БРЕМЯ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА

Зира НАУРЗБАЕВА

“Ямщик, не гони лошадей!”

Как независимая домохозяйка и выпускница КазГУ не могу не откликнуться на опус “независимого политолога, выпускника Московского Современного гуманитарного университета М.Сытника “Лошадка русского языка и телега казахской цивилизации” (в одном из декабрьских номеров газеты «Мегаполис» и электронной газеты “Навигатор” за 2001 г. Хотя редакция приглашала к дискуссии, этот мой отклик по разным причинам был отклонен как гл. редактором газеты “Мегаполис”, так и гл. редактором интернет-газеты “Навигатор”). Выпускник этот, правда, не слишком лестно характеризует свою альма-матер. “На копейку амуниции, на рубль амбиции”, — так кажется говорят руссике. Преклоняюсь перед великой русской культурой и ее истинным представителями – людьми  деликатными и интеллигентными, глубоко образованными, патриотичными, умеющими вести диалог на равных, без провокаций и претензий. Сразу скажу, Сытника к этой категории отнести невозможно. Хотя бы потому, что русский язык он не любит, готов сделать его разменной монетой в политических играх. Вряд ли русский патриот столь прагматично отнесется к родному языку, как это Сытник предлагает сделать казахам: “И человеку все равно, кто создал это средство (язык – З.Н.), он просто берет и пользуется им”. Если бы это было так, в ХУШ в. Россия приняла бы в качестве государственного немецкий или в ХIХ – французский. И как русскому отнестись к “основному идеологическому тезису: русский язык не является национальным языком одного народа”. Механицистское отношение к языку , который М.Сытник сравнивает с автомобилем “Мерседес”, вряд ли скрасит милостивое разрешение, чуть ли не назидание: “Каждый народ должен знать свой язык, и если человек не знает свой родной национальный язык…” Какой язык в качестве родного обязаны знать русские, которых…Сытник ничтоже сумняшеся лишил национального языка своим “основным идеологическим тезисом”.

На счет личных философских воззрений М.Сытника отнесем и его недоказуемую концепцию о том, что “в основе земного бытия лежит действие (?), действие переходит в качество (?)…” и пр. У Аристотеля, на чей авторитет пытается опереться М.Сытник, “действие” является девятым из десяти классов предикатов, но никак не первым. Зачем понадобился М.Сытнику этот псевдо-аристотелевский аргумент не совсем понятно, ведь он отрицает всю его статью: уникальное богатство глагольных форм в тюркских языках – давно известный факт мировой лингвистики.

Раз за разом повторяя прописную истину о неисчерпаемых возможностях русского языка адекватно передавать сложнейшие оттенки мысли, сам М.сытник не отличается способностью точно формулировать свои в общем-то несложные, почерпнутые то ли из школьных учебников, то ли из методичек СГУ мысли. Не злоупотребляя газетной площадью, “объективно, профессионально и научно” (как изволит выражаться г. Сытник) укажем лишь некоторые из его перлов. “Критерием результата поставленных целей является ясно воспринятый смысл этих целей…” “Девизом государственной идеологии является идея…” “русский язык можно сравнить с…дубом, который держал на себе…ускоряющуюся эволюцию  мира”. “Каковы те реальные и практические причины”, понуждающие г.Сытника рекламировать свои “профессиональные и научные знания лингвистики”, мы еще поговорим. А сейчас обратимся к

Сравнительному языкознанию М.Сытника.

Сразу скажу, к науке штудии разбираемого автора отношения не имеют. М.Сытник сам устанавливает правила игры (то бишь сравнения), и сам же с легкостью необыкновенной их нарушает. Языки “должны оцениваться без связи с процессами их создания”, — почему-то считает он, а затем вдохновенно живописует тысячелетнюю историю русского языка, “самой древней основой (?) которого является санскритский язык”.

