных легендах о Коркуте («сорок лет жизни Коркута», «сорокалетнее бегство от гибели», «предсказание будущего на сорок лет», «сорок девушек» и др.) основывается на единственном, исходном 40. Это число 40 – лишь числовой символ «малого цикла» (также, в некоторых легендах говорится о 400 годах жизни Коркута)[4]. Преобладание в легендах о Коркуте символики, связанной с числом 4 (40, 400), отражает также и то, что большой цикл состоит из четырех периодов, малых циклов. Указываемый в огузских сказаниях срок жизни Коркута 95 лет соответствует этому; число 90 у огузов и число 40 казахских вариантов тождественны друг другу, а оставшиеся 5 (95 – 90 = 5) соответствуют опущенной в текстах казахских легенд единице (41 – 40 = 1). Результаты 1 + (4 х 40) = 1 + 160 = 161 или 5 + (4 х 90) = 5 + 360 = 365 отражают «большой цикл» – «великий годовой цикл». Квадрат числа 161 дает число 25 921 (161 х 161 = 25921). Если учесть, что 25920 – показатель полного, на 360° цикла смещения астрономической прецессии, можно увидеть, что Коркутовское число 25921 (1 + 25920 = 25921) показывает именно этот цикл прецессии. Если число 25920 считать «великим годом», какова длительность одного дня такого года? 25920 : 360 = 72, т.е. один день «великого года» равен 72 обычным годам[i]. В ходе смещения прецессии каждые 72 года происходит смещение на 1° или 1 день обычного года. Итак, продолжительность жизни Коркута фактически соответствует циклу прецессии длительностью в 25920 лет; возвращение в начальную точку в цикле прецессии происходит только через 25920 лет. Отправление Коркута из точки центра и возвращение в нее соответствуют этому временному промежутку.

Если теперь мы вернемся к представлению о «четырех веках» человечества, известно, что есть древнегреческий (золотой, серебряный, бронзовый и железный века Гесиода), индийский (четыре юги) и ацтекский (четыре века, называемые «четырьмя ягуарами», «четырьмя ветрами», «четырьмя дождями», «четырьмя водами»)[5] варианты этого представления. Учитывая, что последний – центральноамериканский – пример развивался в независимом от индийской и греческой традиций пространстве, есть возможность говорить о том, что подобные представления существовали и у предказахов, притом без обычного уточнения о «заимствовании у индоевропейцев». Сходные представления вполне могли возникнуть у прототюрков самостоятельно, более того, нельзя отрицать вероятность, что в основе индоевропейских (индийских, греческих и т.д.) представлений находятся прототюркские. Четыре странствия Коркута нам сподручнее сравнивать с индийским, а не с греческим или ацтекским, вариантом представления о «четырех веках». Индийский цикл «манвантара», оформляющий космический порядок, состоит из четырех частей («юг»). Эти четыре юги таковы:

1. Критаюга (или сатьяюга), «благой век»; человечество этого периода обладает всеми возможными положительными качествами, не знает ни печалей, ни болезней, царит всеобщее равенство, все человечество поклоняется единому Богу.

2. Третаюга; век, когда справедливость незаметно начинает убывать, а человечество деградировать, но религиозные обряды и ритуалы все еще строго исполняются; в этот период возникает наибольшее количество видов жертвоприношения.

3. Двапараюга; век, когда в мире начинают преобладать зло и разложение, целостная вера распадается, человечество охватывают эпидемии.

4. Калиюга; век окончательного разложения нравственности; срок человеческой жизни сокращается, а сам человек впадает в зло и грех, люди уничтожают друг друга в бесчисленных войнах, цари угнетают подчиненных, нравственные люди нищают, преступность расширяется, портятся женщины, в отношениях людей преобладают лживость, мстительность, неудовлетворенность, исчезает вера.

Отголоски знаний древних тюрков о «четырех веках» человечества можно заметить в «Родословии тюрков» Абульгази (и в «Сборнике родословий» Рашид-ад-дина):

Первый век – время кагана Огуза соответствует критаюге (сатьяюге).

Второй век – «тюрки до царствования Алынши были мусульманами», что соответствует третаюге, когда все еще сохранялась вера в единого Бога.

Третий век – «после хана Алынши увеличилось количество скота, народ был опьянен богатством и забыл Бога, лишился религии», что соответствует двапараюге.

Четвертый век – «во времена Карахана люди стали совсем неверующими (кафирами)» (Әбілғазы. Түрік шежіресі (Родословие тюрков). С. 16), что соответствует калиюге. Кстати, слово «кали» с санскрита переводится как «черный» (ср. «Қарахан» – «Черный хан»)[ii].