В сущности, разумный человек не будет возражать сытниковским дифирамбам русскому языку. Да, в русском языке есть и существительные, и прилагательные, и глаголы, и падежи, и спряжения, и времена, рода, числа и т.п. Да, “система русского языка обеспечивает все логические операции мышления”, есть единые правила и законы. Все это так, но зачем ломиться в открытую дверь, доказывая, что “в основе каждого русского слова лежит звуковая форма, которая может быть перенята из любого языка мира” Полноте, г.Сытник, мы и так знаем,  что русский язык впитал в себя “древнегреческий, дрвенеримский, древнееврейский, византийский языки”. “Вся медицина основана на латыни”, — Вы совершенно правы, успокойтесь, оботрите пену у рта. Только почему-то не достало у Вас сил написать как масштабны были заимствования из тюркских языков, и не только на лексическом, но и на грамматическом уровне.

А горячится наш лингвист-политолог потому, что воспевает он русский  язык вослед великим писателям не совсем бескорыстно. Вопрос он ставит вполне конкретно: “Какой язык соврешеннее?” Смысл его затянувшейся лекции – на фоне великолепия русского языка продемонстрировать  нищету казахского. А за этим следует нехитрая мыслишка: “Необходимо для начала отделить язык как продукт интеллекта от того народа, который этот продукт создал…” Итак, язык – это продукт интеллекта создавшего его народа. Русский язык – это научный язык, отражающий законы и категории бытия. Казахский язык –  бытовой, надо так понимать, законов бытия передать не способный. Подобный продукт соответствующим образом характеризует интеллект создавшего его народа. Короче говоря, на лошадке русского языка казахи, сами “даже не осознавая того…доехали до смысла какой-либо науки и развили свой интеллект”. Ну что же, приехали, теперь остановимся, сойдем с лошади (или телеги?) и объяснимся. Хотя, честно говоря, контактировать с подобным смердящим и низкоинтеллектуальным шовинизмом тошно, и где-то даже неприлично.

В ловушку г.Сытника мы не полезем, и доказывать ему, что и в казахском есть глаголы, существительные и прилагательные, абстрактные понятия и звуковые формы, в т.ч. и заимствованные, что казахский язык обеспечивает индукцию и дедукцию, мы не станем. Не станем напоминать о древнетюркской рунической  письменности, переводах буддийского канона, манихейских гимнов и христианских молитв на тюркский задолго до крещения Руси. Лишь одна неприятная новость для г.Сытника: доводилось ли Вам слышать о “Кодекс куманикус” – кипчакском письменном памятнике начала ХIУ в. Так датируется найденная в Венеции рукопись, скорее всего являющаяся списком с более древнего текста. “В “Кодексе” приведен словарь персидско-латинско-половецкий. Дана грамматика. Последняя треть связана с немецким языком”. Не буду отсылать к трудам великих русских тюркологов, полистайте хотя бы популярную книжку известного журналиста М.Барманкулова “Хан Иван”, которая здесь цитируется. Тюрки знали и употребляли не только различные юридические термины. В “Клдексе” приведены такие умозрительные понятия  как “сущее” – “барша”, “неведомое” – “билмегенни”, “спасение” – “йулмак”…В том же ХIУ веке было написано сочинение Абу Хайана “Китаб ал-идрак”, содержащее образцы древнекипчакского языка – словарь и грамматику, причем близкие современному казахскому – “наспех посаженному молодому дереву”, как выражается М.сытник.

Нужно ли объяснять г.Сытнику, что казахский язык, так же как и другие языки, отражает законы бытия. Вряд ли. Логика лингвиста-политолога проста, ее выразил еще дедушка Крылов: “Ты виноват уж потому, что хочется мне кушать”. Казахский язык учить не хочется, значит надо во что бы то ни стало  обосновать изменение статуса русского языка в Казахстане, а на казахский повесить всех собак. В 60-х г.г. прошлого уже века на Алматинскую ковровую фабрику по распределению из Москвы приехала молодая художница – разработчик орнаментов. Как и М.Сытник она была до мозга костей шовинисткой, но в отличие от него  — действительно эрудированным и интеллектуальным исследователем. Изучая орнаменты народов Евразии, она доказала существование некоего изначального орнамента, передающего законы космоса и сохраненного казахами, установила, как шаг за шагом по мере удаления от казахских степей орнамент этот видоизменяется, утрачивая глубинный смысл. Свои выводы она опубликовала в престижном союзном журнале “Декоративно-прикладное искусство”. Будучи шовинисткой, свое открытие объяснила так: все народы творчески подходили к традиционному орнаменту и развивали его. Казахи же настолько тупы и ленивы, что как получили тысячи лет назад космическое знание, так и донесли его до наших дней, даже и не попытавшись развить. Имя этой исследовательницы упоминать не буду, т.к. прожив 40 лет бок о бок с казахами, она наконец изменила свое отношение к нам, и теперь друзей себе выбирает из казахов, “как правило, из сельской местности”, Можно предположить, что и юный выпускник СГУ неприятное для него известие о существовании практически стабильной на протяжении тысячелетий основы “наспех посаженного молодого дерева казахского языка” постарается истолковать именно так: застывший язык, не способный к развитию. Кстати,  относительно передачи тончайших нюансов мысли: уже для произведений казахских жырау, творивших пять веков назад, нормой являются сложные предложения из 7-8 частей.

О “смысле какой-нибудь науки”

Да, современную науку казахи получили через русский язык,  как при других обстоятельствах могли получить через английский. И за эту науку казахи заплатили кровью миллионов братьев и сестер. Мне не приходилось слышать, чтобы немцы или голландцы требовали государственного статуса для своего языка в РФ на том основании, что они “довезли” русских до науки.

Возможно, г.Сытнику неизвестны имена “второго учителя человечества” Аль-Фараби, Жусупа Баласагуни, Хайдара Дулати, которые не только “доехали” до смысла науки на “лошадке” арабского языка, но и внесли свой вклад в нее. Тогда отсылаю его к статье Т.Асемкулова “Казахский эпос: Человеческий дух в поисках изначального смысла” (Горизонт, 1995, № 51, 52, 1996, №1), в которой доказывается, что в “глухом ауле” казахские старики, о великом русском языке получившие некоторое представление в сталинских лагерях и по имперской статистике числившиеся неграмотными, так вот эти старики – музыканты, шаманы и басмачи – интерпретировали казахский фольклор как зашифрованную информацию об архетипах человеческой души. Обсуждали они так же зашифрованную в сказках “1000 и 1 ночи” информацию о погибших цивилизациях прошлого, скрытых на океанском дне. Одна из тем их разговоров – форма кванта света, как ее представляло тенгрианство. Статья эта была написана в конце 70-х в качестве дипломной работы студента филологического факультета КазПИ им. Абая. Ни информаторы, ни автор статьи – политически неблагонадежный студент-казах, не вхожий в закрытый книжный фонд, — не имели возможности познакомиться с трудами К.Юнга и его школы. Они лишь на своем “бытовом казахском” передали сакральное знание кочевой цивилизации, на тысячелетия опередившей европейскую психологию.

Вспоминается смешной случай, произошедший несколько лет назад. Русская полоса газеты “Заман-Казахстан” опубликовала статью канд.искусствоведения А.Мухамбетовой “Красный бык пришел на родную землю”, доказывавшую, что “восточный” календарь 60-летнего цикла был создан тюркско-монгольскими племенами на основе их знаний астрономии и метеорологии и для практических нужд кочевого скотоводства. После выхода статьи в редакцию позвонил задыхающийся от бешенства старичок и прошипел: “ Так что, выходит, вы высокоразвитее нас?” Формулировать вопрос подобным образом (а вопрос “Какой  язык совершеннее?” является его вариантом) свойственно рабу, рабу по сути своей, потому что раб мыслит в категориях “превосходство”, “раб”, “господин”, он пытается изо всех сил казаться “господином”, более высокоразвитым, с более совершенным языком. Лишь свободный человек, уверенный в себе, не пытается навязывать окружающим мысль о своем превосходстве, а общается с ними открыто и спокойно, на равных.