Надо отметить, что в варианте Абульгази эпоха кагана Огуза в перечне указывается не первой, а четвертой (последней), вероятно, следует понимать такой порядок как возникший из генеалогических, религиозно-идеологических потребностей того времени. Коркут-ата – это также образ огузской среды, в контексте вероятного существования в этой среде представлений о «смене четырех веков» есть некоторые основания предполагать присутствие этой темы и в «циклических движениях» Коркута.

Главная особенность индийских «четырех веков» состоит в том, что каждый из этих веков по длительности составляет соответственно 4/10, 3/10, 2/10, 1/10 продолжительности полного цикла, т.е. обнаруживается точное сходство пропорциональной закономерности распределения времени в индийском цикле по отдельным периодам (векам) и в странствии Коркута по малым кругам. Если цикл манвантары составляет 64800 лет, то в соответствии с указанными пропорциями критаюга составляет 4/10 всего цикла или 25920 лет, третаюга – 3/10 или 19440 лет, двапараюга – 2/10 или 12960 лет, а калиюга – 1/10 часть цикла или 6480 лет. Выше мы определили возраст Коркута как 25921 (25920 + 1) год. Этот срок жизни Коркута, как видим, соответствует длительности критаюги. Исходя из этого, можно предположить, что и другие, приведенные здесь временные показатели могут иметь отношение к Коркуту. Но мы еще не поняли смысла других чисел, связанных с именем Коркута. Пока же хотим обратиться к другому аспекту темы и поставить вопрос: «Возможно ли, чтобы в основе индийского понятия «юга» находилось более древнее, прототюркское понятие?» Такая постановка проблемы, конечно, покажется неожиданной и даже неуместной. Тем не менее, попытаемся изложить свои аргументы.

Исследователи связывают появление слова «юга» в рассматриваемом значении с некоей, известной с древнейших времен игрой в кости. Упоминается при этом, что в архаическом обществе перед началом любого важного дела большое значение придавалось гаданию путем бросания кости. «Югами» назывались стороны игральной кости, соответственно имевшие четыре, три, две и одну метку и считавшиеся все менее благоприятными. Таким образом, сумма чисел на четырех сторонах кости составляла 10, а значимость (стоимость) каждой из сторон варьировалась как 4/10, 3/10, 2/10, 1/10. Традиция гадать с помощью такой игральной кости постепенно стала основой для формирования сложной символической системы юг.

У нас есть собственное соображения по поводу этой «игры в кости» и названия «юга».

Во-первых, так называемая «игра в кости» – это самая обыкновенная, любимая игра аульных мальчишек – асыки (альчики), и игральная кость – это самый обыкновенный асык (научное название коленной косточки «астрагалы» – Пер.). Мы утверждаем это, т.к. широко распространенная «кость» (казахи называют ее «тас» – камень), используемая при игре в кости, представляет кубик, соответственно, она обязательно имеет не четыре, а шесть граней. Мы же говорим о «кости» с четырьмя гранями, четырьмя вариантами падения. Этому требованию полностью соответствует казахский асык / альчик. У асыка четыре стороны – «алшы» (әләу), «тәйке» (тауқа), «бүк» (бүге), «шік (шіге). Пятый вариант падения асыка «омпа» встречается крайне редко (символизирует редкую удачу) и по большей части в правилах игры не рассматривается. Четыре варианта падения асыка не одинаковы по своему значению (стоимости), т.е. «алшы» имеет степень 4 (4/10), «тәйке» – 3 (3/10), «бүк» – 2 (2/10), «шік» – 1 (1/10).

Такие четыре положения асыка могут символизировать и четыре фазы Луны (это тема для отдельного исследования).

 

 

 