Насчет уровня интеллекта казахов рекомендую М.Сытнику проконсультироваться у более-менее объективного профессора математики или любой другой сложной дисциплины. Попутно вопрос г.Мизинову: неоднократно в Вашей газете я пыталась опубликовать статью об определяемой традиционной культурой специфике интеллектуальной интуиции казахов, связанных с этим перспективах нашей страны в информационную эпоху. Каждый раз Вы отказывались публиковать эту статью, ссылаясь на чрезмерный объем и сложность текста. Теперь же Вы предоставляете в 2 раза больший объем (в электронном варианте в 4 раза) для статьи, в квазинаучной форме оскорбляющей язык и интеллект казахов. Насколько это соответствует евразийской концепции Вашей газеты?

Агглютинативность казахского языка и флективность русского

вот что не дает покоя М.Сытнику, вот та мысль, которую он тщится выразить, но почему-то это не удается ему. Не хочется думать, что “профессиональный и научный” лингвист не знает этих терминов, запросто обсуждаемых в казахской прессе на “бытовом казахском”. Но если знает, то почему не ввел их в текст, вместо того, чтобы занудно объяснять: “И произношение слова, передающее смысл в другом языке, становится произношением корня русского слова…Русское слово “идея” образовалось от латинского слова по корневой форме звука (?), а затем переложилось на русские буквы…” и пр., и пр. А в казахском языке, вот кошмар и ужас, “берется русское слово (научный термин) и в соответствии со смыслом употребления добавляется к окончанию суффикс из 2-3 казахских букв”. Во-первых, не совсем ясно, что такое “русские буквы” и “казахские буквы”. Вряд ли М.Сытник имеет в виду тюркские руны или арабскую графику, или другие системы письменности, использовавшейся предками казахов. Если “казахскими буквами” он называет знаки, употребляемые для фиксации отсутствующих в русском языке звуков, то хочу поставить его в известность, что казахские суффиксы включают как “русские”, так и “казахские буквы”. “Слово (научный термин)” может браться не только из русского, но и из любого другого языка. Преобладающие заимствования из русского, точнее через русский язык, в ХХ веке связаны с колониальными условиями. До этого казахи черпали термины из арабского и фарси, сейчас – все чаще – из латыни, английского и т.д., минуя русский. Как уже было сказано, то, что казахи, заимствуя термин, не отбрасывают его окончание, связано с агглютинативной природой тюркских языков. Предлагаю М.Сытнику, прежде чем вносить поправки в Конституцию РК, обсудить на уровне ООН вопрос о преимуществе флективных языков над агглютинативными.  Очевидное преимущество первых – более короткие конструкции. В агглютинативных к корню присоединяется иногда 5-6 частиц, отражающих различные функции. Конструкция получается сложнее, но законы ее составления настолько строги и ясны, что уже 3-летний ребенок к незнакомому корню безошибочно выстраивает требуемые окончания. Вполне возможно, что эта подсознательная “математика” наряду с другими факторами влияет на математические способности, развивает интеллектуальную интуицию носителей агглютинативных языков. Агглютинативные языки близки к принципам действия искусственного интеллекта, что при правильном использовании обеспечивает дополнительные преимущества в информационную эпоху.

Формы языка и законы бытия

Еще одна проблема, вокруг которой М.Сытник долго кружился, но сформулировать так и не смог, неоднократно исследовалась в философии языка. Одним из первых ее сформулировал В. фон Гумбольдт. В науку она вошла как теория языковой относительности Сепира-Уорфа. Суть этой проблемы в том, что мы выражаем свои мысли на определенном языке, и языковые формы – лексические, грамматические, синтаксические – бессознательно определяют формы мышления человека.  Л.Витгенштейн разрабатывал правила “языковой игры”, помогающей преодолеть “околдовывание нашего разума формами языка”. Теория языковой относительности красива. Но как и всякая научная теория, она выражает истину односторонне, в заостренной форме. Другая сторона этой истины – существование, как справедливо заметил М.Сытник, единых абстрактных категорий бытия, которые так или иначе отражаются в любом языке. Для казахов, волею исторических обстоятельств ставших своего рода лингвистическими амфибиями, существующих вот уже целый век одновременно в двух языковых системах, пусть на бессознательном уровне постоянно сличающих их формы и структуры, проблемы “околдовывания” просто не существует. И даже если казахский язык изначально имел формы, отличные от индоевропейских, барьер этот давно уже преодолен казахской интеллигенцией. Созданы синтаксические структуры, адекватно отражающие любые оттенки современного научного мышления.

Если же барьер действительно непреодолим, наиболее логичным и эффективным решением для наших естественных и технических наук является ориентация на английский язык. Использование апробированной во многих странах, в т.ч. и в Японии, модели. В тех же казахско-турецких лицеях гуманитарные предметы изучаются на казахском и турецком, а естественные и технические – на английском. Это предложение не является выпадом против русского языка, оно основывается на нескольких фактах: английский язык действительно мировой научный язык, даже русские и немецике специалисты в узких областях свои результаты оформляют и публикуют в международных журналах на английском; грамматика английского языка гораздо проще русской, практически вся лексика вошла в международную научную терминологию; программное обеспечение также ориентировано на англоязычного пользователя. Изучение английского языка, необходимого для научной деятельности, дается гораздо легче изучения русского. Практически, уже сейчас все серьезно работающие ученые-естественники в РК владеют английским в нужной степени, так что русский становится лишь дополнительной посредующей ступенью, замедляющей движение научной информации.

М.Сытник переживает, что в научных текстах “на 10 слов казахского текста приходится только 5 истинно казахских слов, а остальные — научные  русские термины” Давайте возьмем любой научный текст на русском языке и посчитаем, сколько в нем “истинно русских слов”, а сколько заимствованных. М.Сытник восхваляет способность русского языка заимствовать лексику, но отказывает в этом праве казахскому. Причем казахи заимствуют не “научные русские термины”, а международную научную терминологию. Трогательна забота М.Сытника о “целостности казахского языка”, “интонации и стиле тюркского наречия”, разрушающихся в сфере наук и высоких технологий. Насколько русскому человеку ХIХ в. покажется истинно русской речью разговор брокеров или юристов, текст по ядерной физике или компьютерной технологии. Кстати, в России неоднократно поднималась проблема размывания русского языка, даже и не научного, а обыденного в результате хаотических заимствований из английского, зачастую при наличии адекватного русского понятия.

“Научный смысл” таможенной деятельности.

Сознательно или нет, М.Сытник совершает еще и подлог, когда запугав читателя сложностями высоконаучного языка, он пишет: “…Если этот человек зашел в государственный орган – в прокуратуру, какое-либо министерство, таможню, Академию наук и т.д .… то этим людям необходимо знать: во-первых, научный язык, адекватно передающий сложность научного смысла своей работы…” Не знаю, какая научная деятельность ведется на российской таможне, но чтобы работать и, тем более, “зайти” на казахстанскую таможню, специального знания научного языка не требуется.

“Наше правительство ставит себе задачу научить не просто бытовому, а совершенному казахскому языку 80% общества Казахстана”. Полноте, г.Сытник, где Вы видели общество, 100 процентов которого в совершенстве владеют языком. Казахский словарь в середине ХХ в. включал 300 тысяч слов и понятий. Как Вы справедливо заметили, в обычной речи употребляется не более 1 тыс. слов. Такова ситуация не только в Казахстане, но и в других странах. Ее видимо следует считать нормой нашего времени. Затем идет дифференциация: писатели до тонкости знают художественную лексику, медики – медицинскую, юристы – юридическую. Ни в России, ни в США обычный человек не знает тонкостей закона и юридической лексики, потому и существуют адвокаты. Г-н Сытник предъявляет казахстанскому обществу заведомо невозможные требования совершенного знания языка всем населением страны просто потому, что не желает дать себе труда выучить казахский на самом минимальном уровне. Как говорится, “эту бы энергию, да на мирные цели”.

Если как показывалось в публикациях “Мегаполиса” возникают двусмысленности в формулировках законов на казахском языке, то это потому, что у нас в чиновной среде хватает своих казахских сытников, выдающих шедевры вроде “критерием результата поставленных целей…” Обвинять  в этом казахский или русский языки невозможно.