Во-вторых, индийское слово «юга» (yuga) одновременно означает «упряжка, упряжь», «пара» и «поколение»[6], исходя из этого, можно предположить, что первоначальное значение было совсем другим. Одно из приведенных значений древнеиндийского слова «юга» – «упряжь, упряжка», к которому и по значение, и по звучанию близки казахские (тюркские) слова «жегу» («йегу», запрячь), «жүген» («йүген», уздечка), «үйір» («йүгүр», косяк лошадей). Значению «пара» слова «юга» и по смыслу, и по звучанию близко тюркское слова «йегі» (два, ср. также «йегірме», «жи-ырма» – двадцать). Особое внимание следует обратить на имеющее отношение к игре в асыки слово «иір» («асық иіру» – «раскручивать асык»). Значение слова «иір» – «кружить, крутить» не только передает круговое движение в цикле, но и имеет вариант «үйір» («үйіру» – раскручивать, «үйірме» – крученый бросок), в основе которого находится слово «ию / үю» («йіг» или «йүг» – сгибать, собирать, нагромождать). Если учесть, что из этого же корня происходят казахские слова «үйрену» («йүгрену» – «научиться, учиться какому-либо искусству, игре и т.д.», русское слово «игра» происходит от этого слова «йүгүр» – «игір» – «иір»), «игеру» (освоить, научиться), «жүгіру» (бегать), «жүру» (ходить, «жүгүр» < «йүгүр»), то отражающее ход (жүріс), бег (жүгіріс – йүг-үріс), обращение-кружение (йүгірім – үйірім / иірім) веков и считающееся индийским слово «юга», на самом деле, выглядит, скорее, тюркским или прототюркским. Если слово «юга» является измененным вариантом тюркского слова «йүг», то из этого следует три вывода:

1. Это слово должно быть пришло в Индостан самое позднее в конце 1 тыс. до н.э. в результате миграции юэчжи (кушан), которых мы считаем тюркоязычными. Но более убедительной представляется версия о заимствовании индоариями этого слова во 2 тыс. до н.э., когда они обитали на территории Казахстана, отсюда следует, что в указанное время в указанном регионе находились и прототюрки.

2. Тюркская природа слова подтверждает нашу гипотезу о том, что «игра в кости», ставшая основой индийского представления о «четырех веках», была игрой в обычные асыки.

3. Предположение о странствиях Коркута в четырех направлениях как «четырех веках», высказанное на основе числовых соответствий, обретает реальную основу.

Вероятно, существуют и незамеченные нами тайны «детской» игры в асыки, хочется надеяться, что этнографы и другие исследователи обратят внимание на эту проблему[iii].

Если дать названия «четырем векам» человечества в соответствии с терминологией казахской игры в асыки, первый век (критаюга) – это век (когда наш асык упал) алшы, второй век (третаюга) – это век (когда наш асык упал) тәйке, третий век (двапараюга) – это (когда наш асык упал) бүк, четвертый век (калиюга) – это (когда наш асык упал) шік. Не будем рассуждать о человечестве в целом, обратимся к современной ситуации казахов: безответственность, падение нравов, действительно, соответствуют самому низшему по значимости положению асыка «шік» – «на спине». В системе Манвантары мы сейчас существуем в самом конце калиюги, в момент окончания полного цикла времени. Предстоят великие перемены, новый цикл.

Если срок жизни Коркута принять за 25920 лет, то временная протяженность его странствия от одной могилы до другой можно принять за 6480 лет. Разумеется, это лишь исчисления, основывающиеся на гипотезах. Я не могу знать, каким был изначальный расчет, возможно даже он точно соответствовал пропорциям юг[7].

 

Также считаем возможным обратиться здесь и к шумерской традиции. Например, одно из значимых чисел у шумеров – 64800, например, «длина горизонта» – 64800 буру (буру – шумерская мера длины). Эпоха древнешумерского первоцаря Зиусудра (Ут-Напишти ассирийского варианта) длилась 64800 лет.

Длительность в 64800 лет представляет сумму длительности двух полных и одного половинного цикла прецессии (25920 + 25920 + 12960 = 64800). Есть попытки уподобить шумерского Зиусудру индийскому Ману, в этот ряд мы можем ввести и Коркута.

Можно ли сопоставить число 64800, составляющее два с половиной цикла прецессии, с числовыми символами легенды о рождении Коркута? Смотрите: «Место, где родился на свет Коркут, земля, которая впитала каплю его пуповинной крови, – это гора Қараспан (букв. Черное небо. – Пер.). Во время беременности мать Коркута страстно желала куланьего мяса (жерік болды), а потому ее беременность продлилась три года и девять дней. В конце каждого года этой беременности мать Коркута мучилась, испытывая родовые схватки так, как будто вот-вот на свет появится младенец. Но и в первый год, и во второй ребенок так и не родился. Лишь через три года и девять месяцев у женщины начались настоящие родовые схватки. Это были не обычные схватки, все небо заволокло черными тучами, как будто вместе с роженицей в потугах мучился весь мир. Гремел гром, сверкала молния, поднялась буря. Ужас охватил народ, связавший происходящее с сакральной силой рождающегося на свет младенца. Об этом сохранились слова:

Қорқыт туған кезінде,

Қараспанды су алған,

Қара жерді құм алған,

Ол туарда ел қорқып,

Туғаннан соң қуанған![8]

Когда родился Коркут,

Гору Караспан захлестнули воды,

Черную землю покрыли пески,

При его рождении народ был напуган,

А после рождения обрадовался!