Москва не сразу строилась

На пороге ХIХ в. кто бы мог предсказать рождение Пушкина? Расщепленный народ: крепостные носители “бытового русского” и французскоязычное дворянство, усвоившее не столько внутреннюю суть, сколько внешние формы европейской культуры, обученное “языкам и политесу” гувернерами – вчерашними лакеями, поварами, парикмахерами. Деревянный “высокий стиль” русской литературы. Неудачные опыты по русификации научной терминологии…И вдруг взрыв. Мальчик, русскому выучившийся в трехлетнем возрасте от крепостной няньки, стал “солнцем русской поэзии”, а вслед этому солнцу пришла великая русская литература.

Да, у нас много, чересчур много проблем, но, повторюсь, они связаны не с фатальной неспособностью казахского языка к развитию, а с рядом объективных и главным образом субъективных факторов, о которых писали в частности А.Тажутов и Ж.Сулеев. Самый главный итог десятилетия в языковой сфере связан не столько с успехами государственной политики в этой сфере, сколько со стихийным сдвигом в общественном сознании, в сознании казахстанских русских. Мне, родившейся и выросшей в Алматы, где в 60-80-х г.г. казахи не имели возможности разговаривать на родном языке в общественных местах (типичная сценка того времени: девочки-казашки разговаривают между собой на остановке, к ним обязательно подойдет взрослый русский и при всеобщем одобрении толпы одернет: “Эй, кызымки, прекратите болтать по-своему, говорите по-человечески!”), на всю столицу КазССР была одна казахская школа (и это ответ на “наивный” вопрос М.Сытника: “По каким причинам 1\3 казахского народа вообще не знает своего языка?”), так вот мне, коренной алматинке, не скрою, приятно желание соседской школьницы прочитать выученное стихотворение на казахском и просьба соседской бабульки разговаривать с ее годовалым внуком по-казахски. Появилось в общем-то нормальное отношение: “Нам здесь жить, а значит надо знать казахский…А вообще-то, какой красивый язык…Интересно…”

И мы должны соответствовать этой новой ситуации, интерес к изучению языка надо поощрять, создавать адекватные возможности. В первую очередь надо ориентироваться на детей – будущее страны, создать на казахском языке полноценную информационную среду для малышей и подростков: качественные учебники, книги, передачи, мультфильмы, аудио- и видеозаписи, программное обеспечение и т.д. Нужно, чтобы для малышей казахский язык был не просто языком перевода (“креолизация” А.Тажутова), но имел собственную ценность (см. например нашу статью “Книга Степи для наших детей” о перспективах мультипликации на основе казахской мифологии).

Надо поставить на плановую и профессиональную основу переводческую и терминологическую деятельность. Возможно, необходима своего рода языковая полиция, которая будет штрафовать за бездарно переведенные вывески, указатели, надписи на упаковках товаров и пр. К проблеме “креолизации”, поднимаемой А.Тажутовым, могу добавить такое наблюдение. Лет 6-7 назад на кафедре философии одного из ведущих университетов страны происходило обсуждение планов работы. Один из аспирантов пытался изложить свой подход к созданию спец.терминологии: “Во-первых, надо обратиться к выведенной  из оборота в советское время лексике, в т.ч. религиозной; во-вторых, надо прослеживать в разных языках путь от мифологического образа к абстрактной категории, семантические пучки, зачастую общие для индоевропейских и тюркских языков, и таким образом формировать собственную лексику, за 20-50 лет осознанно пройти в основных пунктах 2-х тысячелетний путь европейской философии. Это будет не создание терминологии ради терминологии, а целенаправленное развитие национальной философии, раскрывающей внутреннюю логику языка и культуры”. Ведущий профессор кафедры перебил вдохновенную речь своего молодого коллеги чем-то вроде: “Аполитично рассуждаешь, дорогой. Термины разрабатывает и утверждает терминологическая комиссия. Работа по философским терминам уже закончена”.

Не обладающая никакой научной и информационной ценностью статья М.Сытника тем не менее может быть полезна тем, что она еще раз напоминает казахам, в особенности гос.чиновникам, об исторической ответственности, о том, что упуская отпущенный нам шанс мы ведем в пропасть язык, культуру, нацию, и что нам, в отличие от России ХУШ-ХIХ в.в., современная ситуация времени на раскачку не предоставила. Возможно, назрел вопрос о изменении языковой концепции и команды, которая занимается ее реализацией на государственном уровне.