Каков внутренний смысл числового показателя «три года и девять дней»? Нам это неизвестно, но учитывая, что в казахской традиции числа 3 и 9 сопрягаются обычно в устойчивой модели «три девятки» (например, в «Семи уложениях» хана Тауке штраф за преступление составляет «три девятки» (трижды девять верблюдов + 1 раб, трижды девять лошадей + 1 верблюд, трижды девять коров + 1 верблюд, трижды девять овец + 1 лошадь), есть наказание / штраф « одна девятка»), выражение «три года и девять дней» можно рассматривать и как искаженную формулу «три девятки» (трижды девять).

Трудное рождение Коркута (долгие роды его матери) можно сравнить со схожим событием в древнегреческой мифологии, здесь Лето в мучениях рожала «гиперборейского» Аполлона, роды ее растянулись на девять дней, лишь на девятый день, когда богини одарили Илифи ожерельем, та смогла разрешиться от бремени. В легенде о рождении Коркута говорится о трех годах и девяти днях или трижды девяти днях, нет сомнения, что за этими числовыми символами скрывается единственное число девять. В этом смысле Коркут и Аполлон типологически едины, представляют принадлежащие разным традициям два варианта одного образа. Есть дополнительные аргументы в пользу такого тождества.

1. Если Коркут – кобызист и изобретатель музыкального инструмента кобыза, то и Аполлон связан с музыкой, он играет на кифаре (музыкальный инструмент, похожий на лиру), вероятно, он и являлся первоначально изобретателем этого инструмента.

2. Коркут играет на кобызе, расстелив ковер (одеяло) на поверхности вод Сыр-Дарьи, там, где находится «пуп земли». Этот образ «расстеленного на воде ковра» схож с образом «плавучего острова» Астерия, на котором рождается Аполлон.

3. Коркут, так же как и Аполлон, – шаман.

4. Упоминается младшая сестра Коркута, у Аполлона также есть сестра-близнец.

5. Сам Коркут и его кобыз связаны с образом лебедя, о связи Аполлона с этим же образом мы уже говорили. Желмая Коркута, изображающийся в облике крылатого белого одногорбого верблюда представляет измененное в соответствии с условиями кочевого хозяйства обличье лебедя (в сказочном, эпическом и легендарном фольклоре желмая в качестве «транспортного средства» используют не только шаманы-абызы, но и старухи и девушки, что определяется изначальной сопряженностью образов девушки и лебедя).

6. Коркут считается покровителем и наставником шаманов, целителей, музыкантов, Аполлон – покровитель искусств и «водитель» девяти муз.

Отличие Коркута от Аполлона состоит в том, что у него нет лука, Коркут не является стрелком, лучником. Но здесь стоит учесть, что кобыз фактически воспринимался как лук. Кроме того, в качестве еще одного аргумента в пользу тождества Коркута и Аполлона стоит упомянуть образ змеи: гибель Коркута наступает от змеи, Аполлон убивает змея Пифона. Храм Аполлона в Дельфах построен на месте древнего святилища, охранявшегося Пифоном. Именно там, на «пупе земли», как считали древние греки, был расположен Омфалос – священный камень (метеорит). В некоторых вариантах мифа говорится даже о том, что здесь находится могила Аполлона[9]. Если Омфалос – «пуп» (центр) земли, то Пифон – оуруборос – змей, свернувшийся вокург этого камня, кусая себя за собственный хвост. Т.е. это символ знака абак. Место, куда вернулся Коркут после странствий, – «пуп земли» (мира), змея, которая укусила его позднее окружает кольцом этот центр. Очевидно тождество и в этом аспекте. Еще одно соответствие – могила Коркута находится на Сыр-Дарье, на «пупе земли», могила Аполлона – в Дельфах, также на «пупе земли». Все это показывает, что гиперборейский Аполлон и Коркут представляли некогда единый образ.

Сыр-Дарья как «пуп земли» в легендах о Коркуте представляет позднюю вариацию древнейшего, гиперборейского центра мира. Изначально этот центр находился на Северном полюсе. Со временем с переходом от полярной символики к зодиакальной, «функция центра (пупа)» переместилась в точку пересечения Млечного пути, эклиптики, небесного экватора, а также земного горизонта (пересечение четырех линий – «перекресток девяти дорог»), т.е. центр теперь оказался где-то по течению Небесной реки – Млечного пути. «Пуповинная» символика Сыр-Дарьи, в певую очередь, связана с образом «небесной Сыр-Дарьи» – Млечного Пути. Сыр или Сүйін (Сайын < Сейһун-дария)[10] – – одно из названия Млечного пути как реки. Поэтому, «пуп земли» на Сыр-Дарье, где расположена могила Коркута, является проекцией точки пересечения неких координат ночного неба рядом с Млечным путем (вероятно, на границе созвездий Стрельца и Рака (Змеелова).