Все остальное в этой статье – привычная шовинистическая демагогия. Надо ли напоминать М.Сытнику, что Казахстан – не СССР в миниатюре, не автономия в составе РФ, не Корея, а суверенное государство самоопределившейся казахской нации на казахской земле. Что 5\6 земной суши как-то управлялись и управляются без русского языка. Что государственный статус русского языка в РФ не обеспечивает ни полноценной государственной идеологии, ни межнационального согласия. Что советская идеология была построена на двойной стандарте и рухнула из-за своего цинизма. Надо ли напоминать, что 48% неказахского населения не тождественно 48% русскоязычного населения, что значительная доля этих процентов приходится на тюркоязычные народы, да и среди немцев, корейцев и славянских народов есть знающие, и иногда очень неплохо, казахский язык. Наша идеология должна переломить стереотип, заставляющий идти на конфронтацию в надежде выторговать уступки под лозунгом “защиты прав русскоязычного населения”, которому в Казахстане ничто не угрожает. Знание казахского языка должно стать не просто выгодным, а престижным.

Предложение придать официальный статус лингвистическому “открытию” М.Сытника – термину “научно-европейский язык” равносильно предложению зафиксировать в паспортах “европейскую национальность” представительниц древнейшей профессии.

Вместо постскриптума: Открытое письмо г.Мизинову.

Тягостное впечатление осталось у меня – постоянной читательницы Вашей во-многом симпатичной газеты после прочтения материала М.Сытника. Уже много лет языковая проблема на несравненно более высоком уровне и со знанием материала обсуждается, в т.ч. и авторами “Мегаполиса” – А.Тажутовым и Ж.Сулеевым. Конечно, грубым просчетом нашего государства является то, что подобные люди не имеют возможности формировать языковую политику страны. Но это не оправдывает публикацию провокационного материала, способного лишь обострить межнациональные отношения в стране.

Несмотря на все обаяние личности Л.Гумилева, несмотря на метафизические прозрения А.Дугина, евразийство вызывает исторически обоснованные подозрения казахов, не есть ли это очередная личина русского империализма. Ведь и в договорах о присоединении казахских жузов к России закладывалась модель, близкая к той, о  которой сейчас говорит Дугин: империи делегируются внешнеполитические вопросы при полной автономии казахов во внутренних делах, сохранении казахской территории и пр. Чем все это закончилось, известно.

И вот теперь А.Дугин красиво говорит о тюркско-шумерском факторе, об арийском наследии тюрков, о миссии Чингис-хана, о симфонии национальных культур…А Ваша газета, являющаяся рупором этих идей в Казахстане, почему-то придерживается по отношению к казахам совсем другой линии – о казахах печатаются лишь негативные материалы, чуть-чуть разбавляемые экзотикой вроде “Ханша всея Степи”. Алчные и тупые чиновники, покорный народ, провалы в идеологии и языковой политике. Да, это объективная картина того, что мы имеем. Но если евразийство является Вашей искренней позицией, в “Мегаполисе” должны занять достойное место материалы о традиционной казахской духовности, ее перспективах и возможностях, ее месте в возрождении страны. Если я правильно понимаю евразийство, Россия никогда не станет Россией, если не будет иметь в качестве равноправного и искреннего союзника возрожденный, сильный духом Казахстан.

Для казахстанских русских лозунг “Корейский для корейцев, казахский для казахов”, — это путь в тупик, в т.ч. и духовный. У казахов есть такое выражение “Шаңыраққа қара!” – “Посмотри на шанырак!”, т.е. “Пойми, на какой земле и под каким небом ты находишься, уважай этот народ и его обычаи”. Казахстанские русские должны научиться глядя на шанырак  на гербе РК видеть в нем особое и не менее значимое выражение той же духовной концепции, что отражена в иконе Успения Пресвятой Богородицы – сакральном знаке Росии.