Согласно широкоизвестным легендам, Коркут не смог убежать от смерти. Но «Коркутовская символика веков человечества» утверждает, что он не умер, что скоро начнется его вторая жизнь. Коркут – вечен, потому что он – само Время, казахская (тюркская) версия Времени. Коркут-ата не перестает удивлять нас. Бесчисленные легенды о нем еще многое могут рассказать нам, зашифрованные в них тайны еще не раскрыты. Мы должны научиться раскодировать их, понять их, усвоить это знание, использовать для упорядочивания нашего существования.


[1] Большинство этих легенд собрано в энциклопедическом сборнике «Қорқыт-ата», изданном в 1999 г.

[2] Аязбекова С.Ш. Картина мира этноса: Коркут-ата и философия музыки казахов. Алматы, 1999. С. 194.

[3] Сарыбаев Т. Кюй как коммуникативное явление // Инструментальная музыка казахского народа. Алматы, 1985. С. 54; Аязбекова С.Ш. Картина мира этноса… С. 195.

[4] Қорқыт-ата. Энциклопедический сборник. Алматы, 1999. С. 92-93.

[5] Индейцев Центральной Америки мифология // МНМ 1-520.

[6] Юга // МНМ 2-676.

[7] Об этих пропорциях см.: Дугин А. Абсолютная Родина. С. 93-104.

[8] Сейдімбек А. Қорқыт аңыздары (Легенды о Коркуте) // Қорқыт-ата. С. 105.

[9] Аполлон. МНМ 1-94. По историческим свидетельствам, вплоть до 20-х годов 20 в. могилу Коркута на берегу Сыр-Дарьи отмечал огромный камень, позднее подмытый паводком. Это еще одно сходство. – Пер.

[10] Само название этой реки, называвшей в разное время Яксарт, Інжу-дария (букв. Река-жемчуг), в арабоязычной литературе 8-9 вв. в период карлуков вызывает вопрос. Нам хотелось бы связать слово «Сейхун» с понятиями казахской эпики, генеалогии, мифа «Сүйін», «Суын» (водяной), «Сайын» (бескрайний простор. – Пер.), «Сейіл». Учитывая закономерность замещения «қ» – «с», можно предположить, что одно из прототюркских названий Млечного пути «Қайын», «Құйын» (в совр. языке «вихрь».– Пер.) имело варианты «Сайын» (Сайыл, Сейіл), «Сұйын» (Сүйін, Суын).


 

[i] В Центральном и Восточном Казахстане до сегодняшнего дня ведущие исчисление времени по древнему («тенгрианскому») календарю есепши за один год принимают один полный цикл мушеля, т.е. пять 12-летних циклов или 60 обычных земных лет (5 х 12 = 60). В 1974 году шаман Мырзахан Онгаров (совхоз им. Калинина Чубартауского р-на Семипалатинской обл.) объявил об окончании 270 и начале 271 года по традиционному казахскому календарю, т.е. в 2008 году этому летоисчислению насчитывается 16234 лет. Широко распространенное выражение о рано умершем человеке «екі жасының біреүіне де жетпей қайтыс болды» (умер, не достигнув и одного года из двух) связаны с представлением о том, что обычный срок жизни человека – 2 «больших» года или 120 земных лет, т.е. представление о «большом» годе было известно и на бытовом уровне. Такие данные несколько противоречат установившемуся мнению о том, что кочевники живут «вне времени», и подтверждают вероятность реального существования представлений, реконструируемых автором. Тем более, что 72 года также могут пониматься как шесть 12 летних циклов. – Ред.

[ii] Очень четко представление о «четырех веках», в течение которых человечество деградирует, и о восстановлении исходного «золотого века» содержится в эпосе о Камбаре (анализ этого представления содержится в  статье  З. Наурзбаевой «Камбар и возрождение Золотого века»). – Пер.

[iii] Некоторые этнографические и историко-культурные данные о игре в асыки, косвенно подтверждающие реконструкцию автора, приведены в докладе на 3-их Кондыбаевских чтениях в Актау (2006). См.: Асемкулов Т. Древняя стратегическая игра «Тәртікем» и дом из сорока одной комнаты // Рух-Мирас, 2006. № 2-3 (9). – Ред.